– Ну так война, детдом. Нашли ее. Потому и Найденова, – пожал плечами Славин. – А мама вам, разве, не называла свою девичью фамилию? – Называла. Гагарина, – тихо сказала Кораблева. – И она не говорила, что была в детдоме. Говорила, что она дочь комдива и оперной певицы. – Понятно, – протянул Роман. Алиса Витальевна так же медленно развернулась, подошла к Миликяну и стала с ним рядом. Старик заметил недоуменные взгляды, которыми обменялись сыщики, услышал шепот Карена Суреновича: «Алиса, ты что? Обними деда». – Ну ничего, – сказал вставая Самохин, – ничего, пообвыкнемся, притремся. Ничего. Глава 37 Алиса Витальевна придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале. «Гусиные лапки» около глаз, опущенные уголки рта, морщина на лбу… М-да. Но вот если глаза прикрыть очками, помадой не довести пару миллиметров краешки губ, а на лоб побольше напустить челку, получится вполне ничего. Вот именно – ничего! А ей нужно, чтобы прекрасно. Сегодня же позвонит своему косметологу и договорится об уколах ботокса. Она легкими щипками прошлась по лицу, тыльной стороной ладони похлопала себя по нижней части подбородка, отошла от зеркала и посмотрела на часы. Ну где же тот, для которого и очки, и челка, и ботокс? Обещал быстро отвести домой Самохина – язык не поворачивался назвать его дедом – и приехать. Алиса подошла к окну и стала ждать Карена. А впрочем, она всегда его ждала, сколько себя помнила. Началось все с мечты о том, чтобы в ее судьбе появился мужчина, который будет ее любить. Матери-то она была не нужна. И он появился, раскрасив ее жизнь в яркие цвета. Миликян был человек-праздник. Концерты, танцы, рестораны, дни рождения, походы в гости… Она влюбилась в него до потери сознания. Около него всегда крутились женщины, но Алиса сделала так, что со временем все пространство вокруг своего любимого стала занимать она одна. А потом Карен пропал, казалось навсегда. Но она все равно продолжала его ждать, несмотря на то, что мать каждую минуту напоминала ей о том, какой тот негодяй и мерзавец. Она всегда его ждала… И дождалась. Да… мама. Странно, что она никогда не любила ни дочь, ни своих многочисленных мужей. И в кого она такая бесчувственная? Ведь детектив – Славин вроде его фамилия – говорил, что Макар и Катерина обожали друг друга, и Нина была плодом любви, а вот поди ж ты! Хотя, возможно, ее сердце ожесточили война и сиротское детство. Алиса всегда удивлялась, что мужчины находили в ее матери? Нет, она, конечно, была дамой интересной. Чем-то напоминала Лидию Циргваву, жену блистательного Александра Вертинского и маму Анастасии и Марианны Вертинских. У нее были такие же раскосые глаза, прямой нос, хищно вырезанные ноздри, высокие скулы. Но выражение лица было недовольное, высокомерное. К тому же у нее были достаточно примитивные потребности, заключающиеся, главным образом, в погоне за дефицитными вещами и новыми мужьями. При всем при том, Нина Анатольевна всегда знала, чего хочет, и шла к этому, невзирая ни на какие преграды. Как говорится, вижу цель – не замечаю препятствий. А может, именно это мужчин и привлекало? Каждый ее последующий муж был чем-то лучше предыдущего, либо достатком, либо статусом. Последний из них даже удочерил Алису. Вернее, тогда она была Лариса. Имя свое девочка ненавидела, считала его слишком простецким. А потом посмотрела «Покровские ворота», тетушку главного героя звали Алисой Витальевной. И когда Виталий Кораблев надумал дать ей свою фамилию и отчество, она попросила заодно поменять и имя. Нина Анатольевна отнеслась к этому безразлично, ну Алиса, так Алиса. Она всегда была равнодушна к дочери, пока у той не появился Карен. Вот тогда мама вдруг стала принимать неожиданное участие в Алисиной судьбе. Карена Нина Анатольевна возненавидела, объясняя это тем, что очень хорошо знает южных мужчин. Утверждала, что им верить нельзя, потому как все они стремятся только к одному, ну и заодно к прописке. Но на самом деле Алисе казалось, что ее мать, никогда не знавшая любви, увидев, что творится с дочерью, просто испугалась. Испугалась и позавидовала силе их страсти. Хотя, разве может мать завидовать дочери? Или может? Несмотря ни на что, Алиса была счастлива. А потом Карен пропал, она родила Киру, и яркие краски жизни пропали, все вокруг стало монохромным. Кира росла болезненным, плаксивым ребенком. Нина Анатольевна возиться с внучкой не желала, занималась своей личной жизнью. Иногда, укачивая орущую