Почему Селиванов не убил Николь сразу? Зачем сначала нужно было ей деньги перевести, а потом грохнуть? Ведь он же не мог не понимать, что полиция начнет в Никином банковском счете копаться, в прошлое ее полезут. Да и вообще, нужно исходить из предположения, что Селиванов не убивал. Как сказал Голдберг, «априори» не виноват. Он снова заварил себе чаю, но никакой крепкий напиток ему сегодня не помогал. Возницкий достал из сейфа набор отмычек, накинул темную куртку с капюшоном и отправился на квартиру к Николь. Глава 40 Макар Евграфович достал из шкафчика пакетик с сухим супом, залил его кипятком и стал ждать, пока все ингредиенты набухнут, и можно будет приступить к обеду. С тех пор, как в его жизни появилась Кира, она взяла на себя заботу о том, чтобы у него всегда была домашняя еда. Да и Кацы раньше баловали его свежеприготовленной пищей. А вот теперь Кирочка в больнице, Соломон Исаевич с Софьей Борисовной совсем его забыли, и приходится питаться чем попало. Самохин тяжело плюхнулся на стул, сложил руки и стал думать о своей внучке Алисе. Что с ней не так? Почему у нее такие проблемы с эмоциями? Какая Снежная королева ее поцеловала? От этих мыслей его отвлек настойчивый звонок в дверь. Старик разволновался, а вдруг это Кирочку выписали из больницы, и она прибежала прямиком к нему. Но на пороге стоял мужчина средних лет в темной куртке с капюшоном, застегнутой, несмотря на теплую погоду, под самое горло. Он был с такой незапоминающейся внешностью, что встретишь его еще раз, ни за что не узнаешь. – Добрый день! Меня зовут Станислав Возницкий. Я начальник службы безопасности партии «Народная власть». Разрешите войти? Самохин засуетился, пропуская вперед себя дорогого гостя – а как же, он же вместе с Кирочкой служит. – Макар Евграфович, – обратился Стас, устроившись за столом, – я занимаюсь расследованием некоторых дел, связанных с безопасностью наших сотрудников. Могу ли я задать вам несколько вопросов? Самохин доброжелательно качнул головой и слегка подался Возницкому навстречу, всей своей позой демонстрируя желание помочь. Станислав задумался. Пару часов назад ему удалось проникнуть в квартиру убитой модели. На ее двери белела бумажная полоска с печатью, которую он аккуратно отклеил с одного края, поорудовал отмычками и очутился внутри. Помещение, лишенное человеческого присутствия, создавало впечатление нежилого. И это несмотря на то, что на низком угловом диване покоился красный шелковый халат, на белом ковре валялись алые домашние туфли, отороченные такого же цвета мехом, на стеклянном журнальном столике лежала раскрытая крохотная сумочка, с высыпавшейся из нее косметикой, а рядом стояла малюсенькая чашечка с засохшей кофейной гущей. Станислав битый час осматривал квартиру, выдвигал полки, раскрывал шкафчики, заглядывал под ванну, но ничего подозрительного не находил. Журналы, буклеты, фотографии… И вдруг, наконец, на задней стенке изящного бюро обнаружилась тонкая пластиковая папка, приклеенная скотчем. В ней лежали копии каких-то завещаний. Станислав разложил их на столе. Составлены они были у разных нотариусов, с разными суммами и видами дарений. Общим у них был только наследник, вернее, наследница – Софья Борисовна Кац. Возницкий повертел бумаги в руках, зачем Орефьева спрятала их в укромном месте? Какое отношение они к ней имеют? Не ей же завещано! И тут его взгляд зацепился за знакомую фамилию – Самохин. Возницкий взял завещание в руки и подошел к окну. Ему давно пора бы заказать себе очки, но он все медлил. Слышал, что как начнешь пользоваться окулярами, так на всю жизнь. Будешь только увеличивать и увеличивать диоптрии. Он повернул листок с завещанием к свету и прищурился. Ничего себе бедный старик! Счет в банке, квартира, дача, машина «Победа» 1956 года выпуска. Это же целое состояние! Вот уж эти пенсионеры! Питаются абы как, на всем экономят, кроме ЖКХ, а «гробовые» откладывают. Макар Евграфович все свое богатство, после своей смерти оставлял супруге лечащего