Глава 18 Если верить афишам, висевшим в коридоре аэропорта Ганновера, по которому проходили прилетевшие пассажиры, регион не скрывал своей гордости за предоставляемую гостям возможность перенестись в прошлое. Здесь города и деревни никогда по-настоящему не уходили из Средневековья, о чем свидетельствовали многочисленные фото улочек, застроенных домами с изогнутыми фахверками. Грейс обогнала туристов, останавливавшихся перед панно с пояснениями, поспешила получить свой пистолет и взяла напрокат машину. Вскоре, около семнадцати часов, она ввела адрес Клауса Браунера в GPS прокатного автомобиля и, оставив позади прекрасный город Ганновер, пустилась в путь по немецкой провинции. Она быстро покинула национальное шоссе, сменив его на небольшие дороги, ведущие на север Гамельна, к району, расположенному в стороне от города. Небо затягивали густые серые тучи, затруднившие посадку самолета. Эти надутые тяжелые массы угрожали прорваться, и тогда начался бы настоящий потоп. Вокруг нее поросшие лесом холмы сменялись полями, на которых, словно пугливый ребенок, кое-где за рощицей пряталась старая ферма. Некоторое время Грейс ехала вдоль реки, воды которой казались неподвижными, как крылья древней мельницы, стоящей на обледенелом берегу. До того единственная, кто ехал в этом сонном пейзаже, она вдруг заметила в зеркале заднего вида машину. Черный джип мог бы легко обогнать ее, однако следовал позади на приличном расстоянии. Иногда Грейс теряла его из виду на повороте, но только для того, чтобы вновь увидеть через несколько секунд, казалось, пытающимся наверстать свое опоздание. Она намеренно сбросила скорость, чтобы проверить, обгонит ли ее другая машина. Та сначала последовала ее примеру, а затем спокойно обошла Грейс. Тонированные стекла не позволили различить, кто сидит внутри. Джип неспешно продолжил свой путь и в конце концов свернул с главной дороги на боковую. Наполовину успокоившись, Грейс все-таки сохраняла бдительность до пункта назначения: бревенчатого дома, затерявшегося на склоне затянутого туманом холма. Она остановилась в сотне метров от него и осмотрела этот дом с дымящейся трубой, напоминающий шале. Затем припарковала машину перед воротами, вышла из нее и безуспешно поискала имя владельца возле звонка, установленного на каменном столбе. Пришел момент столкнуться с грубой реальностью. В доме зазвучал мелодичный звонок, через несколько секунд дверь открылась. На пороге стоял старый сутулый человек. На первый взгляд, он был немного похож на Клауса Браунера, но присланный ей снимок удостоверения личности был сделан несколько десятков лет назад. Старик смотрел на нее, явно ожидая, что она первой обратится к нему. – Господин Клаус Браунер? – спросила она, чувствуя, как заколотилось сердце. Старик нахмурил брови и вытянул шею. Казалось, он плохо ее расслышал. Металлическое жужжание сообщило, что ворота открыты, и Грейс после легкого колебания толкнула створку. Она пошла по выложенной плитами дорожке и заметила расставленных по садику керамических гномов, а тем временем хозяин не сводил с нее глаз, следя из-под кустистых бровей. Чем ближе Грейс подходила, тем сильнее становились ее сомнения в том, что именно его она видела на фотографии с удостоверения личности, пусть даже с годами Браунер мог утратить свою горделивую осанку. Теперь она стояла перед крыльцом, а мужчина наблюдал за ней сверху. Грейс пришлось сделать усилие, чтобы прочистить горло, и на несколько секунд установилась странная атмосфера. Старик отступил вглубь дома. – Я ищу Клауса Браунера, – наконец выговорила Грейс. В этот раз она была уверена, что старик ее понял. Он что-то сказал по-немецки, но Грейс не смогла перевести. – Я шотландка, вы говорите по-английски? – спросила она. Старик с колеблющимся видом поиграл своими кустистыми бровями, потом ответил на очень правильном английском: – Клаус Браунер… это было давно. – То есть? – переспросила, насторожившись, Грейс. – Это не я. Меня зовут Людвиг Фрейман. А фамилию Браунер я слышал много лет назад. Проходите, холодно. Действительно, теперь, стоя совсем близко к собеседнику, она могла убедиться, что он не имеет ничего общего с Клаусом Браунером. Грейс застыла на пороге, настолько расстроенная, что не находила в себе сил, чтобы войти. Карточный домик ее надежд рушился. – Входите, вы замерзнете насмерть, стоя там неподвижно. Мисс?.. Грейс вздрогнула от холода и жестокого разочарования. – Грейс Кемпбелл, – неуверенно ответила она. Потом все-таки решилась войти, сказав себе, что старик, возможно, сумеет помочь ей в расследовании. Возможно… Внутри ароматный запах горящей древесины привлек ее внимание к почерневшему камину. Маленькие язычки пламени едва выживали на краснеющем ковре дров. Они проливали на комнату с деревенской мебелью дрожащий свет, едва доходивший до теней тяжелых балок на потолке. Старик сел, скрипнув одним из двух плетеных стульев, стоявших у камина. Грейс последовала его примеру и машинально протянула руки к теплу раскаленных угольков. – Что вам известно о Клаусе Браунере? – спросила она, глядя на покрывавший пол ковер кирпичного цвета. – Сначала скажите мне, кто вы такая, мисс Кемпбелл… Вы мне кажетесь человеком приличным, но, как понимаете, я не могу доверять первой встречной. Она достала свое