Судя по его виду, Сотников охренел от моей откровенности. Не привыкли здесь еще о таких вещах открыто говорить. – Так что откупайся, – резюмировал я. – А не много ли ты, следак, на себя берешь? Не боишься надорваться? – Опять угрозы, – поморщился я. – Я беру ровно столько, сколько хотел поднять с меня ты. И нефиг на меня так смотреть. Сам себе проблему создал. Не я к тебе пришел, а ты ко мне. – Да какую проблему? У тебя ничего на меня нет. Одни лишь слова, никаких доказательств. А будешь на меня рапорты писать, сам подставишься. Так что расходимся миром, коллега. – Последнее слово он выплюнул. – Две тысячи, и будет мир, – озвучил я цену. – И мне без разницы, кто мне заплатит: ты или Костик, – смягчил я условие. – Он и мне должен за такую подставу, – согласился со мной Сотников. Домой я вернулся за полночь, сунул деньги в тайник в полу и завалился спать. Утром вновь предстояло идти на суточное дежурство. Ночью снилось комсомольское собрание. Скованный наручниками, я лежал на столе, застеленном красной скатертью. Возле меня нарезала круги комсорг Светлана Павловна в ажурных чулках и вооруженная плетью. Выговаривала мне о необходимости быть достойным комсомольцем, иначе будет бо-бо, и тут же воплощала угрозу. Я внимал, одновременно пытаясь достать пистолет, вот только никак не выходило расстегнуть кобуру. Проснулся от звона будильника, стряхнул остатки сна и первым делом задумался над тем, что надо бы тайник где-то вне квартиры оборудовать. К тому же скоро он пополнится драгоценностями. Я на это сильно надеялся. Первым делом, после того как позавтракал, я позвонил с уличного телефона в отдел и предупредил, что опоздаю часа на два. Да, мне за это потом прилетит, все же я включен в дежурную смену, но мне есть чем отбиваться – положенными мне законом сорока восемью часами после дежурства. Так что серьезные кары мне не грозили. Успеть застать Олейника для меня было важнее. Поэтому, верно расставив приоритеты, я с утра рванул по адресу предполагаемого убийцы и держателя драгоценностей. Михаил Олейник обитал в центральном районе города, в доме сталинской постройки. Жилье по этим временам престижное, так что я ожидал в подъезде наличие консьержа. Но советская действительность лишила меня лишнего свидетеля, спасибо ей за это. На мой звонок долго никто не открывал. Наконец я услышал в квартире шум, словно передвигали что-то габаритное, а затем дверь отворилась. – Вам кого? – На меня с подозрением смотрел молодой парень возрастом чуть старше меня. Среднего телосложения и роста, вьющиеся густые темные волосы, глаза навыкате и полноватые губы. Нос обычный, прямой без горбинки. На бандита и убийцу он совершенно не походил, скорее напоминал типичного представителя офисного планктона. Одет хоть и с некоей небрежностью, но элегантно. Рубашка из дорогой ткани с закатанными до локтя рукавами и на заказ пошитые брюки, правда местами испачканные в пыли. На ногах красовались домашние тапочки. Я же был в черных джинсах и пуховике графитового цвета. Для СССР – это покруче хорошего костюма. Хотя местные, что могли себе позволить купить забугорные шмотки, предпочитали вместо пуховиков носить вельветовые куртки и дубленки. Но выделяться из толпы тоже в некоторых случаях полезно. – Михаил Львович Олейник? Да, я не стал врываться, сметая хозяина с пути, а затем бить его по почкам, истошно вопя, что сгною его на нарах. Большие деньги любят тишину, а дела сподручнее проворачивать в располагающей к взаимопониманию атмосфере. От человека легче добиться нужного тебе результата, когда внятно объясняешь ему его в этом выгоду, а не со зверской рожей целишься ему в лоб. Он же при таком раскладе ничего не соображает, его разум полностью застилает страх. И когда ты после этого уходишь, он начинает делать глупости: бежать за помощью, кричать о произволе на всех углах и даже может пальнуть в спину. А мне оно надо? Так что я улыбался и готовил почву для предложения, от которого будет невозможно отказаться. – Да, это