– Второе дежурство, и ты опять отличился. – Она обреченно вздохнула. – Тоже считаешь, что мне нужно было дать себя застрелить? – Я сидел, борясь с закрывающимися глазами. Меня клонило в сон. – Не говори глупости, – отмахнулась она от моих слов. – Я так испугалась, когда мне с дежурки позвонили и сказали, что вы столкнулись с вооруженными бандитами. Думала, ну все, отбегался наш Альберт. Чего смеешься? – Людмила нахмурилась. – Я еще от того случая не отошла, когда тебя в Центральном парке пытались ограбить, – проворчала она. – Ты же не чужой мне человек. Я закашлялся, пытаясь справиться с некстати накатившим на меня весельем. Не помогло, и я, облокотившись, спрятал лицо в ладонях. – Расстроился, что от службы отстранили? – по-своему интерпретировала сей жест Журбина и тут же принялась меня обнадеживать: – Проведут проверку и восстановят. – Или к уголовной ответственности привлекут, – предложил я альтернативу. – С чего ты это взял? – всплеснула она руками. – Как с чего? – Я делано удивился. – Я же пристрелил ценного гражданина социалистического общества, не то что какой-то там следак. – Не выдержав, я заржал. – Прекрати истерику! – прикрикнула на меня Журбина. – Обиделся, что тебя отстранили от дел? Так они обязаны провести служебную проверку по факту применения табельного оружия. – Проверку? Да они уже признали меня виновным. Без всяких проверок обошлись! – Я резко оборвал смех. Поднялся, скрипнув стулом. – Ладно, я домой. – Сильно от начальства досталось? – посочувствовала Людмила, тоже поднимаясь. – Не бери в голову. Подумаешь, поорали на тебя немного. Надо же было им выпустить пар. Их тоже сегодня поимеют, уж поверь мне. – Она демонстративно посмотрела наверх. – Да не в этом дело. – Я начал переодеваться в гражданское. – Дело в презумпции невиновности. – Где ты только таких выражений нахватался? – Журбина отвернулась. – При чем здесь выражения? – бросил я раздраженно, натягивая джинсы. – Они должны были быть на моей стороне. Ведь я их коллега. Но вместо этого только и делали, что возмущались: зачем побежал, зачем в живот стрелял, – передразнил я кое-кого. – Я уверена, все разрешится наилучшим образом, – оптимистично заявила Людмила, разворачиваясь. – Разумеется, как же иначе, – натянуто улыбнулся я. – Все, я пошел. Но, открыв дверь, я напоролся на Курбанова. – А вот и наш герой. – Первый зам изобразил радость, проходя в кабинет. – Здрасте и до свидания. – Я вновь сделал попытку уйти. – Стоять! Ты это куда собрался? – начальственным рыком развернул меня Курбанов. – Домой, – объяснил я, раздумывая над тем, не зарядить ли ему аккурат по ухмылке, хуже все равно уже не будет. – Приказ подпиши, удостоверение сдай и вали, – потряс он перед моим носом отпечатанным на машинке документом. – Все, я свободен? – выполнив требуемое, поинтересовался я. – Ты материалы передал? – Задавая вопрос, Курбанов смотрел на Людмилу. – Да, я все забрала, – отозвалась Журбина, положив руку на стопку бумаг на столе. – Уголовные дела в сейфе. – Тебя предупредили, чтобы из города не уезжал? – Первый зам вновь переключился на меня. – Предупредили, – подтвердил я, взглянув на часы. – Я могу уже идти? – Иди, конечно. Ты же здесь больше не служишь. – Издевательский тон, на лице злорадство. – Ты даже не представляешь, как я этому рад! – не смог удержаться от того, чтобы не оставить за собой последнее слова. Дурость, конечно, и ребячество, но реально достал. Оказавшись на улице, я вдохнул дурманящий запах свободы. Холодный воздух ворвался в носоглотку. «А не рвануть ли мне на юг?» – задумался я, приподнимая шарф. Добравшись до дома, я первым делом залез на антресоли за чемоданом. Выгреб из него фотографии написанных по-немецки записок и разложил их на столе. – Давно уже надо было перевести, – выговаривал я себе вслух за нерасторопность, переписывая незнакомые слова в блокнот. Завтра займусь поиском преподавателя немецкого языка. Больше нельзя тянуть с этим делом. Нужно наконец узнать, кто отец Альберта. Чем больше способов покинуть Союз у меня будет, тем лучше. Убедившись, что все буквы и знаки перерисованы точно, я завалился спать. Следующий день я провел согласно намеченному вчера плану. За учителем немецкого языка я отправился на другой конец города, чтобы ненароком не столкнуться с ним потом где-нибудь на улице. Выйдя из автобуса, я направился в общеобразовательную школу. Учителем оказалась строгая