Индеец поверил – в конце концов, чего на свете не бывает? Мало ли какие хвори могут кружить у невиданных им прежде белокожих? Его не били, не пытали, наоборот, обошлись очень вежливо и угостили всем, чем были богаты. Так что несостоявшийся посол подробно и охотно рассказал, что золота на его родине много. И описал обряд, сопровождавший «вступление на престол» нового правителя. При большом скоплении народа нового правителя несут на носилках к священному озеру Гуатавита. Там его раздевают, натирают липкой смолой и через трубочки с ног головы покрывают слоем золотого порошка, сажают на плот, где уже лежит приличная куча золотых изделий и изумрудов. Достигнув середины озера, правитель бросает ценности в воду, а сам плывет к берегу и остается в воде, пока не смоет с себя все золото. Зрители, в свою очередь, тоже бросают в озеро золото и драгоценные камни. И обряд этот сохраняется с незапамятных времен. Индеец не приврал ни капли, он рассказал чистейшую правду! Существовали и озеро Гуатавита, и старинный обряд. Этим озером вплотную занялись уже в двадцатом веке, раньше как-то руки не доходили. Забросив драги, экспедиция кладоискателей извлекла со дна некоторое количество золотых изделий и изумрудов. Стало ясно: сокровища там есть! Озеро было не таким уж большим, и его выкачали досуха с помощью мощных насосов. Вот только сокровищ ловцам удачи не досталось: покрывавший дно многометровый слой ила буквально за несколько часов превратился в массу тверже камня. Чтобы разбить ее на куски, поднять их на берег и извлечь замурованные в них сокровища, понадобились бы вовсе уж фантастические деньги, которых ни у кого не нашлось. Понемногу озеро вновь наполнилось водой – и до сих пор никто так и не добрался до его сокровищ, которых там и в самом деле несчитано. Белалькасар быстро добрался до Куидинамарки, победил там всех, заполучил некоторое количество золота и самоцветов – но все же не несметные богатства. С тех пор и заговорили о богатейшей стране Эльдорадо, которая располагается где-то гораздо дальше. Параллельно кружили легенды о «семи городах Сиболы», страны, богатой золотом, как и Эльдорадо. Якобы на улицах там стоят огромные статуи языческих идолов, литые из чистого золота, а золотыми самородками играют дети. Сиболу тоже искали долго, но безуспешно. Самое интересное, что в основе легенды и о ней могут лежать реальные факты. Очень уж многие путешественники, которым можно доверять, рассказывали, что встречали в джунглях заброшенные города с каменными домами и статуями – правда, ни крупинки золота там не нашлось. Некоторые полагали – и сейчас полагают, – что эти города остались от какой-то невообразимо древней цивилизации. Ни одного до сих пор так и не нашли. В 1925 г. во время их поисков пропал без вести вместе с двумя своими спутниками английский полковник в отставке Перси Гаррисон Фосетт, известный географ и топограф, совершивший не одно путешествие по необжитым местам Южной Америки (кстати, прототип лорда Джона Рокстона в романе Конан Дойла «Затерянный мир»). Эльдорадо долго и безуспешно искали испанцы, а в бассейне реки Ориноко – и немцы. Действовавшие вполне законно – испанский король Карл Пятый, задолжавший немалые деньги германскому торговому дому Вельзеров, будучи не в силах расплатиться, взамен денег передал немцам право на освоение немаленького района, разрешив оставить себе все ценное, что они там найдут. (Король от этой сделки только выиграл – немцы, как ни старались, не нашли ничего мало-мальски ценного, но жаловаться не могли – сами на такой гешефт согласились, никто их за шиворот не тянул…) Рэли, выступив перед королевой и Тайным Советом, предложил организовать поиски Эльдорадо как раз в районах, прилегающих к реке Ориноко. Будучи искусным политиком, он успешно «подпустил идеологии», заявив: все прежние поиски Эльдорадо были бесполезны потому, что Господь Бог в несказанной милости своей хранил Эльдорадо для королевы Елизаветы и английской нации, принадлежащей к самой правильной церкви на земле. Трудно сказать, верил ли он сам во все это. Скорее всего, ничуточки – но в политике все средства хороши… Проект Рэли поддержали главнокомандующий военным флотом адмирал Хоуард и первый министр Роберт Сесил. Для начала Рэли отправил на разведку капитана Джона Берга. Тот вернулся ни с чем. Рэли собирался