– Хочешь разозлить меня, Канайонесс? С той поры, как ты убегаешь, многие приносят жертвы в моих храмах с мольбами о твоей поимке. Безрезультатно. Пока что. – Может, оттого, что я вне твоей власти, Эйфра. Хотя, если кому и удастся до меня добраться, ты ведь наверняка объявишь, что это результат твоей милости. Как обычно. А он не сумеет тебя ранить. – Но вот мою служанку – сможет. А я плачу верностью за верность. – Ну, если ты так говоришь… Переулок наполняла тишина, даже отголоски с главной улицы исчезли. – Пытаешься меня оскорбить? Чего ты хочешь? – Я уже сказала. – Я не вмешиваюсь в вашу войнушку. Соблюдаю нейтралитет. Малышка Канна причмокнула, развеселившись. – Нейтралитет… Напомни-ка мне, это что, такое мягкое определение трусости – или глупости? Никогда я не могла этого запомнить. – Не провоцируй меня. – А не то? Я вижу пот, что бороздит новые русла на лице твоей служанки, и все раздумываю: это ее страх или твой? Страх – хорошее чувство. Я не боюсь, ты помнишь? Вы забрали мой страх, убили его, а после позволили мне жить. Это очень глупо – позволять жить тому, чей страх убит вашими руками. Один бросок одной кости, честный, без твоих обычных фокусов. Низшая ставка выигрывает. – Что ты поставишь? – Все. Он во второй раз увидел, что старухе не хватает слов. – Один бросок одной кости, – повторила Малышка Канна. – Выигрывает меньшая. Бросаем одну и ту же кость, не используем Сил, не разрешены крики и толчки столика. И пение. Пение – тоже запрещено. Решительно. Тот, кто так сделает, – проиграет. Это будет такое… – в словах ее таилась усмешка, – возвращение к корням. Что скажешь? Не хочешь вновь ощутить ту дрожь, когда все зависит от этой крохотной, перекатывающейся безделушки? Пережить момент, когда – прежде чем кость остановится – может произойти что угодно? Легко выигрывать у смертных, но разве тебе это не наскучило? Я – готова рискнуть. Ставлю все, а ты – встречу с персоной, которую я разыскиваю. Решайся, поскольку, если я выйду из этого закоулка, следующего шанса у тебя не будет. Богиня, скрытая в теле жрицы, кивнула. – Ты многого требуешь… Игра может оказаться не стоящей ставки. Даже для меня. – Тогда – я увеличу твои шансы, Эйфра. Время до рождения и безумия. Ничья тоже отдаст победу тебе. Установилась тишина. И когда уже казалось, что ничего из спора не выйдет, они дождались медленного кивка и хриплого шепота: – Я согласна. Канайонесс, не отпуская плечо Йатеха, свободной рукою вбросила одну кость в стаканчик. – Я первая. Она крутанула посудиной. Кость затанцевала на донце ведра, и шесть точек на красном поле издевательски им ухмыльнулись. Хихиканье старухи звучало так, словно ремнем терли кусок стекла. – Ты проиграла… проиграла… я еще не бросала, а ты уже проиграла. Судьба немилостива к тебе. Малышка Канна даже не дрогнула. – Твой бросок. – Зачем, детка? Зачем? Я не могу выбросить семерку, а ничья приносит победу мне. Ты проиграла. – Всякая игра должна иметь начало и конец. Эта не закончится, пока ты не бросишь. Похожие на когти пальцы загнали кость в стаканчик. – Ну, если правила так важны для тебя… – Лабайя энергично встряхнула посудиной, – то пусть все формальности будут исполнены. Разноцветный кубик покатился по донцу ведра. Ладонь Канайонесс оторвалась от плеча Йатеха, а его меч выстрелил в сторону лица старой женщины. И тотчас та самая ладонь упала на его запястье, удержав клинок в полудюйме от морщинистого лица. Но было уже поздно. Возможно, убежденная в своей победе богиня ослабила контроль над телом своей жрицы, а возможно, даже Бессмертных можно поймать врасплох, но хватило и того, что старуха вскрикнула испуганно и отпрыгнула назад, с размаху пнув ведро. Кость упала с него и исчезла в куче мусора. В закоулке снова воцарилась тишина, но на этот раз тишина эта была иной, чем в прошлый раз. Густой и мрачной. А когда Йатех взглянул на встающую с земли Лабайю, то увидел уже не старуху, но лишь Присутствие. Приведенную в бешенство богиню. – Ты-ы-ы-ы… – Казалось, голос ее резал