– Я вижу, вы разочарованы, инспектор. Мне очень жаль, что больше ничего не могу для вас сделать, – признался старик, вынимая из буфета стопку бумаг. – Попытайтесь спросить в Гамельне, в отеле «Цур Бёрзе». Помню, сын Браунера прожил там несколько дней перед тем, как покинул город. Возможно, там о нем знают больше. Я говорю «возможно», потому что прошло почти пятнадцать лет… Грейс записала название заведения, не питая на сей счет никаких иллюзий. – А, вот, наконец, и фотографии! Я знал, что сохранил их. Странное ощущение, когда пересматриваешь их. Тогда еще была жива Амелия, – мрачно пробормотал он. Грейс деликатно предоставила хозяину дома время совладать с чувствами и внимательно просмотрела переданные им ей снимки. Старик не сгустил краски. Комната Лукаса была попросту пугающей, увешанная старинными гравюрами с гримасничающими лицами и странными существами, полулюдьми-полузверями, с налитыми злобой глазами. Она узнала сцены из «Красной Шапочки», «Мальчика с пальчик» и «Ослиной шкуры». Более внимательно рассмотрев фотографии, она заметила, что проиллюстрированы были только эти три сказки. Никаких следов «Белоснежки», «Спящей красавицы» или «Хансель и Гретель». Почему Лукас выбрал именно их? Просто любил или же персонажи этих сказок имели для него какую-то особую символику? Этот вопрос, хотя и далеко не основной, все же возбудил любопытство Грейс. Она собиралась с лупой рассмотреть одну из гравюр, изображавшую мрачную хижину в чаще леса, но тут Людвиг вложил ей в руку раскладной туристический проспект. – Возьмите себе. Это план Гамельна. Мне он больше не нужен, – сказал он. – Отель «Цур Бёрзе» на нем должен быть обозначен. Грейс действительно заметила отель. Она складывала проспект, рекламирующий городские достопримечательности, которые непременно нужно посетить, когда одно изображение пронзило ее мозг, раздавило грудь и скрутило живот. Окаменев, охваченная ужасом, молодая женщина едва успела схватиться за край камина. Ее пальцы, вдруг ставшие влажными и негнущимися, соскользнули, комната, из которой вдруг вышел весь кислород, закрутилась, ноги отказали, и она рухнула на ковер. Глава 19 Открытый рекламный проспект валялся у ее ног, а Грейс в приступе панического ужаса не могла оторвать глаз от персонажа, занимавшего в нем первое место. Его разноцветное одеяние казалось точно таким же, какое она видела в ту тревожную ночь в своей комнате на проникшем туда неизвестном. Оно было таким же, как у ее мучителя, приходившего в ее камеру, таким же, какое она все эти годы изображала на бумаге: длинная, разноцветная роба до пят и мягкая шляпа. Человек шел бодрым шагом по средневековой улице, держа в руках флейту, на которой, видимо, с увлечением играл, в то время как за ним бежал легион крыс. – Мисс? – услышала Грейс сквозь туман паники. Она ощутила, что ее пытаются поднять, и встретилась с сочувствующим взглядом Людвига. – Присядьте, вам стало плохо. Она с трудом встала на ватные ноги, в горле застрял комок, пальцы дрожали, воздух не поступал в легкие, челюсти так сжались, что она не могла говорить. Так на нее подействовал шок от реминисценции. – Что случилось? – спросил хозяин дома, поддерживавший ее, помогая дойти до стула. Грейс понадобилось несколько долгих минут, чтобы суметь ответить. Гипнотизирующие огоньки камина и успокаивающее присутствие старика помогли ей постепенно восстановить контроль над своими эмоциями. Чувствуя себя в состоянии ходить, она встала, чтобы подобрать оставшийся у камина проспект, потом вернулась к стулу и показала иллюстрацию, спровоцировавшую у нее приступ. – Легендарный гамельнский Крысолов, – пробурчал старик. – Это он привел вас в такое состояние? – спросил он, вороша недогоревшие угли, после чего подбросил в камин полено. Грейс наблюдала за огненными искорками, вьющимися в темноте, когда в угли врезался новый деревянный кругляш. Ожившее пламя стало лизать сухое потрескивающее дерево. – Объясните, – попросила она. Она смутно припоминала эту сказку, которую прочитала еще в детстве, но сюжет не очень четко запечатлелся в ее памяти. – Эта история, пересказанная, в частности, братьями Гримм, считается предназначенной для детей, – начал он. – Но, на мой взгляд, она ужасна. Людвиг Фрейман задумался, пригладил густые брови, после чего продолжил: – Давным-давно город Гамельн подвергся нашествию крыс. Они пожирали урожай, пугали кошек, даже нападали на младенцев в колыбелях. И тогда у ворот города появился незнакомец в ярком разноцветном одеянии. Он не был выходцем ни из одной окрестной деревни. Этот человек уверил горожан, что может избавить их от бедствия за тысячу флоринов, которые будут ему выплачены, как только все грызуны исчезнут. Не теряя времени, Крысолов, как его назвали, заиграл на флейте странную мелодию. При ее звуках все крысы вылезли из своих убежищ и