дочь, Алиса ловила на себе взгляды матери, в которых сквозило тайное торжество. После смерти матери отношения Алисы с Кирой стали еще более напряженными. Алиса надеялась, что у нее получится удачно выдать дочь замуж. Та переедет к мужу и перестанет маячить у нее перед глазами и так явно, каждой черточкой своего лица, напоминать Карена. Но оказывается, что Кира уже сама все решила, она призналась, что у нее появился молодой человек. И ее избранник из «понаехавших» – шоферюга, грузчик! А значит, все может закончиться тем, что не Кира уедет жить к мужу, а эта лимита поселится в Алисиной квартире вместе с дочерью, и они сядут ей на шею уже вдвоем. Подобного Алиса Витальевна допускать не собиралась. И так все получилось удачно, словно ей помог кто-то свыше. Кира заболела. Она всегда была болезненной, чуть что, сразу ларингиты, тонзиллиты… Она свалилась с температурой и Алиса Витальевна решила действовать незамедлительно. Взяла на работе отпуск на неделю, чтобы не допустить никаких контактов дочери с Эмилом. Сосед с первого этажа, недавно вернувшийся из мест не столь отдаленных, за небольшую плату согласился помочь приструнить ухажера дочери. Правда, с Кирой пришлось повозиться, когда Чореску умотался из города. Та все истерила, приговаривала, «этого не может быть, этого не может быть», доводя Алису до тряски. С этими мужиками все может быть! Она сама такое же пережила, и ничего, не умерла, вот и дочь переживет. После этих событий отношения с Кирой испортились окончательно. Дочь ее раздражала. Видимо, это проявился унаследованный от Нины Анатольевны ген неумения любить. Вернее, место в сердце Алисы было только для одного человека – Карена. И никто – ни подруги, ни дочь, ни мать – не затрагивал ее душу. Что уж там говорить о внезапно появившемся деде! Ей нужен только Миликян. Сейчас, когда он снова появился в ее жизни, все остальное было уже неважно. Ей было приятно, что Карен просто с ума сходит по Кире, приятно, но немного странно. Он же не видел ее никогда, по сути они чужие люди. И вот поди ж ты! Наконец у подъезда притормозила долгожданная машина. Из нее вышел Карен, поднял голову, увидел Алису и приветственно махнул рукой. Сердце ухнуло, как на первом свидании, она засмеялась и побежала открывать дверь. Глава 38 Востриков молча бегал по своему кабинету, время от времени воздевая руки к небу. Его основательный кабинет впервые видел такое непочтительное отношение к себе хозяина. Антон Семенович ударил ботинком по гнутой ножке венского кресла и толкнул журнальный столик, да так, что кофейная чашка лиможского фарфора возмущенно звякнула о хрустальный коньячный графин баккара. В возбуждении Востриков даже пару раз хлопнул ладонью по столу, совсем рядом с его драгоценным фолиантом. Наконец он плюхнулся на стул и уставился немигающим взглядом на виновников его сегодняшнего состояния. Подумать только, эти два малолетних идиота поставили под угрозу дело всей его жизни! А, не дай бог, об этом узнают спонсоры их партии! Тут всем будет несдобровать. Глафира сидела нога на ногу и с независимым видом качала балетку на кончиках пальцев. У Вениамина делано равнодушного выражения лица не получалось, его уши пылали от стыда, он чувствовал себя очень виноватым. – Совсем с ума сошли, да?! – обрел голос Востриков и потряс диктофоном. – Что за самодеятельность? Вам кто позволил? Вы можете себе представить, чем все могло закончиться? А если бы он вас прикончил? А если бы он пришел не один? Или с пистолетом? А если он заявится в полицию и напишет заявление, что вы его шантажировали?! – У нас ведь есть запись и диктофонная, и видео! – вскричала Глафира. – И что? Что на том видео? Там что, признание? Там видно, как некая непонятно как одетая девица городит чушь. А уважаемый человек, один из лидеров партии, набрасывается на нее, находясь в состоянии аффекта, до которого та его довела. Да, – спохватился он, – а девица оказалась к тому же из партии конкурентов! Ну, и как вам расклад? Что молчите? – прикрикнул он на притихших Глашу и Вениамина. – Я уверена, что Назиру убил он. И Киру по голове приложил тоже Селиванов. А если полиция ничего не делает, то что же, за моих подруг никто не отомстит? – с вызовом спросила Глафира. – А ты, значит, неуловимый мститель? – с угрозой в голосе спросил Востриков. – С тобой все ясно. Но от тебя, Вениамин, я такого не ожидал. Пойти на поводу у какой-то… Он замолчал, подыскивая слово. Потом махнул рукой