врача. Так… Станислав постучал свернутым листком по руке. И снова подумал – при чем здесь Орефьева? Она-то с какого боку? Ей ничего не положено, ни в одном из завещаний она не упоминается. Как-то все странно. Он собрал все бумаги и отправился к старику Самохину. – Скажите, пожалуйста, в каких отношениях вы были с убитой соседкой? – начал Станислав. – Могу сказать вам, молодой человек, как на духу. С моей убитой соседкой мы в отношениях не были, – пошутил старик. Он заулыбался, и это ребячество преобразило лицо, изрезанное глубокими морщинами. – А если серьезно? – невольно улыбнулся Станислав. – Знаете ли, она была крайне безалаберной девицей. Всегда шум, гам, музыка, крики… А еще она постоянно заливала мой потолок в помывочной, то кран забудет завернуть, то мочалка слив в ванной забьет, то еще что-то. И никогда не предложила ни копейки в качестве компенсации. А тут она вдруг пришла ко мне, – сказал Самохин с удивлением. Возницкий после такой новости весь подобрался, как легавая, взявшая след дичи. – Я Кирочку ждал, услышал звонок и поспешил к двери, – продолжил Самохин. – Смотрю, а там соседка стоит. Она никогда даже не здоровалась, а тут вдруг говорит, что пришла посмотреть, как я живу и много ли мне от нее неудобств. Она так и сказала, неудобств. А у меня вся ванна грибком пошла. Ну так вот, Ника эта про неудобство говорит, а сама глазами по квартире так и шарит. А потом вдруг выдала: «Если бы объединить наши квартиры, получилась бы одна шикарная двухэтажная». И ушла, – закончил рассказ Самохин и осуждающе поджал губы. – Странно, однако, – качнул головой Возницкий. Что значит, объединить квартиры? Замуж она, что ли собралась за старика, чтобы потом ей хата досталась? Так он уже завещал ее Софье Борисовне! Чушь какая-то. Станислав вынул из кармана и выложил на стол найденное завещание. Самохин близоруко сощурился и взял бумагу в руки. – Это копия вашего завещания. Подумайте, как она могла оказаться у этой самой безалаберной соседки. – Да никак не могла оказаться, – Самохин с удивлением отложил листок в сторону, – когда Ника была в моей квартире, я все время стоял рядом. Ни на минуту ее одну не оставлял. И потом, это завещание старое, новое я на Кирочку написал. – Таааак, – протянул Станислав. – Ясно, что ничего не ясно. Значит, первое завещание вы составили в пользу Софьи Борисовны. Самохин согласно кивнул головой. – А Кацы об этом знали? – Знали… или не знали, не помню. Памяти совсем не стало, голова дырявая, как решето. Когда Моня с Софочкой стали меня патронировать, я записал на них имущество, но говорил ли им? – Самохин пожал плечами. – А потом с Кирочкой познакомился. У нее проблемы были и с жильем, и с деньгами. Я и переписал все на нее. И Самохин пустился в воспоминания о поиске родни: как он нашел внучку и правнучку. Возницкий эту историю уже слышал, но перебивать старого человека посчитал неприличным. В итоге просидел у него еще с полчаса прежде, чем отправиться к себе. Глава 41 Кучинская пришла на службу, окинула взглядом ставший уже привычным беспорядок, включила радио и взялась за уборку. До отказа забитые пепельницы, кружки с кофейной гущей, конфетные фантики, недоеденный гамбургер, пустая пачка из-под анальгина… Алла наводила порядок и бубнила о том, что она «ни разу им не уборщица», и что молодежь совсем обнаглела. Но ворчала она просто так, для проформы, «молодежь» она любила. – Хай, – в дверях показались Степан с Матвеем. Вот что за люди! У одного шорты мятые, пуговицы на рубашке застегнуты абы как, а у другого волосы торчком, как у ежика. Алла улыбнулась, включила чайник и в который раз с радостью подумала о том, как же ей повезло с работой. В самом деле, кто еще может похвастаться тем, что ему позволительно опоздать на службу, уйти с нее пораньше и даже прогулять? И хозяева не только не уволят, но даже не заметят твоего отсутствия. Кучинская с нежностью оглянулась на своих работодателей. Только пришли, и уже за компьютерами. Хозяева… Часами