присоединились к музыканту. Не переставая играть, тот увел их к протекающей возле города бурной реке, в которой они утонули все до единой. – Страшное будет дальше, верно? – предположила Грейс, начинавшая вспоминать неприятное впечатление, оставшееся у нее после этой сказки. – Действительно, – медленно подтвердил Людвиг грустным голосом. – Жители отказались платить флейтисту и даже обвинили его в том, что он сам спровоцировал нашествие крыс, чтобы потом выступить в роли спасителя и получить крупное вознаграждение. Бесцеремонно изгнанный, этот человек хладнокровно пообещал вернуться и отомстить. Все только посмеялись над его угрозами: ну что мог сделать обычный музыкант? Но в День святых Иоанна и Павла, в час, когда взрослые находились в церкви, на улицах Гамельна послышалась странная мелодия, привлекавшая всех детей, которые отправились следом за флейтистом, приплясывая в такт музыке. И таким образом сто тридцать ребятишек вышли за ним за городские стены, потом пошли к горе, потом в пещеру… – Старик вздохнул. – И больше никто и никогда их не видел, – закончил он. В комнате вновь установилась тишина. Только потрескивал огонь под тяжелым сводом, где теперь витал дым. С красным в свете камина лицом, Грейс погрузилась в свои мысли. Она спрашивала себя, какая связь могла существовать между этой мрачной историей и тем, что произошло с ней. Несколько гипотез промелькнули в ее мозгу, но она их отбросила. Этот рассказ был всего лишь сказкой, легендой, а ей для продолжения расследования требовалось нечто конкретное. – А теперь скажите мне, почему этот флейтист произвел на вас такое впечатление… – Это тоже долгая история, господин Фрейман, и я пока еще не готова ее рассказать. К тому же мне бы хотелось отправиться в Гамельн и попытать удачу в отеле, о котором вы мне сказали. Грейс поднялась и, уже тверже стоя на ногах, направилась к выходу. – Благодарю вас за помощь и приношу свои извинения за то, что подвергла вас этому… испытанию. – Не беспокойтесь. Я и не такое видел. Надеюсь, что вы найдете то, что ищете, – закончил хозяин дома, открывая дверь. – Кстати, а где я могу узнать больше про легенду о флейтисте? Есть в городе музей или что-нибудь подобное? Хозяин дома горько усмехнулся. – Вся туристическая индустрия Гамельна построена вокруг этой истории: статуи, игрушки, вывески ресторанов, сувениры, часы с фигурками… На каждом углу вам напоминают эту отвратительную историю. Даже устраивают шествия, в которых переодетые крысами дети ходят за взрослым, одетым в Крысолова. И все считают это забавным… Грейс почувствовала в голосе собеседника нечто большее, чем просто недовольство. Первоначальная ироничность тона превратилась в гнев. Теперь он сжимал кулаки, а подбородок выпятил вперед, выражая отвращение. – Все города эксплуатируют древние легенды для поощрения туризма… – заметила Грейс, чтобы помочь Людвигу выразить свою мысль до конца. – Эти люди осознают, что является предметом их развлечения? Этот флейтист – дьявол. Как можно смеяться и веселиться по поводу демонического создания, ведущего невинных детей в танце смерти? Как они осмеливаются устраивать празднества по поводу истории, в которой исчезли более ста ребятишек? Его взгляд был одновременно пугающим и напуганным. – Это ведь всего лишь легенда, господин Фрейман. Что вас так рассердило? Он уставился на нее. В его глазах дрожал огонек страха. – Правда в том, что это, возможно, не легенда. А совсем наоборот. Грейс почувствовала, как тревожное предчувствие, терзавшее ее чуть раньше, возвращается. Перед тем как закрыть дверь, Людвиг Фрейман напоследок посоветовал ей: – Сходите в церковь, и вы увидите. Глава 20 Как она и опасалась, «Цур Бёрзе» оказался тупиковым путем. В отеле сохранялись регистрационные книги лишь за последние пять лет, и даже если бы Грейс захотела найти кого-нибудь из тех, кто работал в интересующее ее время, то, как объяснил ей нынешний директор, отель за последние пятнадцать лет столько раз менял хозяев, что невозможно найти персонал, работавший при каждом руководителе. Итак, Грейс окончательно потеряла след того, кого считала своим спасителем, сына Клауса Браунера, а с ним и единственный реальный след, способный привести к тем, кто похитил и изнасиловал ее. Стоя на тротуаре перед отелем, одна под ночным небом, она услышала вдали звон церковных колоколов. Значит, вот так закончится ее день безумной надежды. Ей захотелось посмеяться над собой, хотя бы лишь для того, чтобы сгладить боль от предсказуемой неудачи. Бросившись очертя голову в это расследование, гордясь собственной решительностью, уверенная, что наконец-то узнает правду о своем прошлом, она была ослеплена собственным желанием найти покой в жизни, где любовь и даже желание больше не будут табу. Но в своем энтузиазме она отказалась признаться себе, что начинать это