— Сквайр, лагерь Цезаря. — Я подхожу к нему, — нетерпеливо ответил Уэндовер. — В свое время старый Родуэй спекулировал землей. Большинство городов расширяются на запад, и у старика была мысль о том, что Эмблдаун должен значительно разрастись. Так что он скупил всю землю вокруг лагеря Цезаря — с целью придержать ее для последующей перепродажи. Он считал, что в долгосрочной перспективе земля подорожает. В общем, не знаю, ошибался ли он. Если, как он и предполагал, Эмблдаун будет разрастаться, то на том месте получится неплохой пригород. Как бы то ни было, он много думал об этом. Когда он решил писать завещание, то, видимо, почувствовал укол совести по отношению к бывшим партнерам, с которых он взял больше должного — вероятно, он решил как-то возместить им потерю. Конечно, я не знаю этого. Просто догадываюсь. Просто он завещал эти земли внукам партнеров с условием, что участки должны оставаться незастроенными до сентября 1942 года, а затем наследники смогут делать с ними все, что захотят. — Почему 1942? — заинтересовался Клинтон. — Сам он родился в 1842, — пояснил Уэндовер. — Подозреваю, что его замысел состоял в том, что земли должны быть незастроенными в течении четверти века, а сентябрь 1942-го он выбрал из-за того, что это дата его столетия. Но это просто мои домыслы. А факты в том, что до следующего сентября никто не имеет права строить что-либо на той земле. Потом она перейдет к внукам его партнеров, Деверелла и Фельдена, и они смогут делать с ней все, что им угодно: продать, сдать в аренду, застроить и так далее. — После война земля может стать дорогой, — заметил сэр Клинтон. — Ведь будет строительный бум, так же, как и после предыдущей войны. И кто эти внуки? — Со стороны Деверелла все просто. Партнером старого Родуэя был Роберт Деверелл. У него был только один ребенок — Уоллес, который умер лет десять или двенадцать назад, оставив двоих сыновей. Одним из них был Роберт Деверелл, археолог, убитый во время последнего налета. Вторым был Генри Деверелл, который умер этой ночью в лагере цезаря. Так что часть наследников полностью исчезла. — А другие? — Другим партнером был Пол Фельден. У него было два сына и две дочери. Старший сын, Брюс Фельден, был паршивой овцой, одним из тех, у кого нет ничего, кроме дурной репутации. Он внезапно уехал отсюда после того, как соблазнил местную девушку. Он предпочел не жениться, а исчезнуть. А девушка и ребенок умерли во время родов. Когда я в следующий раз услышал о нем, он бродяжничал в Америке: осенью добирался зайцем на юг, жил там зимой, а затем снова пробирался на север, жил там до первых холодов и вновь перебирался на юг. Затем ему это надоело, и он вернулся в Англию, где его никто не ждал. Так что, в конце концов, он пришел ко мне с жалобами на жизнь и просьбой занять ему денег, чтобы он смог выбраться из Англии. Он умел правдоподобно врать. Конечно, я знал, что он никогда не вернет долг, но чтобы избавиться от такого соседа, денег не жалко. Спустя годы он нахально написал мне, посоветовав полагаться на Бога, если я хочу вернуть деньги: «Подающий бедным, дает взаймы Господу». Он привел эту цитату. Видимо, он посчитал это удачной шуткой. Я считаю, что он отправился в Африку, затем — в Китай, и там влип в переделку. Десять или пятнадцать лет назад он был убит в Новой Гвинее, в ссоре из-за местной туземки. Мерзкое создание, от начала и до конца. — Ну, поскольку его ребенок умер во время родов, наследника он не оставил. Так кто же получит эти земли? — Вторым сыном был Джеймс Фельден. Он также умер. У него родился только Кеннет Фельден. Его вы видели. Затем дочь, Анна. Она вышла за Гейнфорда, который напивался до смерти. У нее было два сына — Энтони и Дерек Гейнфорды. Энтони пошел весь в отца, по крайней мере, в отношении выпивки. Его мать умерла, когда он был еще юн, и я сомневаюсь, что отец стал для него хорошим воспитателем. В любом случае, Энтони также умер — отравившись газом. Вы это знаете. Дерека Гейнфорда вы видели — он астматик. Он — единственный наследник в этой семейной ветви. И, наконец, у Пола Фельдена