полицейское удостоверение, добавив, что разыскивает Клауса Браунера в рамках расследования. – Ну что ж, если вы забрались в наши края, значит, этот человек для вас ценится на вес золота. Не важно, меня это не касается. Он бывший владелец этого дома. Но дом я купил у его сына, чуть больше десяти лет назад. – Его сына? Грейс не могла не вспомнить о маленьком мальчике, спасшем ей жизнь. – Да, Клаус Браунер тогда только что умер, и его сын выставил дом на продажу. Насколько я понял, мальчик… ну, в общем, не совсем мальчик, ему было лет двадцать, так что, скорее, молодой человек, прожил здесь всю жизнь и не хотел оставаться. – Расскажите мне о сыне Клауса Браунера. – О, я помню его подавленным, грустным. Всякий раз, когда я с ним встречался, у него был потерянный вид. Он даже забыл о дне подписания у нотариуса акта продажи дома. Пришлось посылать за ним. Не знаю, был ли он таким же до смерти отца или это она так подействовала, но на него было больно смотреть. Грейс аккуратно вынула из правого внутреннего кармана карандашный портрет своего спасителя и протянула его Людвигу. – Хм… это он в детстве? – спросил тот. – Я не знаю, – осторожно ответила Грейс. Пока старик размышлял, в камине коротко треснуло полено. – Трудно сказать, но какое-то сходство есть… в мрачном взгляде… Возможно, он был мрачным с самого юного возраста. Принимая во внимание состояние дома, в каком я его купил, меня не удивило бы, что этот мальчик с детства страдал самой глубокой меланхолией. – То есть? – Этот дом был настоящей конурой, трущобой. Запах грязи, повсюду мусор – под мебелью, в углах, протечки воды, плесень, сгнившее дерево, кошки справляли свои надобности всюду, где хотели. Но видели бы вы комнату сына… Старик покачал головой, словно все еще не веря увиденному. – Она была в еще худшем состоянии, чем остальной дом? – О, нет, по правде говоря, это было единственное помещение, содержавшееся почти в порядке. Нет, из-за обстановки. Настолько мрачной… – А как именно она выглядела? – Видите ли, этот парень, очевидно, был одержим сказками. И не самыми веселыми. Все стены были увешаны гравюрами. Одна ужаснее другой. Мою жену они так шокировали, что она больше не желала заходить в ту комнату. Почувствовала облегчение, только когда все это было уничтожено. – А вы можете мне описать эти рисунки? – Я помню, черно-белые иллюстрации к «Красной Шапочке»: она лежит в постели рядом с укрывшимся одеялом волком, грубо загримированным под бабушку, с крошечными очками на морде с оскаленными клыками. И мальчик повесил это возле своей кровати! Над головой, кажется, висел людоед с безумными глазами «Мальчика с пальчик», собирающийся перерезать горло своим спящим дочерям. Кажется, была еще иллюстрация к «Ослиной шкуре»… Да, точно: плачущая принцесса убегает из замка своего отца, если я правильно помню сюжет. Старик долго смотрел на медленно умирающий в камине огонь, прежде чем заговорил снова: – Вся комната была увешана этими нездоровыми рисунками. Кто захочет расти в подобном окружении? Это не нормально, вы согласны? Тем более что в свои двадцать лет он жил в этой атмосфере, одновременно инфантильной и зловещей. На меня это так подействовало, что я сфотографировал те безумные рисунки для моих друзей. – Фотографии сохранились? – поспешила спросить Грейс. – Возможно, они лежат вместе с бумагами от нотариуса. Он встал и открыл ящик массивного буфета, стоявшего в глубине комнаты. – Господин Фрейман, – продолжала Грейс, готовясь задать вопрос, ответа на который боялась сильнее всего, – вы знаете, куда уехал сын Браунера после продажи отцовского дома? – К сожалению, не имею ни малейшего понятия. В приглушенной атмосфере комнаты с низким потолком повисла тишина. – А, вот бумаги от нотариуса. Так, сына зовут Лукас. А фотографии? Черт, куда я их задевал? – Лукас. Грейс впервые в жизни произнесла имя того, кто, возможно, был ее ангелом-хранителем. После секундного замешательства она взяла себя в руки и ввела имя Лукас Браунер в поисковик Интернета. Как она и предполагала, никакого совпадения не обнаружилось. Ей оставался еще один вариант. – Простите, мне нужно воспользоваться телефоном. Старик поднял руку, как бы показывая, что она может делать всё, что захочет. Грейс отошла в сторону и набрала контактный телефон местного полицейского участка, взятый в своем управлении. После прохождения идентификации и изложения причины своего звонка сотруднице, говорившей по-английски, она попросила у нее помощи в поисках адреса Лукаса Браунера. Очевидно, ее собеседница вводила сообщаемые Грейс данные в компьютер по ходу разговора, что вызвало у нее раздражение. Но таковы были правила, и ей следовало ожидать, что через несколько дней или даже часов ей перезвонят, чтобы задать вопросы относительно расследования, которое она ведет на немецкой территории. – Мне очень жаль, инспектор Кемпбелл, – наконец заявила полицейская, – но последний известный его адрес – это тот, где вы сейчас находитесь. Ничего другого у меня нет. – Как это возможно? – Человек не нашел жилья или покинул страну. Когда Грейс положила трубку, ее физическое состояние стало таким же угасшим, как огонь в камине. У нее больше не было никакого следа. – Спасибо вам за помощь и прием, – заставила она себя произнести, не выказывая смятения.