воздух. Его госпожа ступила вперед и загадочно улыбнулась. – Да? – Ты меня обманула! – Я? Я не использовала колдовства, не кричала и не трогала ведро. Я даже, клянусь милостью неопределенного высшего существа, не запела. У меня есть свидетель. – Она снова положила ему руку на плечо. – Это ты крикнула и перевернула столик. И как знать, может, ты еще и станцуешь, вечер ведь только начался. Ты проиграла. Йатех не сводил взгляда с лица Лабайи. Глаза ее горели, волосы вставали дыбом, а кожа, казалось, сияла небесной синевой. – Осторожней, – шепот Канайонесс звучал теперь на границе слышимости, – это тело не сумеет вместить все твое Присутствие. Еще несколько минут – и оно сгорит. А ты ведь платишь верностью за верность. Звуки с главной улицы прокрались в закоулок – медленно и осторожно, как группка любопытных детишек, проникших туда, куда им ходить запрещали. – Так-то лучше. – Девушка прищурилась. – Ты признаешь свой проигрыш? Неожиданно раздалось тихое хихиканье: – Но я не проигрывала. Я никогда не проигрываю, сладкая. Ты же помнишь? Судьба не оценивает выпавших костей, для нее выпавший Императорский Двор обладает такой же ценностью, что и Чума. Ох, что за взгляд. Но я сама согласилась на твои условия, верно? А потому – да, я признаю свой проигрыш, но ты, воровка душ, взамен кое-что сделаешь для меня. – Мы не так договаривались. – Знаю… знаю… и знаю также, что в нашем договоре ни слова не было о том, чтобы тыкать в женщину мечом. А потому не будем слишком мелочны. Я сдержу слово, но встреча встрече рознь. Ты, полагаю, хотела бы с ним поговорить, разъяснить несколько дел, напиться вина… но не обнаружить его за миг до того, как меч отделит его голову от тела. Он бы тогда не сумел от тебя сбежать, но ведь дело не в том, верно? Уверяю тебя, что я умею придерживаться буквы договора настолько же, как умеешь и ты. Итак? Йатех уголком глаза глянул на Канайонесс. Та улыбалась. – Ты помнишь ее? – Что? Кого? Старуха нахмурилась, а он едва не рассмеялся. Внезапные смены настроения, перескакивание с темы на тему в середине, казалось бы, невероятно важного разговора или молчание без причины… он уже успел узнать эту девицу насквозь, однако оказалось, что она умеет выводить из равновесия даже богов. – Ее. Ту, которая всех ткнула лицами в болото из грязи и крови. Деликатно и ласково, но так, что вы начали им давиться. С тобой она сыграла на некую душу, поскольку не захотела смириться с предоставленным шансом, я ведь верно помню? Глаза, скрытые под завесой седых косм, потемнели. – Он убил всех моих детей в городах и поселениях вдоль всех Восточных Дхирвов, осквернил храмы, сжег книги и сровнял с землей круги ворожей. Он не заслужил иного. – А мы – заслужили ли? Кто может это оценить? Ты проиграла ей бросок костей, но не сказала ли она тебе нечто, что ты помнишь до сего момента? Лабайя облизнула губы: – Зачем… тебе это? – Я собираю ее слова. Всякое, что она произнесла. Ищу следы в святых книгах, легендах и мифах, но знаешь же, как оно бывает. Все это писалось через долгие годы после войны, порой – через множество поколений после нее, на основе сказаний, передаваемых от отца к сыну, куда всякий добавлял нечто от себя или старался улучшить историю. Что ж, некоторые из них – удивительно правдивы. Но через них – не дотянуться до источника. Некоторое время старуха молчала, и только по лицу ее пробегали нервные тики. – Она сказала, что ни одна игра не завершится, пока последний игрок не сделает ход. И что будущее – всего лишь та часть листа, по которому еще не прошлось перо. Вздох заставил Йатеха взглянуть в сторону. Девушка широко улыбалась. – Она всегда была хороша в проклятиях. Сказать той, что носит титул Владычицы Судьбы, что будущего не существует, а сила ее – лишь иллюзия, опирающаяся только на веру смертных… – Канайонесс быстро заморгала. – Ладно, что же ты хочешь, чтобы я сделала? Богиня откашлялась устами Лабайи: – Скажу тебе, когда мы останемся одни. Вдвоем. – Хорошо. Керу’вельн, выйди и подожди на улице.