— Это было в десять минут второго, — отозвался Камлет. — Вы заметили что-нибудь особенное, когда впервые натолкнулись на Деверелла? — спросил у констебля сэр Клинтон. — Его ужасно рвало, сэр. И еще он страшно щурился. Я заметил это, потому что ему было так плохо, что вряд ли кто смог бы ему помочь. Я чувствовал запах и подумал, что это может быть белой горячкой. Но его рвало, и это перекрывало все прочие запахи. Мне это показалось чем-то вроде отравления, со спазмами и всем его поведением перед смертью. Я сказал об этом мистеру Фельдену, он же химик и, должно быть, понимает в такого рода вещах. Но он ответил, что не разбирается в отравлениях и, кажется, смутился, решив, что я не поверил ему, ведь я всегда считал, что химия — это яды и тому подобное. — Никого другого вы здесь не видели? — Нет, сэр. — Теперь, давайте посмотрим на тело, — предложил сэр Клинтон, обращаясь к Камлету. Инспектор отошел в сторону от дороги, примерно на дюжину ярдов, а затем направил луч фонарика вниз, чтобы осветить тело Деверелла, скорчившееся в смертельной агонии. Сэр Клинтон опустился на колени и внимательно осмотрел лицо покойного, подсвечивая собственным фонариком. — То же, что и с Пирбрайтом, — прокомментировал он, вставая и отряхивая брючины. — Зрачки расширены, и, очевидно, он настрадался, прежде чем потерять сознание. Кстати, а где аппаратура, о которой упоминал Фельден? Он же не забрал ее? — Нет, сэр. Думаю, учитывая произошедшее, он просто позабыл о ней. Она дальше, если идти по этой дорожке. Сэр Клинтон следовал за инспектором порядка двадцати ярдов, а затем направил фонарик на прибор, стоявший на треножнике, расположенном среди травы на низкой насыпи. Старший констебль рассмотрел его, обратив внимание на черную воронку, медленно раскачивавшуюся влево-вправо — очевидно, она двигалась под воздействием какого-то механизма внутри корпуса. — Выглядит как болометр, — предположил он. — Болометр, сэр? Никогда не слышал о таком, — признался Камлет. — Прибор для регистрации силы и длины излучения, — пояснил сэр Клинтон. — Используется для исследования ультракрасного спектра. Я видел его в научной лаборатории. Раскачивающаяся воронка, судя по всему, направлена на дорогу — она регистрирует тепловые лучи от автомоторов и тому подобное. Но это всего лишь мое предположение. Наверняка я ничего не знаю. — Должен ли я убрать ее, сэр? — Нет, лучше оставить все, как есть, до тех пор, пока наш фотограф не сделает снимок при дневном свете. Да и Фельден сам может забрать ее. Это чувствительный прибор, и мы можем случайно сломать его. — Хорошо, сэр. Думаю, это подъезжает доктор Гринхольм. — Если это так, то, пожалуйста, приведите его сюда. — Хорошо, сэр. Сэр Клинтон достаточно хорошо знал доктора Гринхольма, чтобы ожидать от него хоть какой-нибудь информации на предварительной стадии расследования. Доктор был молчаливым человеком и редко утверждал что-либо, пока не мог подтвердить это убедительными доказательствами. Он коротко поприветствовал старшего констебля, тщательно осмотрел тело, а затем поднялся на ноги, не высказав никакого комментария. — Ну? — спросил сэр Клинтон. — Ну… — повторил Гринхольм и погрузился в молчание. — Вы что-нибудь обнаружили? — Он мертв. Уже около часа. А, может, меньше. — Смерть естественная? — иронично спросил сэр Клинтон. — Я так не думаю. Очевидно, она была мучительной. Вероятно, это вызвало рвоту. Это не остановка сердца, иначе лицо бы поменяло цвет. Зрачки заметно расширены. Возможно, из-за мидриатического препарата вроде атропина или гиосцина. — Вы обнаружили мидриатик в деле Пирбрайта. Это такой же случай? — На первый взгляд, да. — Предположим, это гиосцин. Тогда какой должна быть фатальная доза? — Она отличается. Всегда по-разному. Обычно небезопасно давать более сотой грана. — А если атропин? — Около полутора грана. — Значит, гиосцин действует сильнее? — Да, намного. Вот случай, о котором я помню. Один гран гидробромида гиосцина разбавили водой, доведя до концентрации в один процент. По две капли раствора закапали в глаза пациентки. Через пять минут она почувствовала головокружение и необходимость прилечь. Она потеряла дар речи, а вскоре и сознание. Спустя четыре часа она проснулась в бреду, который длился еще два часа. Четыре капли однопроцентного раствора — кажется, это безопасно, но эффект был таков. Но я не эксперт. Эллардайс