я. – Настороженность в голосе Олейника усилилась. – А вы кто? – А я следователь Чапыра, – представился я, демонстрируя ему свои корочки в развернутом виде, чтобы проникся. И тут же увеличил напор: – Позвольте пройти? Олейник, занятый анализом ситуации, по инерции пропустил меня в квартиру, где я сразу же принялся осматриваться на предмет возможных свидетелей. Но вроде бы больше никого в квартире не было. По крайней мере, никто к нам не вышел. Вся прихожая заставлена разного размера коробками и чемоданами. На диван в гостиной навалены вещи. – Вы куда-то уезжаете? – спросил я. – Да, сегодня вечером улетаю в Москву, – сообщил он мне. – А вы по какому вопросу? – Переезжаете в столицу? – продолжил я его нервировать, не отвечая на вопрос. – Переезжаю на свою историческую родину. – Его ответ прозвучал резко. Олейник явно злился. – А вам что до этого? Вы ведь не из КГБ. – Нет, я из МВД. КГБ не занимается убийствами. – Какими убийствами? – заикаясь, переспросил он. – А также разбоями, – строго добавил я. Его лицо побелело. – Вы о чем? – Олейник все же справился с нервами. – О драгоценностях. – Я продемонстрировал ему ухмылку. – Ради них вы организовали разбойное нападение на Фоминых, затем убили подельников, а после вернулись к Галине Германовне с целью стрясти с нее еще немного цацек. – Это какой-то бред, – растерянно проговорил он. – Я никого не убивал и ничего не организовывал. – И Фоминых вы тоже не знаете, – понятливо дополнил его я. – Зато Галина Германовна в подробностях описала, как вы с двумя бандитами ворвались к ней в дом, маскировка вам не помогла, потерпевшая вас узнала, пытали ее мужа, забрали драгоценности, деньги и ее любимую шубу. Кстати, зачем вам шуба в Израиле? Там же субтропики. – Какая шуба? Что за бред вы несете? Немедленно уходите! – натурально возмутился Олейник. – Норковая. Галина Германовна очень по ней скучает. Нехорошо так издеваться над женщиной. Оставили ее зимой без шубы. Еще и задушить после этого пытались, – пожурил его я. – Кто вы? Что вам нужно?! – прокричал он мне в лицо. Мы стояли с ним друг напротив друга на границе между прихожей и гостиной. – Следователь Чапыра, веду расследование уголовного дела по убийству гражданина Чемезова и разбою в доме Фоминых, – пришлось представиться повторно. – А при чем здесь я? – выдавил он из себя, его губа подрагивала. – Вы основной подозреваемый по делу, – огорошил его я. – Так куда вы дели шубу? – спросил я его строго. – Да не брал я эту чертову шубу! Это все Чемезов! – прокричал Олейник, видимо, его мысли пришли в сумбур и на осточертевшее ему слово «шуба» сработал триггер. Выпалив признание, Олейник замолк и теперь смотрел на меня молча и как-то затравленно. – Как от Чемезова, от меня избавиться не получится, – предостерег его я, а то еще решится от безысходности дать последний бой. – Я никого не убивал, – замотал он головой. – Я только защищался! – Его наконец прорвало. – Он хотел отнять у меня все. Это он пытался меня убить! Мне повезло в последний момент схватить какой-то камень. Я не знал, что он мертв. Думал, просто без сознания. Когда он обмяк, я выбрался из-под него и убежал. Это правда! – В суде эту версию и расскажешь. Тебе обязательно поверят. – Я усмехнулся. – Особенно после того, как чета Фоминых расскажет, как ты их пытал. – Никто их не пытал! Дьяков случайно выстрелил. Это все Фоминых! Она отдавать не хотела и напрыгнула на него словно кошка. Олейник распалялся от праведного гнева. Его рубашка намокла от пота. – А ты, значит, в это время мимо проходил и, пока все были заняты друг другом, под шумок стащил драгоценности, – скептически предположил я. – Драгоценности я взял. – Олейник даже не подумал отпираться, словно действовал в своем праве. – Я за них деньги заплатил! А Фоминых потребовала вдвое больше оговоренной суммы. И тогда мне пришлось ее обокрасть. – Ты разбойное нападение совершил, а не кражу, – поправил его я. – Причем в подельники взял матерых уголовников. – А что мне еще