отправить его вторично, но судьба сыграла злую шутку, как это за ней частенько водится: Берг погиб на дуэли, причем убил его родной племянник Рэли Джон Гилберт, сын покойного Хэмфри Гилберта. Рэли устроил племяннику жуткий разнос, крича: – Не для того твой отец и мой любимый брат сложил голову, чтоб ты уменьшал число преданных мне капитанов! И, немного смягчившись, показал племяннику испанские документы об Эльдорадо, после чего Джон Гилберт заразился той же «болезнью Эльдорадо». Рэли отправил на разведку устья Ориноко еще один корабль, а в 1595 г. поплыл туда сам во главе эскадры из пяти крупных кораблей и нескольких мелких судов. Он долго плавал по Ориноко и ее притокам, не раз высаживался на берег. Много слышал об Эльдорадо от местных испанцев и индейцев – но «золотой страны» так и не нашел. В конце концов против него выступила сама природа – Ориноко, и до того река могучая (шириной местами до 30 км), разлилась еще больше из-за ежегодных затяжных осенних ливней, на ней начались самые настоящие шторма и бури. Опытный моряк Рэли в конце концов понял, что ничего больше не добьется – а вот свои корабли погубить может. И скрепя сердце отдал приказ возвращаться домой. Никакого золота англичане не нашли. Правда, Рэли привел в подданство Елизавете нескольких вождей-касиков, живших на берегах Ориноко племен, но достижение это было сомнительное – вскоре, узнав о визите Рэли, касиков жестко покритиковали и присягу их Елизавете аннулировали. Чтобы не возвращаться вовсе уж с пустыми руками, Рэли на венесуэльском побережье разграбил испанские города Сантьяго и Каракас, но взятая там добыча, разумеется, не шла ни в какое сравнение с ожидавшимися несметными сокровищами Эльдорадо… По возвращении Рэли пережил немало неприятных минут – его враги и завистники стали нашептывать королеве, что Рэли все врет, что он вообще не плавал в Америку, а привезенную добычу раздобыл, пиратствуя у берегов Корнуэлла. Елизавета этому не особенно верила, но все равно новую экспедицию на поиски Эльдорадо отправлять не стала – дома хватало более важных дел, завязалась новая война с испанцами, на которую Елизавета Рэли и отправила. Там он проявил себя неплохо: ворвавшись с эскадрой в испанский порт Кадис, после долгого ожесточенного боя разгромил и сжег значительно превосходивший числом испанский флот, а потом высаженный им десант разграбил богатый Кадис. За что Рэли был сделан первым лордом Адмиралтейства, то есть морским министром, а участвовавший в рейде Джон Гилберт возведен в рыцарское достоинство. А Эльдорадо никак не давалось в руки… Уже чисто на собственные деньги Рэли отправил в Южную Америку корабль, вернувшийся с неутешительными известиями: испанцы построили в одной из «ключевых точек» хорошо укрепленный форт, так что в Ориноко теперь не пробиться, нужно искать другие пути… У самого Рэли денег на оснащение серьезной эскадры не было, а королева финансировать новую экспедицию отказалась: было не до того, война с Испанией затянулась, отнимая все средства, корабли и людей… Рэли преуспел в другом – он написал книгу под длиннейшим, как тогда было принято, названием: «Открытие обширной, богатой и прекрасной Гвианской[1] империи с прибавлением рассказа о великом и богатом золотом городе Маноа (который испанцы называют Эль Дорадо) и о провинциях Эмерия, Арромая, Алпамая и других странах с их реками, совершенное в году 1595 сэром У. Рэли, капитаном стражи Ее Величества, лордом-управителем оловянных рудников и Ее Величества наместником графства Корнуолл». Написанная живо и увлекательно, книга рассказывала и о путешествии самого Рэли, и о Южной Америке, и о легендарных золотых странах. И стала тогдашним бестселлером: в Англии вскоре вышла, выражаясь языком современных издателей, допечатка, книгу перевели и издали во Франции, Священной Римской империи и Голландии, да вдобавок появился перевод на латынь – язык книжников той эпохи. Читала ее вся грамотная Европа. Вот только в те времена в отличие от нынешних бестселлеры не приносили никакого дохода… Стало окончательно ясно, что от Елизаветы «спонсорства» не дождаться. Энергичный Рэли отправился в Швецию, где пытался заинтересовать поисками богатейшего Эльдорадо короля Карла Девятого. Но у того хватало проблем собственных как внутри государства, так и в отношениях с соседями – вплоть