– Так, спокойно. Селиванов наверняка отмазался. Бабки заплатил, или сверху на полицию надавили. Поеду-ка я к Вострикову, нужно, чтобы он дал Владимиру хорошего адвоката, – сказала Татьяна Митрофановна. – Господи, как Аллочку-то жалко! – А я поеду к Алле, – оживилась Глафира. – Нельзя ее одну оставлять. Вот не везет бабе! Как мужик, так козел. А Орефьев – самый главный козлина! И главное, стопроцентное алиби, прикиньте? Весь из себя белый и пушистый! А сам с такими телками работает… Стопудово у него любовница появилась, вот он жену и замочил. – Да ты что? Он же с Аллочкой, – начала было Кира. – Ой, подумаешь, с Аллочкой! Да она для отвода глаз! Его же кто разоблачил? Не полиция, которую подкупили, а Возницкий. А тому зачем Селиванова выгораживать? – привела весомый аргумент Глаша. Сологубова качнула головой, поражаясь наивности девушки. Деньги – вот главное «зачем». – Ладно, я к Алле. Только Веньке позвоню, – взялась за телефон Глаша. – Девочки, я с вами, – жалобно протянула Кира. – А то я с ума сойду. – Я тебе сойду, – строго сказала ей Татьяна Митрофановна, стоя в дверях. – Обещаю, что буду держать тебя в курсе, звонить каждые полчаса. Глафиру чмокнула Кораблеву в щеку и с Сологубовой быстро покинула больницу. Глава 44 Торопов сидел в кабинете Возницкого и пытался проанализировать ситуацию с Орефьевым. Алла не отвечала на звонки, а Востриков не захотел разговаривать на эту тему, отправив его к профессионалу, то бишь к Станиславу. – Это какая-то ерунда, Стас, – возмущался Торопов. – У Орефьева железобетонное алиби. Железобетонное! Ну и что, что он заявился вчера ночью в эту проклятую хату. Между прочим, это его квартира. И он имеет полное право появляться там, когда захочет. – Да я сам понимаю. Проверил его вдоль и поперек. Не подкопаешься. Но я буду рыть, должен же где-то быть прокол, нужно проверить еще и чартеры, может он успел туда-сюда мотануться, – Возницкий отхлебнул чай, обжегся, закашлялся и выругался. – Господи, ну и деготь ты пьешь, – поморщился Торопов. – Неудивительно, что тебе всякая глупость в голову лезет. – Почему же глупость? – не согласился Возницкий. – Я запустил «утку» про камеру. Ясное дело, что убийца испугается и придет ее забрать. И больше никто, заметь, никто, кроме Орефьева, за ней не заявился. – А что говорит сам Владимир? – спросил Торопов. – Сам Владимир говорит, что никого не убивал. Вот только ночью тайком пробраться в свой дом, как вор – с фонариком! – это кое о чем говорит. – Ты свое «кое о чем говорит» можешь засунуть, знаешь, куда? – разозлился Торопов. – Дело развалится, не дойдя до суда. – А ты, Ефимович, не кипятись. Пусть этот Владимир посидит да подумает хорошенько. А подумает – расскажет, зачем приходил, что он такое знает, и о чем таком молчит. – Алке сейчас, знаешь, как? – начал было Торопов, но Возницкий его осадил. – Ты меня на голос не бери, и на жалость не дави. И как там Алке, мне глубоко фиолетово. Сергей Ефимович махнул рукой и позвонил Глаше. – Только что хотела вам звонить. Нашлась Кучинская. Представляете, мы с Венькой подошли к ее квартире, номер набрали, ухо к двери приложили и молчим. И вдруг слышим – телефон внутри хаты разрывается. Я чуть со страху не умерла, ну, думаю, беда с Алкой. Мы к соседке, а у той ключи от Аллиной квартиры. Еле убедили ее дверь открыть. Заходим, а там пусто и только телефон на столе орет, – рассказала Глаша. – Ну ты и тарахтелка, – мягко упрекнул ее Торопов. – Так где Алла? – Ну раз тарахтелка, тогда не буду рассказывать, как мы ее нашли. Скажу только, что она у Зои Павловны Орефьевой сидит, та совсем расклеилась, а Алка молодец. Микстурами Володину мамашу поит, супом кормит и успокаивает. Старуха эта такая противная была, когда к нам приходила, а сейчас, как ребенок, прижалась к Кучинской и плачет. Торопов сбросил вызов и подошел к окну. Вспомнилось, как они начинали