и снова забегал по кабинету. Зазвонил телефон. Востриков подпрыгнул от неожиданности и схватил трубку. По мере того, как он слушал, его пухлое лицо вытягивалось, глаза расширялись, а нижняя губа выпячивалась вперед, делая его похожим на какое-то фантастическое существо. Глафира с Вениамином тревожно переглянулись. – Звонил Торопов, – Антон Семенович подошел к столу и задумчиво забросил в рот карамельку. – Мне нужно ехать, вы пока можете быть свободны. – Ольга Петровна, – сказал он в аппарат селекторной связи, – вызовите мне, пожалуйста, моего водителя. – А Руслан полчаса назад уехал по вашему поручению. Вместо Вениамина, – сказала секретарь. – Но можно попытаться вызвать шофера Похлебкина. Вдруг он уже освободился. Я сейчас же позвоню Илзе, секретарше Олега Витальевича, – зачем-то пояснила она, – и все устрою. – Не нужно. Вызовите мне такси, – все так же отстраненно сказал Востриков. – Да зачем такси? Антон Семенович, давайте я вас отвезу. Куда нужно? – засуетился Вениамин, пытаясь загладить свою вину. После сегодняшней встречи с Селивановым, едва Глаша приняла душ и переоделась, они сразу помчались к Вострикову, страшно довольные собой. Они взахлеб рассказали ему о встрече с Артемом, выложили на стол диктофон и видеозапись. Неизвестно, что они ожидали услышать, может похвалу, может беспокойство по поводу того, что могло с ними случиться, не будь они такими умными и хитрыми, а может, чем черт не шутит, и восхищение. Но все получилось совсем не так, как они думали. Руководитель партии устроил им выволочку с криками, руганью и даже оскорблениями. Пока Востриков ругался, Вениамин начал понимать, что они натворили. Ладно Глашка, но он-то! Неужели не понимал, что за такую самодеятельность по голове не погладят. Неужели не понимал, что политика – дело серьезное? А вот теперь его наказали – отстранили от выполнения прямых обязанностей. Слова: «Ключи от машины на стол» прозвучали для него, как приговор. Как же он теперь? Куда он без «Народной власти»? Поэтому Вениамин сразу уцепился за шанс реабилитироваться: – Поехали, Антон Семенович. Я мигом домчу. – Ну ладно, давайте, юные следопыты, – со вздохом согласился Востриков. Он плюхнулся на заднее сиденье машины, промокнул носовым платком затылок и вдруг сказал: – Торопов сообщил, что полчаса назад Селиванов попытался убить некоего Михаила Клепикова. Глаша подскочила на переднем сиденье и всем телом развернулась к Вострикову. – Он не «некий»! Это к нему Артем приперся после того, как наезд совершил. И я Селиванову сказала, что Клепиков все помнит и в полиции может это подтвердить. Это же на диктофоне было. – Да не тарахти ты, Радова. Дай подумать, – и Востриков уставился в окно. Глаша обиженно замолчала, и дальнейший путь они проехали, думая каждый о своем. Около дома Михаила творилось настоящее столпотворение. Вениамину пришлось искать место, где бы припарковать машину. Востриков с трудом протиснулся сквозь толпу зевак. Там он заметил нескольких представителей разных партий, кое с кем из них приходилось встречаться на дискуссионных площадках и ток-шоу. – Привет, Семеныч. Что, приехал павшего соперника носком ботинка пнуть? – весело спросил один из членов правящей партии. – Привет, Андрей Гаврилыч, – поздоровался Востриков, пожимая ему руку. – Так и ты, смотрю, за этим же сюда явился. – Да брось, «Ориентация-Запад» нам не конкуренты. Это ваше с ними поле борьбы, – он хохотнул. – А это правда, что Селиванов кого-то замочить хотел? – Понятия не имею. Мне позвонили, я сразу сюда, – пожал плечами Востриков. – А где Олег-то, не видел? – Видел, вон перед камерой рисуется. Красава! – и Андрей Гаврилович подбородком указал на Похлебкина. Тот стоял перед оператором и давал интервью: – …и я сразу же приехал. Ну а как же?! Ведь эти люди рвутся к власти, а партии «Народная власть» совсем небезразлично, кто хочет править народом. Журналистка в бейсболке, надетой козырьком назад, казалось, совсем его не слушает. Она дергала микрофоном и постоянно бросала взгляды на подъездную дверь. Вдруг та широко отворилась, одна из створок ударилась о косяк, и из парадной появилась целая делегация. Первым вышел полицейский, следом за ним в наручниках вывели Селиванова. В ту же секунду, подобно рою пчел, летящему за маткой, к ним ринулась толпа молодых и не очень людей с микрофонами и камерами. Плотный мужчина в светлом костюме, обеими руками прижимающий к животу портфель, оказался в их окружении.