до войн. Так что Рэли он в финансовой поддержке отказал – правда, достаточно деликатно. До самой смерти королевы Рэли сохранял влияние при дворе – но ему так и не удалось добиться снаряжения новой экспедиции на поиски манившего многих Эльдорадо. Это удалось сделать только при преемнике Елизаветы – но рассказ и об этом, и о печальном конце сэра Уолтера, одной из ярчайших личностей своего времени, будет в следующем томе. В этом же придется еще много поговорить о Елизавете, о темных и светлых сторонах ее правления, войнах, мятежах и заговорах, делах внутренних и внешних, иногда трагических, иногда не лишенных романтики. А сейчас – небольшое отступление, без которого, я уверен, не обойтись… Отступление литературное В первой книге мы уже рассматривали пример того, как литературное произведение, часто весьма талантливое, на деле представляет натуральную пропагандистскую агитку. Речь шла о некоторых пьесах Уильяма Шекспира, где он (классики – тоже живые люди) восхвалял Тюдоров и чернил их предшественников из прежних династий. Теперь речь пойдет о явлении чуточку другого плана – о том, как глубоко въевшаяся в подсознание многих англичан вековая неприязнь, даже ненависть к испанцам, повлияла на английскую приключенческую литературу, в том числе «классиков жанра». Во многих таких романах именно испанец часто выступает в роли Главгада – как в свое время в Интернете стали называть главного злодея голливудских боевиков. Там, правда, Главгады – не испанцы, а русские, азиаты или латиносы, но принцип тот же. Вот роман Генри Райдера Хаггарда «Прекрасная Маргарет». С весьма примечательной сценой. Главный положительный герой романа, молодой английский купец Питер Брум, гуляет по Лондону со своей возлюбленной, той самой прекрасной Маргарет, чьим именем роман и назван. И сталкивается с пьяными телохранителями испанского посла. Один из них по врожденному нахальству облапил девушку и попытался поцеловать. Питер, как и подобает мужчине, вступился за честь любимой девушки, и кончилось все тем, что нахала он прикончил, почествовав по голове тяжелым железным набалдашником своей трости. Вообще-то это была законная самозащита – наглец кинулся на Питера с обнаженным мечом. Хаггард с самого начала пишет, что нахальный субъект вовсе не испанец, а шотландец на испанской службе. Однако Питер провоцирует кровопролитие. Ну, предположим, испанцы тоже не без греха и выхватывают мечи, собираясь мстить за товарища. Однако поражает та готовность, с которой лондонцы сбегаются на призыв Питера, чтобы «перебить испанских собак». Действие романа происходит в конце XV в., при короле Генрихе Седьмом, когда еще не начались грабежи испанских поселений и захваты кораблей английскими королевскими пиратами и отношения меж двумя странами были, в общем, нормальными. В Англии сохранялось католичество. Просто-напросто Хаггард механически перенес англо-испанскую вражду в более ранние времена – явно в силу той самой въевшейся в подсознание испанофобии. К слову, резню предотвращает как раз испанец, знатный дворянин из свиты посла. Вот только он и оказывается Главгадом, поскольку воспылал к прекрасной Маргарет порочной страстью (испанец, понятное дело, может питать не любовь, а исключительно порочную страсть). Похищает Маргарет и ее подругу и увозит их в Испанию. После долгих приключений Питер любимую все же освобождает, попутно столкнувшись с отцами-инквизиторами – опять-таки олицетворением вселенского зла. Еще ярче подсознательная испанофобия проявляется в романе того же Хаггарда «Дочь Монтесумы». Там испанский Главгад – и вовсе сущий демон. В юности он был влюблен в мать главного героя, тогда еще молодую девушку. Двадцать с лишним лет спустя он приезжает в Англию и уговаривает бывшую возлюбленную с ним бежать (вообще-то человек, двадцать с лишним лет хранящий любовь к женщине, заслуживает лишь симпатии – далеко не все мужчины способны на такое постоянство). Почтенная замужняя леди и мать взрослого сына бежать отказывается. Тогда испанец хладнокровно пронзает ее шпагой. А потом, когда оба, и Главгад, и главный герой, оказались в Америке (один в рядах конкистадоров, другой – спасшись при кораблекрушении), испанец неустанно преследует юношу, пытаясь его извести. На счастье парня, ему на помощь приходят силы небесные – сводят Главгада с ума, и тот