было делать?! Мне вызов пришел, надо уезжать, а эта сука начала мне руки выкручивать! Я взял то, что принадлежит мне! Воровка – это она! Фоминых годами людей обкрадывает! Думаете, где она эти драгоценности взяла?! – Это к тому уголовному делу, что я расследую, не относится, – охладил я его пыл. – Я расследую разбой и убийство. А их не Фоминых совершила, а ты. – Вы пришли меня арестовать? – Олейник поник. – Хотите, я отдам вам драгоценности? – зацепился он за идею. – Пожалуйста, заберите все, только выпустите меня в Израиль. – Он смотрел на меня умоляюще. – Это мой единственный шанс туда выехать. Мне стало противно. Я как никто понимал его чувства. Я бы тоже все отдал, чтобы уехать. Но у меня, в отличие от Олейника, не было разрешения на выезд, поэтому, кроме понимания, я чувствовал к нему зависть. Зависть лютую, такую, что захотел плюнуть на драгоценности и притащить его в отдел. Даже сам испугался накрывшего меня наваждения. Отошел от Олейника и устало, словно выжатый досуха, рухнул в кресло. Паршивое состояние. Одно дело – задержать Олейника как преступника, другое – мстить за то, что тот оказался удачливее. Последнее вызывало у меня омерзение. Не такой уж я урод, как некоторые обо мне думают. Раздражение добавляло еще и то, что я верил Олейнику. Все, что он мне рассказал, было похоже на правду. С другой стороны – и что? Он все равно совершил преступление. И я знал об этом, когда шел к нему за драгоценностями. Как раз рассчитывал на этом сыграть. И с чего вдруг засомневался? Для того чтобы успокоить не вовремя проснувшееся служебное рвение, решил порассуждать с позиции неангажированного юриста, а еще лучше обывателя. Во-первых, исходим из того, что действия Олейника спровоцированы противоправным поведением потерпевшей. Значит, смягчающие обстоятельства его вины в наличии. Во-вторых, своими действиями Олейник очистил город от двух уголовников и прищучил хвост одной зарвавшейся особе, что вовсю использует свое служебное положение и на этом наживается. То есть можно утверждать, что справедливость восторжествовала. Построенные мною сомнительные выводы меня не смущали, меня занимал вопрос: что делать с Фоминых? Дама она ушлая, а значит, опасная. Надо было ее как-то нейтрализовать. Нельзя давать ей повод для шантажа. – Ты знаешь покровителей Фоминых? – спросил я дожидающегося моего решения и боявшегося шелохнуться, чтобы не угробить надежду, Олейника. Глава 21 С утра началась оттепель, застывшие ночью лужи вновь оттаяли, еще и дождь накрапывал. Зонта у меня с собой не было, так что, выйдя из подъезда, я натянул на голову капюшон. Мой путь лежал к ближайшей остановке. Пора было заступать на дежурство. Кому-то выпадает дорога на Запад, кому-то приходится довольствоваться отступными. Действительность сурова. Олейника я отпустил. Да, совершил должностное преступление. Дал преступнику скрыться от правосудия. Подменил собой предварительное следствие и суд. Сам вынес приговор – конфисковал имущество. Мой выбор был осознанным. Так я сделал еще один шаг к достижению поставленной цели. В эмиграции мне понадобится первоначальный капитал, и если не выйдет получить путевку в капстрану, то за переход границы тоже придется чем-то платить. Заработать такие средства законными методами в СССР невозможно. О нахождении кладов я ничего не знал, никогда не интересовался этой темой. Вот и оставался мне один лишь путь – пользоваться служебным положением и пренебрегать служебным долгом. Боялся ли я, что Олейник меня сдаст? Не особо. Во-первых, он себе не враг, распространяться о своих криминальных подвигах не будет. Иначе с таким багажом могут не дать гражданство. К тому же я заставил его письменно описать все, что он совершил, а также то, что ему известно о незаконной деятельности Фоминых и ее покровителях. А среди них значились не последние лица города. Некий товарищ Трушков из горпромторга, который, в свою очередь, являлся креатурой заместителя начальника управления торговли области Пахоменко.