была еще одна дочь — Эдит. Она вышла за Стэнуэя, и у нее три ребенка: Агата, это уже знакомая вам миссис Пайнфольд, Макс и Дафна, та, что помолвлена с Эллардайсом. Вот и все. — Я все правильно сосчитал? У меня вышло пять оставшихся в живых внуков: Фельден, Дерек Гейнфорд, миссис Пайнфольд, Макс и Дафна Стэнуэй. — Верно, пятеро. И если распределить между всеми, то выйдет не так уж много. Насколько я могу судить, земля стоит не больше нескольких тысяч фунтов, и когда вы разделите эту сумму на пять, то доля каждого — это отнюдь не Эльдорадо, тем более с нынешними налогами. — Родители Стэнуэев все еще живы? — поинтересовался сэр Клинтон. Уэндовер покачал головой. — Нет, они умерли. Из того поколения никого не осталось. Только внуки. — И откуда же вы знаете все эти подробности? — Дело в том, что старый Родуэй был немного снобом и решил, что будет хорошо, если попечителем станет «представитель местной аристократи8». Он выбрал меня, и я не смог отказаться. Это выглядело бы, как увиливание от хлопот, и было бы неподобающе. — И почему вы не рассказали мне об этом раньше, сквайр? — Ну, — несколько обиженно ответил Уэндовер, — всегда, когда я говорю о местных делах, вы даже не пытаетесь скрыть скуку. Я бы и хотел упомянуть об этом, но вы так отбивали охоту заводить разговор на эту тему, что я решил подождать, пока вы не спросите сами. — Полностью моя вина, — признал сэр Клинтон. — Да и завещание старого Родуэя может и не быть ключом к разгадке, хотя, конечно, странно, что Девереллы и Фельден умерли один за другим. Как вариант, предположим, что все дело основывается на завещании. Посмотрим, к чему это нас приводит. Было восемь внуков. Оба Деверелла и Энтони Гейнфорд мертвы. Cui bono?[13] Очевидно, что выигрывают оставшиеся пятеро наследников: Кеннет Фельден, Дерек Гейнфорд, миссис Пайнфольд, Макс и Дафна Стэнуэй. — Вам нет нужды вмешивать во все это Дафну, — возразил Уэндовер. — Она не способна ни на что подобное. — Я никого не вмешиваю, — парировал сэр Клинтон. — Если потерпите еще немного, я попытаюсь отсеять возможных подозреваемых. — А, ну, если так… — Так. Теперь давайте перейдем к делу. Я все еще не знаю, был ли Роберт Деверелл убит из-за налета или в результате грязной игры. Допуская, что это была нечестная игра, мы можем сразу же отбросить одного из подозреваемых. Той ночью Фельден был на службе и проявил себя во время пожара в одном из магазинов, помогая спасать женщин из квартиры на втором этаже. Никто не может находиться в двух местах одновременно, так что ясно: Фельден не убивал Роберта Деверелла. — Ну, конечно, — удовлетворенно заметил Уэндовер. — Далее, дело об убийстве Энтони Гейнфорда, — продолжил сэр Клинтон. — Здесь доказательства не настолько удовлетворительны, но у нас есть показания миссис Доггет, что она держала Дерека Гейнфорда в поле зрения вплоть до отбоя тревоги, за исключением короткого промежутка времени, когда электричество отключилось, и она вышла за свечами. Также в течении налета у Дерека было несколько приступов астмы, так что он был бы не особо результативен. Сквайр, ваш вердикт? — По сути, это освобождает Дерека от подозрений, — без всякого сомнения ответил Уэндовер. — Раз вы удовлетворены, продолжим. Третье дело только что свалилось на нас — смерть Генри Деверелла. В ее время поблизости находился Фельден, но с ним был Барнби, а он — надежный парень. Что вы думаете, сквайр? — Вы очистили Фельдена от подозрений в первом преступлении, а показания Барнби освобождают его и в этом деле. — Следующая в списке — миссис Пайнфольд, — улыбнулся сэр Клинтон. — Что насчет нее? Уэндовер пожал плечами, как бы отбрасывая эту возможность. — Она заботится о себе больше, чем многие, — заметил он. — Я не могу представить себе, чтобы она бродила по городу во время налета, когда произошло убийство Роберта Деверелла. Это просто смешно. У нее есть лучшее убежище, о котором я только слышал, и она прячется в него, как только слышит сирену. Я слышал об этом от Макса и его сестры. У них это стало предметом для семейных шуток. Можете ее исключить. — Ну, это