бросается в жерло действующего вулкана. А до того, как оказаться в Америке, молодой человек, подобно Питеру Бруму, попадает в Испанию, где становится свидетелем расправы тех же злобных инквизиторов с молодой монахиней. Бедняжка полюбила мирянина и родила от него ребенка, за что ее вместе с младенцем живьем замуровывают в стену – таковы уж были нравы людоедов-инквизиторов. В реальности таких случаев Большая История ни разу не зафиксировала – но Хаггарда интересовала не историческая достоверность, а желание в очередной раз выставить испанцев кровожадными чудовищами… То же самое наблюдаем в знаменитой трилогии Рафаэля Сабатини о капитане Бладе. Испанцы – олицетворение зла и подлости, а противостоящий им капитан Блад – благородный рыцарь без страха и упрека. В начале первого романа трилогии разбойничий набег на английский городок совершат не пират и даже не капер – адмирал испанского военно-морского флота. Во времена, когда между двумя странами нет состояния войны. В реальности ничего подобного никогда не происходило – в мирное время испанцы, тем более военные моряки на королевской службе, никогда на английские владения и корабли не нападали – а вот английские «королевские пираты» подступали как раз наоборот… В том же первом романе трилогии есть примечательная сцена, производящая, по моему убеждению, совсем не тот эффект, на который рассчитывал Сабатини. Тот же адмирал, опять-таки в мирное время, берет на абордаж корабль, на котором плывет в Вест-Индию английский посол лорд Джулиан Уэйд (между прочим, с довольно интересной миссией – привлечь на королевскую службу английских пиратов-«частников», выдав им патенты на звание капитанов английского военного флота, чтобы не безыдейно грабили, а целеустремленно воевали с испанцами). Происходит примечательный разговор… «– Вы все-таки проклятый, кровожадный пират, как я и предполагал! – вспылил Уэйд. – И у вас есть еще наглость называть себя адмиралом флота короля Испании! Посмотрим, что скажет ваш король по этому поводу. Адмирал сразу же нахмурился, и сквозь напускную любезность прорвалось сдерживаемое до сих пор бешенство. – Я поступаю с английскими еретиками-собаками так, как они поступают с испанцами! – заорал он. – Вы грабители, воры, исчадия ада! У меня хватает честности действовать от собственного своего имени, а вы… вы, вероломные скоты, натравливаете на нас ваших морганов, бладов и хагторпов, снимая с себя ответственность за их бесчинства! Вы умываете руки, как и Пилат. – Он злобно рассмеялся. – А сейчас Испания сыграет роль Пилата. Пусть она снимает с себя ответственность и взвалит ее на меня, когда ваш посол явится в Эскуриал (дворец испанского короля. – А.Б.) жаловаться на пиратские действия дона Мигеля де Эспиноса. – Капитан Блад – не английский адмирал! – воскликнул лорд Джулиан. – А откуда я знаю, что это не ложь? Как это может быть известно Испании?» Воля ваша, но правда в этом эмоциональном диалоге на стороне испанца. Во-первых, англичане на протяжении ста с лишним лет именно так себя и вели – снаряжали действовавших против Испании пиратов (часто с участием монархов), а потом отрекались от них, объявляя «вольными стрелками». Во-вторых, каждая собака знала, что английские монархи давали пиратам звания капитанов и адмиралов военного флота, и дальше они пиратствовали уже в этом качестве. Действительно, откуда испанцу знать, что Блад – не английский адмирал? Вполне могло оказаться, что так оно и обстоит… (Между прочим, в конце романа Блад не только принимает патент на капитанский чин, мало того, его делают губернатором Барбадоса – как крупного специалиста по местным условиям. Вот тут Сабатини ничуть не погрешил против исторической правды – примеры известны, я о них расскажу в следующем томе, когда речь пойдет о XVII веке и тогдашнем пиратстве…) Что характерно, Хаггард писал свои романы в конце XIX в., когда испано-английские войны давно прекратились, от былого морского могущества Испании не осталось и следа, а как колониальная империя она откровенно агонизировала. Сабатини – и вовсе в первой трети века двадцатого, когда испанские колонии Кубу и Филиппины уже отжали англосаксы – правда, не англичане, а американцы. Испании лишь благородно оставили Испанскую Сахару – исключительно оттого, что поживиться там было совершенно нечем. Западная Сахара была