— Это так, — согласился Уэндовер. — Я никогда не был у него дома. Как в нем? — Комфортно, но не роскошно. Его библиотека поразила меня. Экономка показала мне ее, когда я сказал, что напишу записку. Там я увидел всевозможные книги. Библиотека богаче, чем у многих, и, судя по ней, у Фельдена очень широкие интересы. Конечно, в основном там книги по химии. Я заметил нечто под названием «Всеобъемлющий трактат по неорганической и теоретический химии Мэллора» — дюжина толстых томов, страниц по пятьсот-шестьсот в каждом. Если каждый из них стоит по три гинеи, то весь набор должен стоить более пятидесяти фунтов.[21] Тут я понял, что изучать химию — это дело. И это лишь один ее раздел. У него также множество книг по органической химии. Мне стало интересно поискать в одной из них гиосцин, и я выяснил, что его химическая формула — гидробромид C17H21O4N HBr, так что я обогатился знаниями. Также у него есть коллекция научно-популярных книг, не касающихся химии. «Жизнь и нравы насекомых» Фабра, «Наука и повседневная жизнь» Холдейна. Сквайр, вы их читали? Попробуйте, они того стоят. Помимо специальной литературы, у него также много романов, начиная от елизаветинских времен и до наших дней. В общем, это такая библиотека, в которой можно найти книгу на любой вкус и настроение. Она меня очень заинтересовала. — Подозреваю, что когда я звонил вам сюда, вы были в его доме, — заметил Уэндовер, проигнорировав описание библиотеки. — Там или в другом месте, — поправил старший констебль. — Покинув дом Фельдена, я заглянул к вашему другу Эллардайсу. Последнего удалось застать дома. Мне были нужны советы относительно гиосцина и его действия. От него я получил все, что хотел, и, думаю, даже больше. Это странный препарат, слишком сложный для неспециалиста. Он не обезболивает, но вы забудете о боли сразу же после того, как она прекратится. Полагаю Эллардайс держит его в безопасном месте. Похоже, он часто его использует в своей практике. — Должно быть, — согласился Уэндовер. — Кстати, вы получили отчет столичного эксперта по делу Генри Деверелла? — Только что получил его. В желудке был гиосцин, но совсем незначительное количество. Если бы он принял смертельную дозу, его было бы больше. Также в желудке обнаружен алкоголь. — Вероятно, он выпил его у Ашмуна. Как я и предполагал, — заявил Уэндовер. — Во всяком случае, я не помню, чтобы он пил во время бриджа, — заметил сэр Клинтон. — И судя по тому, что я о нем слышал, он не был любителем выпить. Но я вполне могу представить, что даже воздержанный человек не откажется от рюмочки, если собирается провести час-другой на открытом воздухе после полуночи. Но что более важно, теперь я думаю, что знаю, как произошли некоторые из таинственных смертей. Я имею ввиду случай с кроликами; как бы вы к нему не относились, но кролики, Пирбрайт и Генри Деверелл находятся в одной связке. — Вы имеете в виду все происшествия поблизости от лагеря Цезаря? — Конечно, это объединяет все эти дела, но не объясняет их, — заметил сэр Клинтон. — Вы же не клюнули на всю эту чушь о Новой Силе? — скептично поинтересовался Уэндовер. — Иногда новое применение чего-то старого выглядит не хуже новой придумки, — заявил сэр Клинтон. — Нужно оформить авторское право на эту фразу. — Вы заочно учились на курсах дельфийских оракулов? — буркнул Уэндовер. — Мне бы хотелось, чтобы вы отбросили весь этот туман и, ради разнообразия, ясно сказали, что имеете в виду. Так было бы лучше. — Ваша проблема в том, что вы хотите выловить рыбку без труда, сквайр. Я потрудился раскопать все подробности, а вы хотите просто присоединиться, ни капли не потрудившись. Так не пойдет. Я дам вам все ключи, а решение вы найдете сами. Сопение Уэндовера выдало, что он далеко не удовлетворен, но сэр Клинтон не обратил внимания на этот немой протест. — Сквайр, вспомните ночь, когда я был смущен тем, что не мог вспомнить что-то прочитанное мной много лет тому назад. Теперь я все вспомнил. Это был рассказ какого-то Коннингтона, напечатанный в «Ньюс-Кроникл» в 1936-ом. Я вспомнил об этом, пока листал книгу Холдейна. Я читал ее, когда она вышла — в 1939-ом, и я вспомнил, что еще в то время одно из эссе в книге напомнило мне о сюжете ранее прочитанного рассказа. В любой городской библиотеке есть и подшивка «Ньюс-Кроникл», и книга Холдейна. Все, что вам нужно — это прочесть их, и тогда вы будете знать столько же, сколько и я. — Очень веселое времяпрепровождение, — буркнул Уэндовер. — Вы не можете сойти на землю и просто рассказать? — Хотите побыстрее? Хорошо! Я уложусь в два слова: «Закон Генри». — Мне они ни о чем не говорят, — проворчал Уэндовер. — Сквайр, где же ваше образование? Non est inventus?