— Но мое исчезновение причинило Вам боль. — И все же я помчался к Вам на помощь. — Это говорит о Вашем благородстве, но не о прощении. — Давайте отложим этот разговор. Полагаю, теперь нам незачем плыть в Индию, и Вы можете забрать свои вещи и перейти на мой корабль? — Полагаю, что да. Игнесс, Вы же не будете против? — спросила Катарина. — Вы можете плыть куда Вам угодно. — Тогда не станем откладывать. — Морелло поднялся. — Нужно только разыскать Мано. Когда все перебрались на новый корабль Алессандро, под названием Окиверди, что означало «зеленоглазая», Катарина снова подошла с расспросами к капитану. — Вы знаете, где искать Вашего дядю? — Да. Он здесь на острове, я как раз шел после встречи с ним, когда увидел Вас с Игнессом. — Неужели? Я думала, что судьба ведет меня в Индию, но оказалось, что мой путь лежал на Мауритус. — Да, Вам повезло. Дядя долгое время скрывался, за его голову была объявлена неплохая награда. — Тогда, может быть, не будем откладывать и пойдем к нему прямо сейчас? — Он пьян, сегодня разговор не принесет пользы. Лучше встретиться с ним завтра, после обеда. — Но он не уплывет? — Нет, он собирался существенно облегчить свой кошелек в местном борделе. Два — три дня у нас есть. — Наверное, я сегодня не сомкну глаз от волнения. — Я бы, на вашем месте, не возлагал больших надежд на слова Игнесса. — Вероятно Вы правы, но это первая ниточка, что у меня появилась за все время. Кольвадос ничего не знал обо мне, а мои собственные воспоминания были стерты от пережитого ужаса. У меня никогда не было возможности обрести семью. — Все могли погибнуть в том кораблекрушении. — Так не бывает, хотя бы какие-то родственники должны были остаться. Возможно, я, конечно, им не нужна, но я хотя бы буду знать, где был мой дом, кем были мои родители. Вам, наверное, не понять меня… — Да, признаюсь, я бы предпочел не знать некоторых из своих родственников со стороны матери. Моим домом давно стало море, но все же, я знаю, что я не один в этом мире. Надеюсь, Ваши поиски Вас не разочаруют. — Алессандро, Вы обижены на меня? — Я долгое время считал Вас сбежавшей с Игнессом, а сегодня увидел, как Вы мило прогуливаетесь с ним под руку. — Игнесс не простой человек, но, между нами, ничего нет. — Были свидетели вашего поцелуя, вы провели вместе ни один день в лодке, да и вообще, не мало времени путешествовали с ним. — Вы обвиняете меня в этом? Тот поцелуй был сорван Игнессом, когда я теряла сознание, он делал это на публику. — Это был единственный поцелуй между вами? — Был еще один, — Катарина виновато опустила глаза, — в лодке, но в тот момент это было острой необходимостью. — Неужели? И как же достигается подобная необходимость? — Ваше осуждение не справедливо. Тогда в лодке, мы стояли на пороге гибели, а живы ли Вы, было вообще не известно. Алессандро, поверьте, я не собиралась сбегать от Вас. И я очень боялась, что мы с Вами вновь не встретимся. — Но мы встретились, и что? Вы хотите мне что-то сказать? — Скорее просить. Дайте нашим отношениям еще один шанс? — Я надеялся услышать от Вас что-то более откровенное. — Знаете, я встречала не мало мужчин на своем пути. Многих из них привлекала моя внешность, но в остальном я всегда подыгрывала им, создавая идеальный недостижимый образ. Но Вы один из тех, кто знает меня настоящей, и Вас не пугает, ни отсутствие у меня статуса, положения или средств. Вы все равно относитесь ко мне с уважением и преданностью, доступной далеко не каждому… — Я знаю кто я и как отношусь к Вам. Меня интересует, как Вы относитесь ко мне. — Я… к Вам… я… — женщина стушевалась, сжимая от волнения пальцы. — Вы не знаете или не можете сказать? А может быть Вы не хотите лгать, зная, что правда оттолкнет меня? — Нет. Я не… Вы… — Видимо, я требую от Вас слишком многого. — Нет, но я… Ох, простите… я так разволновалась, у меня кружится голова, — женщина схватилась за леер. — У меня не было цели довести Вас до обморока. Видимо, Вы по-прежнему боитесь привязанностей. Тогда мы не будем торопиться. Пойдемте, я отведу Вас в каюту. [1] Речь идет об острове Маврикий. Он был открыт арабами в Х веке и назывался Дина Ароби, В начале ХVI века на нем высадились португальцы и назвали его Сишна, позднее его стали колонизировать голландцы, дав ему название по латинской форме имени Морица Оранского — Мауритус, которое со временем видоизменилось в Маврикий. Глава 43 От волнения Катарина и правда плохо спала этой ночью, и уже с самого утра принялась мерить тревожными шагами палубу Окиверди. — Вижу, что Вы изводите себя ожиданием. — раздался за ее спиной голос капитана. — Алессандро! Как Вы думаете, может быть Винсенте уже проснулся? — Вероятно да, но сейчас он зол и неразговорчив из-за похмелья. — Но, может быть, если прийти к нему с бутылкой вина, его настроение улучшится? — Боюсь, этим Вы его оскорбите. Дядя предпочитает хороший ром, а Вы просто вынуждаете меня преподнести ему бутылку такового. — улыбнулся Морелло. — Я буду Вам весьма признательна за эту жертву. — Ладно, что поделать, пойдемте. Уже поднявшись на палубу корабля Винсенте Ловкого, гости увидели весьма помятого и хмурого Игнесса, он умывался из бочки. — Что Вы тут делаете? — удивилась Катарина. — А на что это похоже? Пытаюсь облегчить свое похмелье. Я вчера неожиданно встретился с Винсенте, и мы плодотворно провели ночь. О, я вижу у тебя в руках ром, мой друг! — Я берег эту бутылку явно не для тебя. — сухо ответил Алессандро. — Ни сколько в этом не сомневаюсь, но раз уж я оказался в нужном месте в нужный час… — Эй, Алессандро! Не ожидал увидеть тебя так скоро! — прикрывая глаза от солнца и морщась, на палубе появился мужчина среднего возраста, на лице его было несколько тонких, побелевших от давности шрама, а еще темные длинные волосы, своей спутанностью указывали на то, что совсем недавно покоились на подушке. — По утрам в гости ходят лишь бездельники. Тебе что, нечем заняться? — Я принес тебе подарок, а еще хотел кое с кем познакомить. — Ладно, идите в каюту, я пока умоюсь. Вскоре вся компания собралась в капитанской каюте. Бутылка с ромом была тут же открыта и на двух мужчин она буквально действовала как живая вода. — Ха, не плохо! Что заставило тебя так расщедриться, а Алессандро? — Просто хотел порадовать тебя, дядя.