огромной кучей песка, по которой носились на верблюдах полунищие и полудикие бедуины. Правда, за Испанией до 1956 г. оставалась еще часть Марокко – но и Марокко в отличие от Кубы и Испании была страной бедной, с упором на сельское хозяйство (разработку месторождений фосфоритов, марганца, свинца с большим размахом иностранные компании начали лишь после получения страной независимости). Словом, не было никакой нужды в «социальном заказе». Хаггард и Сабатини писали исключительно по велению души – изрядно отравленной прямо-таки генетической ненавистью к испанцам… Доставалось и католикам. Джеффри Триз, автор увлекательного (без дураков!) романа «Ключ к тайне», изобразил их сущими монстрами, которые не только собираются застрелить в театре королеву Елизавету, но и готовы хладнокровно зарезать проникшего в их тайны главного героя романа, шустрого подростка, а заодно и его подружку (тоже принимая ее за мальчика, поскольку она ходит в мужской одежде). Что характерно, ничего даже отдаленно похожего нельзя найти в романах Вальтера Скотта. Если среди его персонажей есть злодей или подлец, то отрицательными качествами он обязан исключительно благодаря собственному характеру, а не тому, что он испанец, католик или протестант. Сам потомственный протестант, Скотт изображал злобными фанатами и протестантов, в первую очередь пуритан. А ведь сэр Вальтер в отличие от Хаггарда, Сабатини и Триза жил как раз во времена, когда шла ожесточенная морская война меж Англией u Испанией. Он застал и подзабытое (несправедливо) морское сражение у мыса Сен-Винсент, когда 14 февраля 1797 г. адмирал Джон Джервис с эскадрой из 15 кораблей наголову разбил испанскую флотилию из 27 вымпелов. И гораздо более знаменитую Трафальгарскую битву, когда адмирал Нельсон (к слову, участник сражения у Сен-Винсента) наголову разбил франко-испанский флот. И тем не менее классик генетической ненависти к испанцам и католикам вообще никогда не питал… «Черное дерево» Работорговля, как и пиратство, была широко распространена в античном мире. В Средневековье ее возродили не англичане, вообще не европейцы – арабы. В отличие от негритянских племен, живших порой прямо-таки первобытным образцом, за арабами стояли державы. В XIII–XIV веках в Восточную Африку, порой продвигаясь очень далеко, проникали их отряды, и в арабские мусульманские страны тянулись вереницы невольников. Потом подключились европейцы, конкретнее – португальцы. Первое плавание в Африку за рабами совершил некий сеньор Азуара, привезший 165 человек (по крайней мере, его дошедший до нашего времени дневник – самое раннее документальное свидетельство). Потом португальская работорговля приняла регулярный характер. Сначала попросту устраивали набеги на прибрежные деревни, без церемоний захватывая их жителей. Потом от столь «любительской» практики отказались: во-первых, действуя подобными методами, много людей не наловишь; во-вторых, многие местные племена были весьма воинственными и представляли серьезную угрозу. Гораздо проще и выгоднее было рабов покупать. Причем в роли продавцов, необходимо уточнить для исторической точности, выступали такие же чернокожие племенные вожди. Как люди, умом и деловой сообразительностью ничуть не уступавшие белым, они быстро поняли выгоды неизвестного прежде бизнеса. И срочно внесли изменения в военную тактику: теперь в войнах меж племенами старались не убивать, а захватить в плен как можно больше воинов противника – чтобы потом продать пленных португальцам. В отличие от изображенного Жюль Верном в романе «Пятнадцатилетний капитан» африканского царька, тупого алкоголика, большинство вождей были гораздо более деловыми и отдавали товар не за спиртное и бусики, а за звонкую монету и всевозможные европейские товары, в том числе и за огнестрельное оружие, дававшее им преимущество перед теми племенами, кто его еще не имел. Никакой лирикой вроде «национальной солидарности» чернокожие торговцы не маялись. И поставили дело на широкую ногу. В том же XV столетии короли черных государств на территории нынешнего Конго приняли крещение и стали добровольно вассалами португальского короля. После этого крайне цивилизовались – короли возводили свою знать по европейскому примеру в графы, герцоги и маркизы, в их владениях тамошнее дворянство носило европейскую одежду, парики, шпаги, посылало