работать в «Искре». Каждый сам за себя, отработали и пошли. Разборки между собой устраивали. А теперь, как в мушкетерском девизе, «один за всех и все за одного». И возраст у всех разных, и социальное положение, и статус, а вот поди ж ты! От размышлений его отвлек телефон, на сей раз звонили Возницкому. Тот не послушал и минуты, о чем ему говорили, скинул вызов и схватил автомобильные ключи. – Ефимыч, похоже, ты прав, – крикнул он Торопову. – Давай быстро в машину, потом расскажу, в чем дело. Они мчались по дороге, как преступники, угнавшие чужой автомобиль, от полиции. Возницкий сигналил, пересекал сплошную полосу, на немыслимой скорости обгонял едущий впереди транспорт. Торопов держался за поручень над дверью и молча молился, Возницкий тоже ничего не говорил. Через двадцать минут такой езды они промчались мимо офиса «Искры» и затормозили у дома Самохина. Возницкий ринулся в знакомый подъезд и помчался вверх по ступенькам, Торопов еле за ним поспевал. Макар Евграфович стоял, приоткрыв дверь своей квартиры. Он приложил палец к губам и указал рукой наверх. Станислав достал пистолет, передернул затвор и стал подниматься по лестнице, скользя спиной по стене. Торопов, немного отстав, двинулся за ним. На четвертом этаже было тихо, только из-за стены чьего-то жилища еле слышно доносились позывные передачи «Давай поженимся». Станислав, бесшумно ступая, подошел к квартире Николь и осторожно нажал на ручку двери. Та не поддалась. Возницкий достал набор отмычек, махнул Торопову, чтобы он оставался на месте, и стал, едва дыша, манипулировать с замком. Тот немного посопротивлялся и тихонько щелкнул. Станислав прошмыгнул в невозможно узкую щель, словно был бестелесной тенью. Сергей остался ждать снаружи, не понимая, что ему делать. Вдруг за дверью квартиры раздался шум, что-то с металлическим звуком упало на пол, следом грохнул выстрел и на площадку кубарем выкатился небольшой человечек. Торопов прыгнул на него, тот от неожиданности выпустил из руки толстый металлический штырь и обреченно обмяк под тороповским телом. Из квартиры выскочил расхристанный Возницкий, подбежал к лежащему на полу мужчине и с силой запрокинул его голову. Торопов увидел прозрачные глаза, свернутый на бок боксерский нос и открытый в зверином оскале рот Соломона Исаевича Каца. Глава 45 В центральном офисе «Народной власти» было шумно и суетливо. Двигались стулья, брякали стаканы с водой, звонили мобильные телефоны. Проводилось собрание актива партии, на котором планировалось подвести черту под страшными событиями последнего времени. Все были уже в сборе, ждали только Кораблеву. – Кирка приехала! – закричала Глаша, соскакивая с подоконника. – Вот и прекрасно. Рассаживайтесь по местам, – Похлебкин уселся в кресло, закинув ногу за ногу. Неприятности, происходившие с членами партии, никак на нем не отразились. Он был по-прежнему уверен в себе, собран, ухожен до кончиков ногтей и хорош, чертовски хорош! Вошла Кира в сопровождении Эмила. На ней было легкое платье невыразительного цвета, которое подчеркивало ее болезненную худобу и бледность кожи. Глаша подумала, что если бы ей самой удалось закадрить такого мужика, как Эмил, она бы нарядилась так, что тот бы потерял дар речи. Хотя, похоже, что Чореску совершенно не смущает блеклость его спутницы, смотрит на нее, а глаза так и светятся. Увидев Киру, народ радостно загомонил, зааплодировал. Кораблева растрогалась. Она и подумать не могла, что все эти люди хлопают в ладоши и весело смеются оттого, что рады ее видеть. – Давайте-давайте, побыстрее, – поторопил однопартийцев Востриков. – Я попросил Станислава Возницкого рассказать о том, что он выяснил по поводу последних событий. А то ходите слухи по углам собираете! Так что выключаем свои мобилки и слушаем. Возницкий вышел вперед. На нем были парусиновые брюки защитного цвета и олимпийка, затянутая