расследование слишком поздно: двадцать с лишним лет спустя шансы обнаружить улики практически равнялись нулю. Ледяная морось, предвестница снега или снега с дождем, колола ей лицо. Она сунула руки в карманы парки и наткнулась на проспект, подаренный Людвигом. Грейс вынула его. Получается, у нее для исследования оставался единственный след: возможная связь между ее мучениями и легендой о гамельнском Крысолове. Гипотеза была очень туманной и иллюзорной. Возможно, выбор разноцветного одеяния ее мучителем был всего лишь случайностью. И тот факт, что Клаус Браунер жил близ Гамельна, весьма вероятно, тоже был тем, что в ее профессии именуется обманчивым совпадением. Но что еще она могла сделать? Разве что вернуться домой и до конца своих дней проклинать себя, говоря, что не все предприняла для того, чтобы докопаться до истины. Теперь ей казалось невозможным погасить огонь мести, который она так разожгла. Она получит покой только после того, как заставит своего мучителя заплатить. Следовательно, должна проверить, если ли у легенды о Крысолове с флейтой реальная основа, даже если сама она в это не верит. Если это всего-навсего детская сказка, она тотчас оставит этот химерический, даже нелепый след. Грейс доверилась совету Людвига Фреймана и направилась к городской церкви, словно взрослый человек, решивший добыть доказательства существования Деда Мороза. Она хмуро подняла воротник и пересекла дорогу, чтобы войти в массивную арку, отделяющую новый город от исторической части. Ощущение перемещения во времени было настолько сильным, что она остановилась. Широкий бульвар приглашал гостя войти, как входят в парк аттракционов, постепенно открывая внизу склона переплетение темных островерхих крыш, которые следовали друг за другом, словно примятые колпаки гномов. В конце центральная аллея отпускала руку туриста, чтобы рассыпаться лабиринтом мощеных улочек, каждая из которых звала осмотреть ее, погрузиться в ее тайны. Двинувшись дальше, Грейс четче разглядела неровные каркасы фахверковых домов, так сильно наклоняющихся по обе стороны узких проходов, что пешеходные дорожки, казалось, сами проложили себя между зданиями. Огненный свет фонарей, подвешенных над средневековыми дверями домов, отражался от блестящих мокрых мостовых и от фасадов песочного цвета. Там и тут виднелись вывески в виде пивной кружки, грозди винограда или резного ключа, которые, скрипя, покачивались на ветру, приглашая открыть двери игрушечных домиков, откуда лился теплый свет, приглушенный кружевными занавесками. Атмосфера могла быть феерической, если бы улицы не были так пусты, – подумала Грейс, дойдя до места, где главная аллея разделялась на лабиринт улочек. Только одна пара туристов быстро прошла мимо нее, бросая вызов плохой погоде и холоду ночи. Без людей город уже не имел ничего волшебного, он казался почти тревожным. Как будто все жители спешно бросили свои дома. Грейс посмотрела на табличку с силуэтом флейтиста, указывавшую многие направления, в том числе и к церкви, куда она сразу пошла по извилистой улочке. Рождественские гирлянды висели на фасадах, как плохо подстриженные брови, на островерхих крышах флюгеры в форме петухов скрипели, показывая направление ветра. Только эти негромкие острые крики сопровождали звук шагов Грейс. Она несколько раз оборачивалась, уверенная, что кто-то идет за ней, но видела только мелкую морось, которая постепенно усиливалась. Она невольно вспомнила семью в аэропорту, потом машину, висевшую у нее на хвосте по дороге к прежнему жилищу Клауса Браунера. Что это, разыгравшаяся фантазия или у нее все-таки есть основания для беспокойства? Держась начеку, готовая дать отпор, она прибавила шагу и вышла на широкую мощеную площадь, на которой стояло каменное здание, чья зубчатая архитектура в стиле Ренессанс резко контрастировала со средневековыми домиками. Проходя мимо, она заметила металлическую табличку с позолоченным медальоном, в котором был выгравирован гамельнский Крысолов. Потом ее взгляд скользнул по надписи, выбитой на мраморной доске. Грейс пробежала ее одним глазом, спеша пройти в церковь, и только потом осознала, что прочитала. Она ожидала фольклорного рассказа, насыщенного поддерживающими легенду деталями для заманивания туристов. Но преамбула, написанная на нескольких языках, поведала ей, что данный текст является цитатой из Люнебургского манускрипта, датируемого 1440–1450 годами и составленного неким монахом. Это один из первых письменных документов, подтверждающий появление зловещего Крысолова с флейтой в Гамельне. Грейс просмотрела его, стараясь понять написанное при помощи своих скудных познаний в немецком: Anno 1284 am Dage Johannis et Pauli war der 26. Juni Durch einen Pieper mit allerley Farve bekledet gewesen CXXX Kinder verledet binnen Hameln geboren To Calvarie bi den Koppen verloren.