Какое оружие? Зачем оно здесь, на зеленом островке, где обитает лишь кучка дикарей? Не торопясь, Хымв выскреб последние волокна живого мяса из конической жестянки, вытер досуха пальцем, облизал его и с сожалением отбросил банку. Это был последний паек. Чем придется питаться в следующий раз, командиры умалчивали. Матрос не был глуп. На Центурии он окончил было школу мичманов, но на последнем курсе подрался со старшиной из-за самки и был отчислен. Тем не менее Хымву хватало образования, чтобы понять – для центури на Сырой планете нет ничего съедобного, иначе какой смысл столько делений времени жрать синтетику? «Впрочем, – рассудил Хымв, – древний морской кодекс не запрещал морякам, оказавшимся после кораблекрушения на бесплодных островах Штормового пояса, употреблять в пищу больных и раненых…» Он вытер жирные пальцы о штаны, поковырял в зубах щепочкой, прикидывая, какому из салаг сломать руку, дабы соблюсти формальности. Ни к какому определенному выводу он прийти не успел. Над головой Хымва с громким хлопком лопнул перезрелый споронос, осыпав матроса белым порошком. Матрос выругался, машинально поднял голову, не заметив, как за спиной у него стремительно развернулась усеянная крючками лиана. …Капитан-лейтенант Олт услышал крик. Кричал центури, а значит – его подчиненный. Первым порывом командира было броситься на помощь, но он вспомнил, как всего несколько делений времени назад он пытался помочь мичману Нейлту, чей обугленный труп, запутавшийся в лианах, теперь уже успели облепить орхидеи. Увы, в дебрях плавучего острова от излучателей так же мало толку, как и в тесных отсеках подводного линкора. А тут еще окончательно спятивший от страха грог-адмирал жмется к нему, как несмышленыш к самке. Трясется и канючит. Обещает повышение и досрочный выход в почетную отставку, болван. Выстрелы импульсников не прошли для островка даром. Дымили сухие стволы плавунов. Дышать было можно – вечный морской ветер относил дым в сторону, но и раздувал пламя. Командиру погибшей «Гордости Центурии» было совершенно ясно, что вскоре от острова останутся лишь обгорелые плавучие корни. Хотелось верить, что и Тварь сдохнет в огне, хотя бы – и вместе с обитателями плавуна. Из дымной мглы показались темные фигуры. Олт поднял импульсник, но тут же опустил. Это были свои. Пырм, Цулт и несколько матросов. Они молча отсалютовали командиру. – Остальные? – осведомился Олт. – Мертвы, – отозвался механик, – или… – Понятно! – оборвал его командир. – Слушайте мою команду, ровесники! – продолжал он. – Оставаться здесь нельзя. Если не сгорим в пожаре, то… перестанем быть центури. Предлагаю валить стволы, вязать лианами плот. Может, на другом острове нам повезет больше. Пырм бросил несколько слов матросам, те выхватили тесаки и принялись рубить стволы. Механик занялся лианами. – Помоги Пырму, Цулт, – распорядился бывший старший помощник. Мичман попытался щелкнуть каблуками – вышло неубедительно. – В чем дело, мичман?! – Простите, командир… – пробормотал Цулт, – но… вы уверены, что среди нас… тех, кто на плоту, не окажется… – Не уверен, – прошипел Олт, – но если ты начнешь сеять панику, тебя на этом плоту не будет точно! – Виноват! – Цулт повторил попытку щелкнуть каблуками. На этот раз вышло гораздо лучше, тем более если учесть, что под ногами у них была далеко не палуба. Когда мичман присоединился к механику, деловито сматывающему отрезанные лианы в мотки, словно это были обычные лини, грог-адмирал пробурчал пренебрежительно: – Моряк должен быть всегда при деле, так, Олт? – Да, Сылт, так гласит устав, – сказал командир. – И нам тоже не мешает следовать этому правилу. Сылт фыркнул. – Что я тебе, матрос первого деления службы… – процедил он. – Не стану я возиться с деревьями. Все равно, где помирать. – