– По прямому пути собственного изобретения. Когда я буду уезжать, я его аннулирую. И крестный указал на большие напольные часы в глубине комнаты, которые отбивали секунды. Вернее, отбивали раньше. Но теперь маятник куда-то исчез, а на его месте, как показалось Виктории, виднелся кусочек булыжной мостовой. – Ладно. Пойду приготовлю чай. Мама не забывала о хороших манерах, даже когда ее будили посреди ночи или всё переворачивали вверх дном. – Не стоит, дорогая. У нас мало времени, – сказал Крестный. Он уселся на спинку дивана, не обращая внимания на то, что пачкает башмаками диванные подушки. Потом заправил рубашку в дырявые брюки, а подтяжки так и остались свисать с пояса. Его лицо, шея, руки, каждый кусочек кожи, выглядывавший в прорехи костюма, отливали какими-то невероятными оттенками. Никогда еще Виктория не видела его таким красивым. – Собственно говоря, – усмехнулся Крестный, – я не имею права находиться здесь. Но вы же меня знаете! Чем больше мне запрещают, тем больше запретов я нарушаю! Мама изящным движением опустилась на банкетку и усадила Викторию рядом с собой. – Вас трудно понять, Арчи. Однако погодите с объяснениями. Сначала я должна задать вам очень важный вопрос. Скажите, вы заказывали иллюзию у мадам Кунигунды? Да или нет? – С чего вы это взяли? Зачем мне заказывать то, чего я терпеть не могу?! Крестный расхохотался, но Виктория заметила, что Мама и Старшая-Крестная обменялись тревожными взглядами. Ни той, ни другой ответ явно не показался смешным. – Значит, мы имели дело с кем-то самозваным! А ведь я сама раз десять открывала этому созданию дверь и позволяла приближаться к дочери! Но кем бы оно ни было, оно ищет вас, Арчи. И я уверена, что теперь нам, всем троим, грозит опасность, и в этом виноваты именно вы! Виктория почувствовала: под кроткими словами Мамы скрывается что-то неприятное, – но что именно, она не поняла. А Крестный улыбнулся еще шире. – Если в присутствии этого существа вы упомянули о моих занятиях, – произнес он загадочным тоном, сделав упор на последнем слове, – то сами навлекли на себя опасность. Но успокойтесь! Я прибыл сюда, чтобы препроводить вас, всех троих, в безопасное место. Крестный извлек из дырявого кармана оранжевый мячик и с веселой улыбкой бросил его Виктории. Мячик оказался тяжелым, и от него очень вкусно пахло! Но Мама тотчас отобрала его у девочки, словно он мог причинить ей вред. – Не бойтесь, это всего лишь апельсин, – объявил Крестный. – Задолго до вашего рождения, юная особа, апельсины лежали на столах у всех обитателей Полюса, – пояснил он Виктории. – А этот я сорвал примерно четверть часа назад. – У вас получилось? – удивленно воскликнула Старшая-Крестная. – Вы нашли Аркантерру? – Не без труда. Нам пришлось облететь множество ковчегов, делая пересадки с одной Розы Ветров на другую! И хотя попасть на Аркантерру трудно, покинуть ее еще труднее. Не исключено, что аркантерровцы являются моими дальними родственниками, однако встретили они меня отнюдь не с распростертыми объятиями. Прямо как некоторые… – С этими словами Крестный потер отпечатавшийся у него на лбу след от лопатки для вафель. – Монсеньор Янус, тамошний Дух Семьи, недвусмысленно запретил мне покидать ковчег и пользоваться их Розой Ветров. Что, впрочем, не так уж плохо: на Аркантерре очень мило, там прекрасные города, леса, роскошные сады. Виктория наслаждалась ароматом, оставленным апельсином на ее маленьких ладошках. Леса и сады… Эти слова напоминали девочке всего лишь скучные картинки в книжках из библиотеки, зато, когда их произносил Крестный, ей слышалось: «небо», «деревья», «птицы»! – И вы тотчас же поступили наперекор ему, – обреченно вздохнула Мама. – Вы ослушались Духа Семьи. – Только наполовину, – возразил Крестный. – Я добрался до Полюса, не воспользовавшись Розой Ветров Аркантерры! Такая дорога потребовала у меня много сил и времени, но мне удалось сжать пространство между нашими двумя ковчегами, создав прямой путь. Правда, он недолговечен, так что быстро собирайте вещи! Заметив, что стекло напольных часов запотело, Старшая-Крестная протерла его и увидела вымощенную булыжниками улицу. – Вы хотите сказать, что… – Нет, мадам Розелина, это всего лишь кусочек улицы. Мой прямой путь на Аркантерру находится в другом квартале Небограда. Итак, вы готовы совершить со мной променад? – Но почему, Великие Предки, вы решили увезти нас на Аркантерру? Арчибальд поднял шлепанец, потерянный Старшей-Крестной, и стал обмахиваться им, как веером. – Солнце, кофе, фрукты, пряности… я преподношу этим дамам рай на блюдечке, а они нос воротят! Наступила тишина, тяжелая, как лежащий на шелке маминого пеньюара апельсин, такая тяжелая, что даже Крестный внезапно утратил всю свою легкость. И, хотя в уголках его рта по-прежнему пряталась маленькая лукавая складочка, которую Виктория просто обожала, голос его, когда он заговорил, звучал очень серьезно: – Обманщик, с которым вы имели дело, страдает манией величия. Он подмял под себя почти все политические институты, не говоря уж о его способности усваивать, а затем воспроизводить семейные свойства всех, кто встречается ему на пути. Многие люди умерли, да и я сам чуть не погиб, потому что какой-то барон захотел ему угодить. И это, разумеется, не единственный случай. Есть только одно место в мире, одно-единственное, куда этот коварный злодей еще не запустил свои когти, – Аркантерра. И я наконец понял, что он там ищет и почему жители Аркантерры удерживают его на расстоянии. – Когда Крестный улыбался во весь рот, его борода сияла еще ярче. – Мои родственнички обладают одним весьма заманчивым свойством. Вы когда-нибудь слышали о клане Агуррасов? Крестный произнес «агхуррахов», так как одновременно пытался откашляться. Старшая-Крестная нахмурилась, Мама сидела молча. Виктория так и не взяла в толк, о чем идет речь, хотя сообразила, что ни одна, ни другая не знают этих людей. – Их также называют Эгильерами[49], – сказал Крестный. – Речь идет об одной из Семей, отделившейся от генеалогического древа аркантерровцев. Я сам не подозревал об их существовании, пока не встретил. Дело в том, что их очень мало и они засекречены. Только представьте себе, сударыни, что вы наделены внутренним компасом, позволяющим обнаружить кого угодно, причем где бы он ни находился. Ваш объект может прятаться хоть на краю света, хоть в самой неприступной крепости – компас все равно его отыщет. Понятно? Вот каким свойством обладают Эгильеры! Полагаю, теперь вы сами догадаетесь, как наш злодей сможет использовать подобное свойство. Если Он им завладеет, от Него никто не скроется! Крестный умолк, желая насладиться произведенным эффектом. Из его длинной речи Виктория уловила только одно слово «древо». Значит, дерево? И это дерево наверняка волшебное, потому что на Маму и Старшую-Крестную оно явно произвело впечатление. – Если я сумел найти путь на Аркантерру, значит, Он тоже найдет его рано или поздно, – добавил Крестный. – Поэтому, думается мне, нужно воспользоваться свойством Эгильеров раньше, чем Он до них доберется. Но тут кроется одна проблема. Все жители Аркантерры, начиная с монсеньора Януса, более чем кто-либо стремятся сохранять свой нейтралитет. Эти люди желают держаться в стороне от всех пертурбаций, волнующих остальной мир, особенно если те не приносят прибыли. Я соблюдал нейтралитет всю свою жизнь – положение обязывало. И вот единственный урок, который я вынес: понятие «нейтралитет» является привлекательной заменой слова «трусость». Наступает момент, когда нужно выбрать, на чьей ты стороне, а если говорить обо мне, то я больше не хочу жить среди марионеток. Мама зааплодировала своими красивыми руками, покрытыми татуировкой. Виктория, решив, что это такая игра, последовала ее примеру. – Мои поздравления, Арчи, вы взрослеете. Но как ваше открытие связано с нами тремя? – Я хотел бы убедить монсеньора Януса и жителей Аркантерры отказаться от нейтралитета, но для них я всего лишь бывший посол, представляющий нынче одного себя. Вы же, Беренильда, так сказать, первая дама Полюса. Ваше слово имеет больший вес, чем мое. Я уж не говорю о вашем обаянии. Крестный широко раскрыл свои синие глаза, гораздо более яркие, чем фальшивое небо над домом. Виктории ужасно захотелось подняться в настоящее небо и полетать. – Нет, – сказала Мама. – Нет? – переспросил Крестный, улыбаясь еще шире. – Вы просите о невозможном. Если я последую за вами, у меня не будет никакой гарантии, что я смогу вернуться; ведь я, в отличие от вас, никогда не возьму на себя риск спровоцировать дипломатический инцидент, оказав неповиновение Духу Семьи. – Подумайте… – Я уже говорила вам, Арчи, и могу повторить, – продолжала Мама, не давая Крестному вставить слово, – мое место здесь. Сегодня я убеждена в этом больше, чем когда-либо: нашему монсеньору нужна дочь, она должна быть рядом с ним. Он пытается измениться, пытается изменить свою Семью, потому что хочет оставить в наследство дочери ковчег, где не будет борьбы кланов, заговоров и убийств. Если мы уедем, он забудет, ради чего пытается это сделать. Настал черед Старшей-Крестной аплодировать. Виктория, в восторге от такой ночной игры, захлопала в ладоши вслед за ней. Девочке казалось, что она присутствует на представлении в опере, о которой ей рассказывала Мама. Крестный провел большим пальцем по губам, демонстративно изображая широкую сияющую улыбку. – Свойство Эгильеров, Беренильда! Подумайте о нем! Убедите их встать на вашу сторону, и они в мгновение ока отыщут вам месье и мадам Торн. Виктория почувствовала, как вздрогнула сидевшая рядом с ней Мама. Девочка заметила на ее лице выражение боли, словно Мама чем-то обожглась. Но это продолжалось совсем недолго. Очень быстро Мамино лицо снова обрело свою прекрасную невозмутимость. – Я не стану искать ни Торна, ни Офелию до тех пор, пока они сами не захотят найтись. Более того, я хочу, чтобы они в любой момент могли застать меня здесь. Мы, я и моя дочь, остаемся. Это мое последнее слово. Как только Мама умолкла, Старшая-Крестная властным жестом протянула руку к Крестному. Недолго думая, он вернул ей шлепанец. – Я никогда ни к чему не принуждал женщин и сегодня не намерен нарушать свое правило. Что ж, тем хуже! Сейчас я должен с вами проститься, прямой путь не сохраняется долго. Когда Крестный, преклонив колени перед Викторией, взял ее за руку, у девочки сильно забилось сердце. Он улыбался ей, но как-то необычно. В его улыбке не чувствовалось настоящей радости. – Не знаю, когда мы снова встретимся, девочка моя. Пожалуйста, постарайтесь не слишком измениться. Внезапно Виктории стало ужасно холодно. Она смотрела, как Крестный выбивает пыль из своего драного цилиндра, а потом трижды воздымает его над головой, словно прощаясь с каждой из находящихся в комнате женщин. Она не хотела с ним прощаться. Не хотела, чтобы он уходил так скоро. Ведь с ним уходили настоящие деревья, и настоящие птицы, и настоящее небо. Глядя, как Крестный входит в футляр напольных часов, она пошевелила губами, но он ее не услышал. Никто никогда ее не слышал. Не глядя ни на Маму, ни на Старшую-Крестную, Виктория оставила вместо себя Вторую-Викторию и нырнула в часы следом за Крестным. И тут же очутилась на булыжной мостовой. Кругом был туман, а путешествие сделало картинку еще более расплывчатой. При взгляде с улицы малая гостиная казалась крохотным пятнышком света посреди стены одного из домов. Крестный закрыл дверцу часов, потом снова открыл: комната исчезла, равно как и сам дом. Виктория не испугалась. Издалека она по-прежнему чувствовала, что Вторая-Виктория находится рядом с Мамой. К тому же здесь Крестный. Даже если он не может видеть ее, как видел Отец, ей ужасно хорошо рядом с ним. В этот раз она последует за Крестным до самого настоящего неба! Пока же он стоял посреди улицы, засунув руки в карманы, и вопросительно смотрел на окружавший его туман. – Однако, – произнес он, увидев, как из тумана выплывает чья-то фигура. – Как удачно, что вы решили выставить пост. – Вроде почудился кто-то. Ложная тревога. Виктория узнала Рыжего-Прерыжего-Добряка. Даже когда тот пытался говорить шепотом, его грубый голос разносился по всей улице. – И как? – А никак, – усмехнулся, пожав плечами, Крестный. – Прошло то время, когда я был способен убедить любую даму пойти со мной на край света. Я мог бы использовать свой старый трюк, – проговорил он, похлопывая пальцем по татуировке между бровями, – но я пообещал себе больше никогда не проделывать его с Беренильдой. Наверное, она права, и я начинаю взрослеть. Какой кошмар… Чтобы не потерять из виду Крестного и Рыжего-Прерыжего-Добряка, Виктории пришлось перепрыгивать с булыжника на булыжник. Невзирая на туман, они шли очень быстро. Их тихие слова, искаженные путешествием, напоминали пузыри, которые получаются, если подуть в соломинку, опущенную в стакан с молоком. Компания углубилась в слабо освещенную аллею. Эта аллея вела в тупик – к кирпичной стене и кучам мусора. Если бы во время путешествия Виктория могла чувствовать запахи, ей пришлось бы зажать нос. Взобравшись на полусгнивший ящик, Крестный дотянулся до дверцы старого фиакра без колес. Рыжий-Прерыжий-Добряк наблюдал за происходящим, но не задавал вопросов. – В добрый час, путь все еще здесь, – прошептал Крестный, делая Рыжему знак поторопиться. – У нас очень мало шансов, что монсеньор Янус ничего не узнает. Дверца распахнулась, и оттуда вырвался поток света, словно внутри фиакра горел огонь. Пригнувшись, Рыжий-Прерыжий-Добряк вошел внутрь. Крестный окинул взглядом тупик и, убедившись, что вокруг никого нет, в свою очередь проскользнул в фиакр. Он так и не заметил у себя под носом маленькую девочку. Виктория без колебаний нырнула в фиакр вслед за ним.