не доказательство, — заметил сэр Клинтон. — Если хотите, можете взять показания у ее служанок, — предложил Уэндовер. — Она всегда настаивает, чтобы они также прятались в убежище, и когда она обнаруживает, что забыла платок, книгу или что-то еще, то немедленно отправляет их за забытой вещью. Юный Макс как-то провел ночь в ее убежище, он мне и рассказал все это. Он хорошо скопировал ее манеры, и получилась просто салонная комедия. Ох, вы легко можете получить показания о ее местонахождении, ведь это было в ночь налета. — Хорошо, — отметил сэр Клинтон. — А что насчет самого Макса Стэнуэя? О нем у меня нет никаких сведений. — А мне они и не нужны, — заявил Уэндовер. — Он немного осел, но убийца из него не выйдет. — Ну, пусть будет по-вашему. Тогда в списке подозреваемых остается только мисс Стэнуэй. — Чепуха! Только взгляните на нее! — Видима лишь внешность, — возразил сэр Клинтон. — Чтобы обнаружить кровожадные намерения, нужно копнуть глубже. Но если это вас успокоит, сквайр, то я не знаю ничего, что связывало бы ее со смертями Пирбрайта и Девереллов. В деле Гейнфорда у нее была возможность заглянуть в его спальню и включить газ, но нет никаких доказательств того, что она это сделала. — Что ж, версия о завещании Родуэя не привела вас ни к чему, — заметил Уэндовер, и это прозвучало, как вздох облегчения. — Да она и не покрывает все произошедшее. Ведь со смертью Роберта Деверелла связано и дело об украденном золоте и убийстве Пирбрайта. А последний не был ни родственником Девереллов, ни Фельденов. — Как и кролики Эллардайса, — добавил сэр Клинтон. — Сквайр, вы затронули другую сторону дела. Пирбрайт присматривал за лагерем Цезаря и умер в этом районе. Кролики также были местными. И Деверелл этой ночью был в тех же краях. Но вот Роберт Деверелл умер от вражеского орудия, а Энтони Гейнфорд отравился газом. И это отличается от смертей кроликов, Пирбрайта и Генри Деверелла. То, что они умерли поблизости от римского лагеря, кажется слишком странным совпадением. В этом месте есть что-то зловещее. Можно подумать, что «местный Нострадамус» был прав. И та бумага, которую Деверелл передал Ашмуну — это был набросок карты окрестностей римского лагеря. Но давайте отложим эту мистику и вернемся к главной теме. Она еще не исчерпана, как вы могли предположить. Мы рассмотрели наследников старого Родуэя, и вы не позволили мне искать убийцу среди них. Но что насчет людей, у которых нет прямого мотива, но есть косвенный? — Я не понимаю, к чему вы ведете, — признался Уэндовер. — У кого мог быть, как вы выразились, косвенный интерес? — Например, у вашего друга Эллардайса, — указал сэр Клинтон. — Он же помолвлен с одной из наследниц, не так ли? Для него было бы неплохо, если бы она получила приличное наследство, ведь это возместило бы его потери с малайским каучуком. — Ой, чепуха, — отмахнулся Уэндовер. — К таким вещам следует подходить без предвзятости, — покачал головой сэр Клинтон. — Ваш молодой друг — приятный парень, я знаю это. Но к делу это не имеет никакого отношения. Мне уже встречались очень симпатичные убийцы. Камлет собрал много любопытных подробностей, связывающих Эллардайса с этими делами. Перед прошлым налетом Эллардайс навестил Роберта Деверелла. Он зашел к Пирбрайту в ночь смерти последнего. Накануне смерти Энтони Гейнфорда доктор был на вечеринке у Фельдена и, подобно мисс Стэнуэй, подымался наверх. Опять-таки и в деле Пирбрайта, и в деле Генри Деверелла был обнаружен гиосцин или нечто подобное. А Эллардайс регулярно применяет гиосцин в своей практике. И, наконец, о том, что Эллардайс после бриджа отправился прямо домой, мы знаем только с его собственных слов. Его телефон был недоступен, и никто не мог позвонить ему и выявить, дома он или нет. Сам он говорит, что случайно повредил телефон. Но мы знаем, что он мог умышленно сломать его, чтобы предоставить себе свободу отправиться куда-либо под покровом ночи. Что ни говори, а здесь много примечательных подробностей, сквайр. Я не должен быть предрасположенным ни по отношению к Эллардайсу, ни к кому-либо еще. Что