детей учиться в Лиссабон, строили дома на европейский манер. Как впоследствии русские дворяне использовали французский, конголезские, чтобы отличаться от «черни», в быту использовали уже не родной язык, а португальский. При королевском дворе действовал перенятый у португальцев придворный этикет, под европейскую музыку танцевали европейские танцы. Эта цивилизованность ничуть не мешала чернокожим королям торговать рабами с португальцами – как не мешала и европейцам заниматься работорговлей. Несколько другое положение сложилось в нескольких государствах на территории нынешней Анголы. Власть там захватили пришельцы – хорошо вооруженные и организованные отряды, этакие «военные братства», очень похожие на европейские рыцарские ордена или отряды кондотьеров. Называли себя эти спесивые ребята «имбанга ла» – что это означает, я выяснять не стал, неинтересно было (как, наверное, и читателю). Главное, к завоеванным, таким же чернокожим, они относились примерно так, как относились к крестьянам-простолюдинам испанские доны, французские дворяне и польские паны. Даже хуже – по крайней мере, в Европе, даже когда там практически повсеместно существовало крепостное право, крепостных все же не продавали за границу. Зато «имбанга ла», бистро усмотрев новый источник выгоды, стали в немалых количествах продавать своих «подданных» португальцам. Рабов португальцы использовали не только у себя дома и в американских колониях – продавали испанцам. В американских колониях Испании действовала своя специфика. Разграбив сокровища индейских государств, они стали во множестве заводить плантации и рудники, на которых работали покоренные индейцы – первое время в качестве совершенно бесправных рабов. История порой выкидывает весьма замысловатые номера… Кто-то поначалу и не поверит, но появление черных рабов в Америке было вызвано гуманизмом. Каковой порой бывает оружием обоюдоострым… Не знаю, как дело обстоит сегодня, но я в шестом классе изучал историю средних веков по учебнику, где немало места было отведено благородному и гуманному борцу за права индейцев епископу Бартоломео де Лас Касасу. Он действительно существовал и немало сил отдал борьбе за права индейцев. В чем его поддерживали не только другие священники, но и знаменитый конкистадор, покоритель империи Ацтеков Эрнан Кортес (Кортес был человеком сложным и интересным, нисколько не укладывавшимся в шаблонный образ тупого грабителя. Именно он в свое время предлагал создать в Америке университет – но королевские чиновники этот проект положили под сукно). В конце концов борьба за права индейцев увенчалась успехом: Папа Римский официально провозгласил их такими же людьми, обладающими бессмертной душой, а испанский король столь же официально перевел из рабов в крепостные. Крепостному все же живется полегче, чем рабу, никакого особенного угнетения в этом не было – индейцев просто-напросто уравняли в правах с испанскими крестьянами, тогда пребывавшими как раз в положении крепостных. (В бессмертном романе Сервантеса «Дон Кихот» справный хозяин Санчо Панса оставляет дом, семью и крепкое хозяйство и пускается в странствия в качестве оруженосца Дон Кихота отнюдь не из любви к романтическим приключениям – откуда бы ей взяться у солидного, домовитого крестьянина, уже немолодого? Это у Дон Кихота голова набита романтическими рыцарскими романами – а Санчо попросту крепостной Дон Кихота, вот и вынужден выполнять прихоти барина, что бы тому в голову ни взбрело…) Чуточку не по теме, но интересно. Отношением испанского дворянства к индейской знати (особенно к членам императорской династии, пусть и свергнутой испанцами) руководила самая натуральная классовая солидарность – феодальная. Действовал простой принцип: дворянин – всегда дворянин, даже если он индейский. Принявшим крещение знатным индейцам автоматически присваивалась дворянская приставка к имени «дон», и они, говоря современным языком, легко интегрировались в испанское общество. Более того – за них часто и охотно выдавали дочерей испанские дворяне. Один из таких сыновей крещеного индейского дона и знатной испанки, Гарсиласо де ла Вега, стал в XVII в. известным историком Америки, чьи работы не потеряли научного значения и сегодня. Так вот, на территории бывших индейских государств исправно работали – теперь уже не в рабских