сидят, уставившись в мониторы, практически не моргая, ничего вокруг не видя. Алла вздохнула, закрыла окно, вытряхнула пепельницу, вымыла посуду, сложила бумаги в стол. – Ребят, я пошла, – сказала она. Те даже глаз не оторвали от компьютеров, только Степан махнул рукой. Прием посетителей в «Искре» сегодня начинался во второй половине дня, и Аллочке обязательно нужно было там присутствовать. Кира-то болеет, Сологубова дежурит. В приемной только Торопов и Глаша. Правда, сегодня к ним добавили Вениамина, он отбывал наказание за свои с Радовой подвиги. Надо же, отправились ловить преступника на живца, то есть, на Глашку. А та оказалась такой смелой! Вот Алла ни за что бы так не смогла. Их бы похвалить, даже наградить за отвагу, а Востриков лишил Веню на две недели машины да еще и заставил сидеть в офисе и разбираться с жалобщиками. Несправедливо. А ведь именно благодаря их действиям и удалось разоблачить Селиванова. Кучинская задумалась. Как все-таки хорошо, что она успела разлюбить Артема до того, как узнала, что он убийца. Ей было даже странно, что еще месяц назад она с ума сходила от любви. А теперь… То, что происходило с ней сейчас, было новым чувством, никогда ранее не испытанным. Алла полюбила Владимира Орефьева со всей силой измученного сердца. Но впервые в жизни эта любовь не была болезненной привязанностью, не заставляла ее нервничать, переживать, хорошо ли она выглядит, не сказала ли глупость. Она была спокойна и свободна. Около приемной «Искры» толпились люди. – От, явилась – не запылилась, красавица, – заворчала старуха в мужской жилетке с множеством карманов, надетой поверх цветастого платья. – Люди сидят, маются, а им хучь бы хны. Раньше Аллочка сорвалась бы, вспылила, накричала на бабку, а сейчас ей стало почему-то ее жалко. В самом деле, не от хорошей жизни она сюда приплелась. – Ну вот, я явилась, теперь очередь побыстрее пойдет, – сказала Алла. – Вы бы лучше записались на определенное время, тогда и ждать бы не пришлось. Проходите, кто первый. И она вошла в приемную. Глафира диктовала сидящему перед ней мужчине текст заявления. Тот писал, бросал ручку, начинал горячо спорить и трясти перед Глашей бумагами. Та ему что-то шептала, проситель успокаивался и продолжал писать. Торопов стоял, склонившись около Вениамина, показывая пальцем в монитор. Аллочка быстро нырнула на свое место, сказала просителю: «Слушаю вас» и погрузилась в работу. Когда последний ходатай покинул приемную, на улице уже смеркалось. – Скорей бы уже выборы прошли, – сказала Глаша. – Похлебкин говорит, что тогда останется только пара-тройка приемных, и будем в них дежурить раз в месяц, а то и реже. А то утомили уже. Ходят и ходят, ноют и ноют. Хотя, конечно, некоторых их них понять можно. Вот у меня сегодня мужик был, так его бывшая жена продала несколько квадратных метров в их квартире, и к нему заселились какие-то уголовники. Прикидываете? Нигде в мире такого чуда нет. Что, нельзя посмотреть, как в других странах, и у нас такой же закон ввести? – Ну у вас, ребята, и работка! – возмутился Вениамин. – Скорей бы уж я свое наказание отбыл. Какие люди тяжелые, претензии, главное, высказывают, как будто это я в их проблемах виноват. Чума вообще! – Ой, да подумаешь! – вспылила Глаша. – Не хочешь здесь сидеть, так и вали отсюда. Около начальства, конечно, работка поинтереснее. – Да ладно, ну что ты, Глаш, я ж просто так сказал, чтоб разговор поддержать. А давайте я кофейку сделаю. И Вениамин, не дожидаясь ответа, ринулся в кухонный закуток. Глаша немного посомневалась и пошла за ним. – А у Николь в квартире нашли кучу отпечатков Селиванова, – сказал Торопов Алле, как только они остались одни, – так что теперь не отвертится. – Бог в помощь, – раздался тихий голос, и в приемную бесшумно вошел Возницкий. Алла дернулась от неожиданности, никак не могла привыкнуть к манере этого человека появляться будто ниоткуда. Интересно, а его фамилия от слова возникнуть? «Возник Возницкий» хмыкнула про себя Кучинская.