дама в очках, которые в сочетании с громоздкой прической добавляли ей лишние лет десять. – Роза Михайловна, – обратился я к ней, предварительно выяснив ее имя у школьников. – Вы чей-то отец? – Щурясь, она наблюдала за мной поверх очков. Я прошел через класс к ее столу. – Нет, и даже не брат, – сказал я и располагающе улыбнулся. – Я к вам как к лучшему специалисту немецкого языка в нашем районе. – Отметив заинтересованность, продолжил: – Вы не могли бы перевести мне некоторые записи? – При этих словах я достал из внутреннего кармана блокнот. – А вы кто? – нахмурилась она. В ее голосе явственно послышалось подозрение. «С удостоверением вышло бы проще», – посетовал про себя я, а вслух сказал, что являюсь практикантом-журналистом, пытающимся написать статью и удивить редактора газеты. – И из какой вы газеты? – От удивления ее брови поползли вверх. – Пока еще не из какой. Но мечтаю работать в «Комсомольской правде», – признался я, приняв мечтательный вид. – Вы мне поможете? – спросил я с надрывом. – Да, конечно, – растерялась она от моего напора, вновь усаживаясь на свое место. Окрыленный, я пристроился на стоящую рядом парту и протянул ей блокнот. – Это любовные письма, – через какое-то время сообщила мне она. – Писал мужчина. – И что в них? – подобрался я. – Сейчас напишу. – Она подвинула к себе листок бумаги и застрочила, а я напряженно за ней наблюдал. – Это письма военнопленного? – отвлеклась от перевода Роза Михайловна, она смотрела на меня вопросительно. – Не знаю, мне как раз и нужно это выяснить, – разведя руками, объяснился я. – Он ее очень любил, – вздохнула она, о чем-то задумалась и вновь углубилась в чтение. – Точно военнопленный, – заключила она. – Он пишет, что его семья живет в Мюнхене и что там будут рады как ей, так и детям. Он умоляет ее не отчаиваться, ждать его. «Твой Альберт» – с придыханием зачитала она вслух. – Это так романтично. – Ее затуманенный взгляд устремился вдаль. – Да, пожалуй, хорошая статья получится, – покивал я. Из школы я вышел задумчивым. Если папаша Альберта так любил Марту, то почему не забрал с собой? Вернувшись в Германию, чувства поостыли, он встретил другую, а о русской семье предпочел забыть? Или погиб? Предстояло выяснить, что произошло с Альбертом Взидрицем. Но, как это сделать, я пока не представлял. Не мог же я в посольство ФРГ завалиться, меня еще на подступах сотрудники КГБ примут. Надо думать, наводить справки, где такую информацию можно получить, не подставляясь. Отступление От первого секретаря областного комитета КПСС Мохов вернулся в расстроенных чувствах. Туда его притащил начальник городского УВД. Именно поэтому основной удар при разборе полетов пришелся по начальнику РОВД. Вменили ему ни много ни мало плохую организацию работы отдела милиции. – Не осуществлял надлежащий надзор за лицами, освобожденными из мест лишения свободы, и плохо организовал работу по учету находящихся в розыске лиц. Допустил совершение на вверенной ему территории особо тяжкого преступления. Не обеспечил розыск и задержание преступников по горячим следам и дал им скрыться с места преступления. – Обличительные слова начальника областного УВД все еще звенели у него в ушах. На момент совещания уже были установлены личности двоих из трех совершивших разбойное нападение. Некто Дьяков, которого подстрелил их следователь, как выяснилось, находился в общесоюзном розыске. В их город он по версии следствия приехал к проживающему здесь Чемезову, с которым они вместе отбывали срок. Видимо, хотел у него отсидеться. Чемезов освободился из мест не столь отдаленных всего несколько месяцев назад и, как назло, осел именно в Индустриальном районе города. Кто был третьим, выяснить пока не удалось. Дьяков скончался на операционном столе, а Чемезов подался в бега. Закурив, Мохов посмотрел на сидящего справа от него за столом Лусенко. Тот выглядел не лучшим образом, задумавшись, мял пальцами сигарету, на стол сыпался табак. По нему тоже лихо прошлись, но уже в управлении. Ведь именно он возглавлял в отделе уголовный розыск. В дверь постучали, и в кабинет вошел Головачев. – Вызывали, товарищ полковник? – застыл тот на пороге, пытаясь совместить несовместимое – изображая нерешительность вкупе со служебным рвением. – Заходи, – оторвавшись от своих нерадостных мыслей, хмуро откликнулся Мохов. – Кури, если хочешь. – Он подвинул к начальнику следствия пепельницу.