условиях, а на более легком положении крепостных – индейские «простолюдины». За столетия жизни именно что в государстве они привыкли гнуть спину «на барина», так что для них ничего особенно не изменилось. По сути, испанцы, свергнув индейскую правящую элиту, попросту заняли ее место. Совсем другая ситуация сложилась в южных районах Северной Америки, где испанцы тоже стали заводить плантации и рудники. Вот там с рабочей силой обстояло крайне скверно. Тамошние индейцы испокон веков были «вольными птицами», и сделать из них подневольных рабочих не удавалось. Не тот менталитет. Индейцы бунтовали, убегали, наконец, просто умирали – а их соплеменники часто, чтобы их вызволить, устраивали нападения на испанские владения. Выход из положения нашел тот же Лас Касас, чей гуманизм был довольно специфическим и, как бы удачнее выразиться, весьма даже односторонним. За индейцами он признавал право на обладание бессмертной душой, а вот неграм в таковом отказывал, полагая их чем-то вроде животных, разве что ходивших на двух ногах и изъяснявшихся членораздельно. Получив мощное «идеологическое обеспечение», испанцы и стали покупать чернокожих уже исключительно в качестве рабов. Первую партию негров, 250 человек, португальцы привезли в 1510 году на испанский остров Эспаньолу (как называлась тогда Гаити). А далее пошло по нарастающей. Сами испанцы в Африку за неграми не плавали, но покупали их охотно. Быстро сложилось то, что сегодня именуется транснациональной корпорацией: техническую сторону дела, то есть поставку рабов, взяли на себя португальцы, а финансировали их экспедиции флорентийские, генуэзские и немецкие банкиры и торговые дома. Сущий интернационал… К выгодному бизнесу решили подключиться и англичане. В первое плавание за рабами отправился в 1562 г. из Плимута сэр Джон Хоукинс, один из самых известных «королевских пиратов» (или, как они себя порой именовали, «морских собак»). Рыцарское звание он получил как раз за то, что часто и обильно пополнял королевскую казну после удачных нападений на «золотые галеоны» и испанские поселения в Америке. Теперь он решил заняться совершенно респектабельным бизнесом, каким в те времена считалась работорговля. В море он шел на трех кораблях. Два носили имена известных персонажей библейского Ветхого Завета (протестанты такое любили) – «Соломон» и «Иона» (по другим источникам – «Иов»), а третий звался «Ласточка». Экспедиция оказалась, с точки зрения бизнеса, крайне прибыльной – Хоукинс привез более тысячи чернокожих. Правда, в рамках респектабельности он все же не удержался. Часть невольников «честно» наловил на берегу, а часть отобрал у португальцев – тряхнув стариной, взял на абордаж три португальских невольничьих судна и забрал живой груз. За успехи в новом для Англии бизнесе Елизавета присвоила ему звание адмирала. Продав негров в испанских колониях в Америке, Хоукинс привез домой приличные деньги. По разным подсчетам, вкладчики получили от 30 до 60 процентов прибыли. Сочтя, что Хоукинс прекрасно показал себя как зачинатель нового бизнеса, Елизавета дала ему корабль с благочестивым названием «Иисус из Любека» (при чем тут немецкий город Любек, лично я так и не понял – к нему Иисус никогда не имел ни малейшего отношения). Корабль был старый, но вместительный и хорошо вооруженный пушками. Они и помогли Хоукинсу в торговых делах. Да, не удивляйтесь, пушки англичанам помогли в торговом деле… Но давайте по порядку. В своей второй экспедиции Хоукинс вновь без особого труда «раздобыл» немало негров. Но продать их американским испанцам оказалось гораздо труднее. Точнее, практически невозможно. Испанский король только что издал указ, строжайше запрещавший жителям колоний торговать чем бы то ни было с какими бы то ни было иностранцами. Так что испанский губернатор решил не рисковать и на гнев короля не нарываться. И категорически отказался разрешить своим подчиненным покупать негров. Плохо он знал англичан… Хоукинс прислал ультиматум: либо ему разрешат торговлю, либо он снесет пушками город (у губернатора как раз не было ни солдат, ни пушек). Пожалуй, это первый в истории случай «принуждения к мирной торговле» под угрозой орудий… Губернатор скрепя сердце торговлю разрешил. Хоукинс вновь показал себя способным бизнесменом. Для третьей экспедиции ему снарядили уже шесть кораблей.