[22] Я могу предложить энциклопедию или словарь Уэбстера.[23] Уэбстер даже проще энциклопедии. Он есть даже у вас на полке. Уэндовер встал и взял словарь Уэбстера. — «Закон Генри, — прочитал он. — Закон, согласно которому растворимость газа в жидкости прямо пропорциональна давлению этого газа». Можно подумать, это что-то проясняет… но только не мне. Не улыбайтесь, как чеширский кот! Вы что, смеетесь надо мной? — И не собираюсь, — заверил его сэр Клинтон. — Нет, сквайр, я дал вам ключ. Замочная скважина под рукой. Но я просто не могу позволить вам заполучить разгадку, не приложив усилий. Вам нужно подумать. Но дело лишь в новом применении старого принципа. Уэндовер нетерпеливо пожал плечами. Затем он вернулся к Уэбстеру и прочел второе предложение в статье о законе Генри. — «Закон о парциальном давлении, см. соответствующий подзаголовок», — прочел он. — От него будет прок? — Уже теплее, — поддразнил его сэр Клинтон, изъясняясь на языке детских игр. Уэндовер перелистнул страницу и тут же возразил: — Тут про этот закон целых две страницы мелкого текста! Но поскольку сэр Клинтон не обратил внимания на возражения, Уэндоверу пришлось приняться за чтение. — А, вот оно! — наконец воскликнул он. — «Согласно закону о парциальном давлении, в смеси газов каждый газ оказывает такое же давление, которое оказывал бы самостоятельно. Также см. закон Дальтона». Ну, и при чем здесь кролики? Он вернул Уэбстера обратно на полку и, обернувшись, обнаружил, что сэр Клинтон насмешливо смотрит на него. — Снова холодно, сквайр. Аж в дрожь бросает. Но если вы не обращаете внимания на ключ, который у вас под носом, что же я могу сделать? Зайдите с другой стороны. Заметьте: гиосцин фигурирует в двух расследованиях у римского лагеря, а именно в делах Пирбрайта и Деверелла. Но Эллардайс говорит, что в случае с кроликами ничего подобного не было. Вот намек. Кто угодно может поинтересоваться: а откуда взялся гиосцин? Как вы знаете, его не так легко достать. И он ужасно ядовит. Чтобы подобрать дозу, нужно что-то получше обычных весов. Это также наводит на размышления. — Думаю, понимаю, на что вы намекаете, Клинтон, но этот вариант я просто отметаю. — Хорошо быть читателем мыслей и точно знать, что думают другие, — ответил сэр Клинтон. — Должно быть, это избавляет вас от многих хлопот, сквайр. А поскольку вы то точно знаете мои подозрения, то это избавляет от хлопот и меня. — Полагаю, вы тайком сговорились с коронером, — сказал Уэндовер, резко сменив тему. — Мне не нравится то, какие выражения вы выбираете, сквайр. Чем вам не угодило дознание? — В нем говорится, что Роберт Деверелл погиб от рук вражеских сил, а краже золота уделено весьма небольшое внимание. — Жюри заслушало показания вашего друга Эллардайса, он говорил о травмах, а инспектор рассказал о бомбе. Кажется, это убедило их в причине смерти, а именно ее они и определяли. Коронер принял это мнение, не позволив им отклониться в сторону. Какой в этом вред? Если у вас есть улики, доказывающие… вот именно: доказывающие, что Деверелл умер не от военных действий вражеских сил, то вы обязаны предоставить их. — Конечно, у меня нет улик. — Тогда почему вы дуетесь? Мне показалось, что вердикт вполне соответствует представленным доказательствам. Уэндовер лишь пожал плечами. — В деле Пирбрайта дознание отложили. — А почему нет? Это естественно, ведь никто не знает, как он умер. Коронер ждет улик. — В деле о смерти Тони Гейнфорда вынесен вердикт об отравлении газом. Вы верите, что к этому нечего добавить? — Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно в точности рассказать о том, что происходило в доме во время вечеринки. А я не знаю