я и делаю. — А как насчет непредрасположенности к мулату? — спросил явно раздраженный Уэндовер. — Он хвастался своей Новой Силой, а ее демонстрация оказалась смертельной: тут и рыбешки, и кролики, о которых рассказывал Эллардайс… — Снова Эллардайс! — лукаво заметил сэр Клинтон. — Ну, и что? Вы же сами подбивали его присматривать за Ашмуном. И не можете отрицать это. Я говорю о том, что этот чертов Ашмун похваляется тем, что может убивать Новой Силой, причем в поблизости от лагеря Цезаря. Так что подозрений против него должно быть больше, чем против всех остальных. — Единственные Силы, о которых я что-то знаю — это силы полиции, и они не так-то новы. Но, кажется, вы лучше разбираетесь в этом предмете. Но скажите, сквайр, какой мотив мог быть у нашего друга Ашмуна? Конечно, он может быть маньяком, но у меня нет серьезных оснований подозревать его в получении какой-либо выгоды от смертей Девереллов, Пирбрайта и Гейнфорда. С другой стороны, в деле Пирбрайта у него есть железное алиби, а также у него есть алиби на время последнего преступления, хотя мы еще не подтвердили его. По отношению к Ашмуну я не предвзят. Дайте мне то, что можно инкриминировать ему, и я в деле. Но пока ничего такого нет, я ничего не стану делать. — Судя по всему, Генри Деверелл перед смертью был накачан мидриатиком, — заявил Уэндовер. — А по пути он заходил к Ашмуну. Причем он не просто отдал бумагу. Ашмун пригласил его внутрь на минуту-другую. Когда вы приходили к Ашмуну, он предлагал вам выпить? — Гостеприимность — не преступление, — ответил сэр Клинтон. — Он предлагал. — Тогда, возможно, он предлагал и Девереллу. А добавить гиосцин в напиток не сложно. — Если он у вас есть. Но даже если и так, то вы не сможете вызвать все симптомы, проявившиеся у Деверелла. — Возможно, там был не только гиосцин, — предположил Уэндовер. — Может быть, стрихнин или что-то подобное. — Концентрат ангостуры?[14] Сквайр, бросьте, так не пойдет. Симптомы Деверелла были точно такими же, как и у Пирбрайта. Доктор Гринхольм не нашел алкалоидов стрихнина в теле Пирбрайта. Так что для предположения, что Деверелл мог быть отравлен стрихнином, оснований нет, по крайней мере, на данный момент. — Думаю, вы правы, — нехотя уступил Уэндовер. — Ну, я ничего не понимаю. — Как и я, если от этого вам станет легче, — добавил старший констебль. — Ашмун удивился, услышав о смерти Деверелла? — Нет. Понимаете, я не упоминал о его смерти, Ашмун также не упомянул о ней. Можете считать это либо его неведением, либо хитростью. Но поскольку вы постоянно говорите о гиосцине, я у вас кое-что спрошу: откуда Ашмун мог его получить? Это не так-то легко. — Ну, я думаю, вам следует наблюдать за ним. — Ходить с собакой по его следам? Подслушивать его разговоры? Собирать пепел с его сигар? Вы это имеете в виду? Если к каждому подозреваемому в этом деле приставить полицейского для слежки, то у меня не останется констеблей. Вспомните, в деле Джека-Потрошителя лондонская полиция расставила констеблей, которые неделями дежурили на улицах, а Потрошитель, тем не менее, совершил еще одно или два убийства. Я не впечатлен данным методом. — Кажется, что вы вообще ничего не делаете, — пожаловался Уэндовера. — Много ума для этого не нужно. — И вот вывод: мне недостает ума. Поразительно! Давайте сменим тему. Вас когда-нибудь терзало смутное воспоминание о чем-то, таящемся в глубинах вашего ума? Сейчас меня мучает такое же чувство. Несколько лет назад я читал рассказ. Не помню ни где я его прочел, ни кем был его автор, ни даже сюжет. Но помню, что в нем было что-то, подходящее к лагерю Цезаря, и меня раздражает то, что я не могу вспомнить, что же именно это было… Проклятье! … Я знаю, что там было убийство, и дело было остроумным, но я просто не могу вспомнить, в чем оно заключалось… Возможно, если я перестану о нем думать, то сразу же все вспомню. Сэр Клинтон ненадолго замолчал, а потом продолжил: — Меня беспокоит еще один момент. Не могу вспомнить контекст этих строк Милтона: И некому, увы, разбой пресечь, Хоть над дверьми висит двуручный меч. [15]