– Борис Аркадьевич, Журбина меня контролирует, это я сам косячу, – вздохнул я тяжко. Опять начальницу подставил. – Альберт, ты вот что, прямо сегодня, не затягивая, узнай у потерпевших о сберкассах и пробегись по ним, – пропустив мимо ушей мои слова, перешел к другой теме Митрошин. – Понял. Деньги только в сейф закину и поеду, – кивнул я. – Все, выходи, – высадил он меня возле отдела. К своему кабинету я добирался крадучись. Но только до заветной двери осталось сделать пару шагов, как по всему коридору разнеслось грозное: – Чапыра! – Доброе утро, Руслан Тахирович, – натягивая на лицо улыбку, поприветствовал я первого зама. – К Головачеву! Немедленно! Пришлось плестись. Курбанов, видимо, и не думал куда-то уходить, после того как передал мне приказ, а ответственно следил за его выполнением. Под конвоем я дошел до кабинета начальника следствия, а там меня уже нетерпеливо ждали сам Головачев и бледная на лицо Журбина. – Здравствуйте, – обозначил я свое присутствие, хотя они от меня глаз не отрывали. Правда, молчали при этом как-то напряженно. Курбанов захлопнул за мной дверь и занял свое место – напротив и.о. второго зама. – Где Овсянников? – с тихой угрозой в голосе спросил Головачев. – Сбежал, – честно ответил я. Что-то надоело мне подставляться. Амплуа своего парня явно не мое. – А вот в дежурной части говорят, что следователь вчера отпустил, и в сводках никакой побег не значится, – не поверил мне начальник. – Лусенко с утра громы-молнии метает, грозится рапорт на нас всех написать. Выпустили злодея, которого УГРО нам на блюдечке преподнесло! – Головачев перешел на крик. – И повестки в деле нет! – Он махнул рукой с зажатой в ладони сигаретой на тонкую стопку уголовных дел перед ним. – Рапорт мне на стол! Садись и пиши! – Слушаюсь. – Я опустился на свободный стул. Пакет с дежурной папкой положил рядом. – Это чего у тебя? – указал он взглядом на пакет. – Деньги, товарищ подполковник. – Какие еще деньги? – фыркнул табачным дымом Головачев. – Двадцать три тысячи. В квартире Овсянникова при обыске нашли, – доложил я, при этом доставая чистый лист бумаги из папки и ручку. Установилась абсолютная тишина. Все неотрывно смотрели на злополучный пакет. – Какой обыск? Когда? – вкрадчиво спросил Головачев. – Люда, что, вообще, происходит? – сверкнул он на Журбину глазами. Та пошла красными пятнами, открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но ничего не вышло. – Когда Овсянников сбежал, – начал я спасать положение, а то моя начальница что-то совсем сомлела, – я решил провести в его квартире обыск. И это было правильное решение – мы нашли деньги, – кивнул я на пакет, – и записную книжку подозреваемого. Теперь мы знаем контакты Овсянникова, и оперативникам будет легче его найти. Головачев поперхнулся дымом. У Журбиной задергалось веко. Выяснять подробности пришлось Курбанову. – Ночью, без санкции и без понятых? – спросил он. – Нет, понятые были и представитель домоуправления тоже, – доложился я. – Так что все по закону. Были основания полагать, что в квартире Овсянникова находятся похищенные у потерпевших деньги. Также были основания полагать, что подозреваемый может их перепрятать. То есть был как раз тот не терпящий отлагательств случай. Осталось только прокуратуру письменно уведомить, оговоренные законом для этого сутки еще не прошли, – закончил я оптимистично. – Как у тебя, Чапыра, все просто, – разглядывая меня как нечто нереалистичное, усмехнулся Курбанов. – Жулик у тебя сбежал – растереть и забыть, и документов о побеге из-под стражи оформлять никаких не надо. Пусть начальник следствия потом за тобой разгребает, а ты у нас герой – взял всю вину на себя, коллеги из дежурной смены рукоплещут. Обыск провел ночью, без санкции – и тоже фигня. Что нам стоит закон на обстоятельства натянуть, да? – Товарищ майор, я действовал в рамках закона, исходя из сложившихся обстоятельств! – перетасовал я его слова в правильную конфигурацию. – Ну хоть деньги принес, и на том спасибо, – поддел он меня. – Вы на что намекаете? – состроил я гневное лицо. – Товарищ Журбина, – прервал намечающийся конфликт Головачев, – поясните мне, почему вы не в курсе того, что творит ваш следователь? Напоминаю, вы, по всей видимости, это позабыли, но вы не только его начальник и куратор, но и старшая созданной оперативно-розыскной группы. – Товарищ подполковник, – Людмила вскочила с места и вытянулась во фрунт, – виновата! Но я же не могу находиться в отделе круглосуточно, – удрученно добавила она. – А от вас никто таких подвигов и не требует! Просто выполняйте свою работу! Почему в соединенном уголовном деле по кражам нет указаний по расследованию?! – Не дожидаясь ответа, который Журбина слишком долго формулировала, Головачев припечатал: – Из-за этого ваш следователь и творит все, что ему в голову приходит! Сегодня же дело передать Курбанову! Вам понятно?! – Так точно, – потерянно произнесла она. – Собранные по делу доказательства тоже передай Курбанову. – Головачев указал на пакет с деньгами. – Чапыра, а ты почему изъятые при обыске вещи с собой таскаешь? – вновь на меня взъелся Курбанов. – Почему сразу в отдел их не привез? Такая сумма в сейфе должна лежать, а ты ее под мышкой таскаешь! Один и без оружия, шляешься по городу! А вдруг бы тебя опять ограбили?! – Я не шляюсь, я работаю! – взъелся я. – Обыск мы рано утром закончили, автобусы еще не ходили. Повезло, что коллеги из соседнего района до центра довезли. Я не виноват, что у нас одна машина на все следствие и которой я даже пользоваться не могу. – А ты не охренел?! – Курбанов произнес это не сразу, сперва он безмолвно пучил на меня глаза. – Нет, вы слышали, Илья Юрьевич, машину ему подавай! Я тебя, Чапыра, спрашиваю, – он вновь впился в меня взглядом, – ты почему с такими деньгами домой поехал, а не в отдел? – Не был я еще дома! – И где ты шлялся после обыска?! Скажешь, три часа до отдела добирался? – Еще раз вам говорю, я не шляюсь, я работаю! И был я у заместителя прокурора Митрошина. Он меня, кстати, до отдела и довез, так что не ходил я по улице с деньгами, – уже спокойнее сказал я. Курбанов замолк. Все осмысливали услышанное. – Что-то я не понял, так у тебя санкция прокурора есть или нет? – Первым очнулся Головачев. – Нет, товарищ подполковник. Митрошин меня в сберкассы отправил, ну чтобы найденные при обыске деньги к потерпевшим привязать, – пояснил я. – Чапыра, я тебе поражаюсь, – удрученно заметил Курбанов. – Жулика проворонил, незаконный обыск провел, еще и непонятные деньги в отдел притащил. Быстро в сберкассы дуй! – Он даже привстал с места, видимо пытаясь так меня ускорить. – Так я могу взять машину? – уточнил я, а то ведь так и не услышал внятного ответ на свою претензию. – Чапыра! Отступление Полковник Мохов, начальник РОВД, только что отпустил взмыленного старшего смены и теперь наблюдал, как в его кабинет заходит следующий в очереди на разнос – начальник уголовного розыска майор Лусенко. Именно его сотрудник отличился ночью – при конвоировании из кабинета следователя в дежурную часть упустил задержанного. Лусенко вошел решительно, излучая уверенность и праведный гнев. – Товарищ полковник, – после обязательного «разрешите» заявил он уже с порога, – это уже ни в какие ворота не лезет! Мы следователям привозим жуликов, а они их отпускают! – Так им виднее, наверно, – ответил Мохов, не приглашая подчиненного присаживаться. Тот остался стоять возле рабочего стола начальства, возмущенно сопя. – Товарищ полковник… – Товарищ майор, – перебил его Мохов. – Ты серьезно не в курсе того, что в действительности сегодня произошло? – Чапыра отпустил Овсянникова, которого мы сутки по адресу караулили! – выпалил Лусенко. – Что-то ты начал терять хватку, майор, – хмыкнул полковник. – Может, мне тебя перевести на менее ответственную должность? – Не понял? – моментально подобрался Лусенко, наконец почуяв приближение больших неприятностей. «Действительно, что ли, начал сдавать?» – мелькнула в его голове нехорошая мысль. Ведь видел же, что в дежурке какая-то нездоровая суета творится, все наскипидаренные бегают, но не придал этому значения, свел все к обычному авралу. Да и цыгане эти, что галдели так, аж уши закладывало. Именно их нахождение в дежурке дало основание считать, что ничего особенного не происходит, обычный день райотдела. И ведь Кравцов ничего ему не сказал. Может, конечно, не заметил при таком бардаке. – Виноват, товарищ полковник, – вытянулся майор. – То-то и оно, что виноват! – припечатал Мохов. – Это же твой подчиненный допустил побег из-под стражи! Следователь вынес постановление о задержании Овсянникова, а твой Скворцов при конвоировании дал возможность тому сбежать! И скажи «спасибо» Чапыре, что он постановление порвал! А то бы нас всех за такое там, – полковник потянул палец к потолку, – вздернули бы! Тебя в лучшем случае участковым в отдаленный район сослали, а твоего Скворцова выперли бы из органов! Картинка сложилась. Лусенко молча внимал начальственный мат и обдумывал ситуацию. Почему ему никто не доложил?! Это был наиглавнейший из вопросов. Ни Кравцов, старший смены, ни Головачев, что вот буквально несколько минут назад выслушал от него гневные выпады в адрес Чапыры в частности и следствия в целом. Но ведь и словом не обмолвился! Бросив «разберемся», свалил на свою половину этажа. Опять какая-то подковерная грызня началась за место под солнцем? Скворцов, гаденыш, вот кто первым должен был бежать к нему с докладом! Не домой валить, отсыпаться, а к начальнику мчаться! На всех парах! Чтобы начальство первым узнало новость и успело подготовиться! Лусенко поправил ворот форменной рубашки, от гнева горло сдавило.