этого. Присяжные вынесли вердикт, согласующийся с предоставленными им доказательствами. — Хорошо, — ухмыльнулся Уэндовер. — Но не думайте, что никто не заметит негра в темной комнате или старшего констебля, подсказывающего коронеру. — А почему нет? Полагаю, кто угодно может советовать коронеру, если от этого будет прок. — И отсрочка в дознании по делу Генри Деверелла, — добавил Уэндовер. — Естественно, ведь оно сочетается с делом Пирбрайта. Я уверен, это было правильное решение. Ну, и чтобы закончить: дознания по делу Дерека Гейнфорда не будет — ваш друг Эллардайс без колебаний подписал свидетельство о смерти. Причина: приступ астмы. — Все, что я хочу знать, — раздраженно ответил Уэндовер, — чем вы занимаетесь на самом деле? Кажется, что немногим. Дела так не делаются. — Я наблюдаю, — бесстрастно ответил сэр Клинтон. — Мои агенты следят за всеми подозреваемыми и сообщают мне обо всем. Так они отвлекутся от рутинной работы и никому не навредят. Ваш друг Эллардайс на днях купил огромного игрушечного кролика. Должно быть, он дорого стоил. Позже он подарил его своей пятилетней крестнице, Уилли Данмор. Полагаете, это имеете отношение к кроликам из римского лагеря? Как символ, или что-то такое? Возможно, он был набит гиосцином. Кто знает? — Ну, если у вас такое настроение, лучше я пойду спать, — буркнул Уэндовер. Глава XVI. Крадущееся малечо — Шахматы? — предложил Уэндовер после ужина. Сэр Клинтон на мгновение задумался, а затем покачал головой. — Не сегодня, сквайр, — ответил он. — Опасаюсь, что если мы начнем партию, то не успеем ее закончить, а прерывать игру я ненавижу. Когда телефон отвлёк от ужина, было неприятно, а если он отвлечёт еще и от шахмат… нет, они слишком ценны. Попробуем что-то другое. Как насчет игры в алиби? Она известна со времен Каина, но все еще может развлекать. Он вынул из кармана лист бумаги и протянул его Уэндоверу. — Сквайр, держите. Я бы не пытался подловить вас на старом трюке с тремя карточками. Для вас это было бы слишком легко, так что здесь шесть карточек. Задача: найти даму.[24] В наших обстоятельствах звучит негалантно, так что назовем это «поиском убийцы». Понимаете смысл? Вверху таблицы шесть дел, сбоку — шестеро человек, которые прямо или косвенно заинтересованы в получении наследства Родуэя. «А» напротив имени подозреваемого означает, что мы точно знаем — этого человека не было на месте убийства. Прочерк означает, что у нас нет подтверждения его алиби. А вопросительный знак указывает на то, что мы не знаем, где находился подозреваемый во время очередной смерти. Уэндовер ненадолго задумался над таблицей. — Полагаю, вы исходите из того, что в случае с кроликами Ашмун и Эллардайс предоставили алиби друг другу? — Ну, а что тут еще можно сделать? — парировал сэр Клинтон. — Если хотите, можете предположить, что Эллардайс вообще придумал эту историю для нас. Но если вы принимаете его рассказ за правду, то доктор становится надежным свидетелем и дает Ашмуну алиби. Уэндовер кивнул в знак согласия. — В деле Энтони Гейнфорда алиби есть у всех шестерых, — указал он. — Если основываться на этом, то получается, что ваш убийца — это кто-то не из рассматриваемой шестерки. — Смерть Энтони Гейнфорда может оказаться несчастным случаем, — заметил сэр Клинтон. — А если отравление было предумышленным, то, возможно, убийцы не было в доме в момент смерти Гейнфорда. Если вы даете человеку яд, то вам нет нужды оставаться поблизости, дожидаясь, пока отрава подействует. — Хм! Значит, эта милая таблица не особо полезна для этого расследования? — Если это было отравление, то, конечно, да, — честно признал сэр Клинтон. — И в таблице есть еще один изъян: я не могу доказать, что Роберт Деверелл умер не от военных действий, а от рук местного убийцы. Все дело в зажигательной бомбе. У меня нет никаких свидетельств того, что она не свалилась ему на голову в результате атаки. Но мне хотелось сделать таблицу полной, ведь если бы я не включил в нее всех, то вы обвинили бы меня в том, что я подобрал для нее наиболее удобных для меня кандидатов. Как видите, я этого не делал. Все карты на столе. Упоминание о смерти Роберта Деверелла навело Уэндовера на свежий след.