молнией под самое горло. Кира несколько раз видела Станислава, но попроси ее кто-то описать его внешность, она бы не смогла. Он был настолько безликий, настолько незапоминающийся, что невольно наводил на мысль о спецслужбах. Во всяком случае, она именно так представляла тайных агентов: невысокими и с ничего не выражающими глазами. Вот и сейчас стоит, смотрит на всех, а взгляд такой ускользающий, уклончивый. – Добрый день, – Станислав улыбнулся слушающей его аудитории, едва растянув губы. – Я постараюсь все побыстрее изложить – времени у меня в обрез. Боюсь, что рассказ не получится особо последовательным, потому что у нас несколько не связанных между собой дел. Но это только на первый взгляд. А на самом деле тут так все сплелось… давайте начнем с Макара Евграфовича Самохина. Вы уже все знаете, что он оказался прадедом Киры Кораблевой. И выяснилось это совершенно случайно. Несколько лет к Самохину ходил социальный работник, который положен ему, как одинокому человеку. А тут она, в смысле, соцработник, надумала уволиться. В собесе стали перепроверять личные данные всех людей, за которыми она ухаживала. И выяснили, что у М.Е. Самохина имеется дочь. Макар Евграфович решил с этим вопросом разобраться. Шел из собеса, размышлял и буквально в пяти минутах ходьбы от своего дома увидел «Искру». Как говорится, «из искры возгорится пламя». Возницкий заметил непонимающий взгляд молодежи, осуждающе приподнял брови и продолжил: – Вошел, а там Кира. Прямо мистика какая-то. – А я как увидела Макара Евграфовича, так и екнуло что-то внутри. И так мне его жалко стало… Но это все детективы из «Мегрэ». Они все раскопали, – пояснила Кира и неуверенно улыбнулась. – А про Кацев? – вскинулась Глаша. – Почему ты про Кацев не рассказываешь? – Про них я ничего особенно не знаю. Только то, что они проведали об отсутствии родственников у Самохина и уговорили его написать на них завещание. – Так в собесе же сказали, что Самохин не одинок, – удивился Вениамин. – Они там все перепутали, разгильдяи. М.Е. Самохин – это Матвей Егорович Самохин. Представляете? Какова судьба-злодейка, – хмыкнул Станислав. Все удивленно зашумели, загалдели. В самом деле, ведь если бы соцработник не вздумала увольняться, если бы нерадивый сотрудник службы социального обеспечения не перепутал персональные данные Самохина, если бы «Искра» не была расположена рядом с домом Макара Евграфовича, если бы за поиски не взялась Кира, если бы не «Мегрэ»… – Я продолжу, если позволите, – сказал Возницкий. Народ согласно загудел. – Тогда слушайте. Соломон Исаевич Кац работал в больнице, куда однажды попал Самохин. Узнав, что он одинок и далеко не беден, Кац и его супруга Софья Борисовна начали старика обрабатывать. И через некоторое время уговорили его написать завещание в их пользу. А они, дескать, за это обязуются до конца его дней за ним ухаживать. Но тут появляется Кира, которая спутала преступной парочке все планы. Кира смутилась, увидев повернутые в ее сторону головы. Эмил ободряюще пожал ей руку и она заговорила: – У Макара Евграфовича очень сильный тремор, ну руки трясутся, – пояснила она для тех, кто не знал этого медицинского термина. – А трясущимися руками не очень-то удобно таблетки из упаковок выдавливать. Поэтому ему все подряд помогали выщелкать пилюли и ссыпать их в пузырек. Я за время знакомства с… прадедом, – сказала она после легкой заминки, – привыкла видеть его лекарство в склянке. Когда я вызывала ему неотложку, то заметила на тумбочке упаковку с несколькими выдавленными таблетками. А ведь этого быть не могло. – Не могло, – согласился с ней Возницкий. – Кира поэтому и пузырек, и блистер показала Татьяне Митрофановне, доктору нашему драгоценному. Она-то подмену таблеток и обнаружила. В баночке каким-то образом оказались таблетки, замедляющие сердечный ритм, вместо ускоряющих. Ну или наоборот, неважно.