сможет рассказать больше. У него есть опыт работы в этой сфере. — Препараты доступны? — Не широкой публике. С тех пор, как Криппен использовал гиосцин, аптекари стали задумываться перед тем, как продать его постороннему человеку. — Возможно, мы захотим узнать, какую именно дозу ввели Девереллу, если ее, конечно, ввели. — Тогда обратитесь к одному из столичных экспертов, — посоветовал Гринхольм. — Это задачка не для меня — я осознаю свои пределы. Я скажу вам, был ли в теле мидриатик, но для того, чтобы продолжить, вам потребуется профессионал с квалификацией повыше моей. Раздались шаги, и фонарик сэра Клинтона осветил появившегося констебля Картера. — Извините, сэр, — сказал он. — Доктора Эллардайса нет на месте. Я не смог привезти его. — Не беда, — ответил старший констебль. — Кстати, вы встретили кого-нибудь по дороге? — Ни одного пешехода, сэр, — отчитался Картер. — Но когда я спускался, с боковой дороги выехала машина. Я заметил номер — GZ7777. Сэр Клинтон уловил перемену в лице Уэндовера, когда тот услышал номер. — Вы знаете эту машину? Уэндовер кивнул и отошел со старшим констеблем в сторонку. — Это машина Айони Херонгейт, — тихо пояснил он. — Я запомнил номер из-за четырех семерок. Но нет нужды вмешивать ее во все это. Потому я и не хочу говорить перед всеми. Сэр Клинтон не стал брать на себя такое обязательство, но, обернувшись к прочей компании, сменил тему: — Мы ведь здесь не можем больше ничего сделать, так ведь? Тогда оставим доктору Гринхольму пару констеблей. А наше следующее дело — повидать Ашмуна и выяснить, что случилось, когда Деверелл пришел к нему. Пройдемте в мою машину, а ваши, на всякий случай, оставим здесь. Я прослежу за тем, чтобы вы добрались домой. Глава XI. Джехуди Ашмун Уэндовер занял место впереди, рядом с сэром Клинтоном, в то время как инспектор устроился на заднем сиденье. Какое-то время никто не говорил. Затем сэр Клинтон удивил Уэндовера, выдав куплет из «Чародея»: [9] Звать меня Джон Веллингтон Уэллс, Я — спец по магам и заклятьям, Благословениям и проклятьям. Кошель мой полон всиль обилья Пророчеств, ведьм и заклинанья. — Вы кажетесь очень беспечным, — буркнул Уэндовер. — Я? Эти стихи пришли мне на ум, вот я их и процитировал — посмотрим, насколько они подходят к вашему местному Бугимену. Он тоже кажется торговцем магией, да, судя по всему, и заклятиями тоже. Но я не уверен насчет благословений, хотя, судя по покойному Энтони Гейнфорду, он, безусловно, спец по проклятиям и пророчествам. «Полный кошелек?». Ну, свой кошелек он явно наполняет всем, чем только можно. А что до проклятий, то были они прокляты или нет, но и оба Гейнфорда, и Деверелл попали в беду. Так что все сходится. Горю желанием познакомиться с этим Ашмуном. — Ну, а я — нет, — заявил Уэндовер после того, как мысленно взвесил собственное любопытство на одной чаше весов и отвращение к Ашмуну и его деяниям — на другой. — Я подожду в машине, пока вы навестите его логово. От меня тут никакого прока. — Вам не интересны домашние фокусы? Меня они развлекают. Пока они не покидают пределы гостиной, все в порядке. Но когда они покидают свою епархию и вызывают несчастья по краям, по долам, то это, конечно, вызывает профессиональный интерес. Но в такие моменты я с чистой совестью объединяю дела и развлечения. Он свернул с дороги на подъезд к дому Ашмуна, и встал у нижней ступеньки крыльца. — Последнее напутствие, — с напускной серьезностью изрек сэр Клинтон. — Если услышите крик совы или вой собаки, то знайте — не стоит ждать нашего возвращения. Блуждающие огни — также верный признак гибели. Если чихнете дважды — то же самое, если, конечно, вы не простудились. И, кстати, если Ашмун и правда трудится по линии Джона Веллингтона Уэллса, то, может, я могу купить у него что-то для вас? «Проклятие за пенни, наш самый дешевый товар, работает наверняка». Не хотите? Ну, надеюсь, мы не заставим вас долго ждать. Инспектор, пойдем. Сэр Клинтон подсветил фонариком, чтобы найти звонок в дверь. Вскоре дверь распахнулась, но в холле за ней было темно. Не пытаясь быть любезным, сэр Клинтон направил луч фонарика на человека, стоявшего на пороге. Это был высокий, сильный смуглый мужчина в темном костюме. — Я — старший констебль. Мне нужно увидеть мистера Ашмуна, — коротко сказал сэр Клинтон. — Это я, — отозвался смуглый человек. У него был глубокий музыкальный голос.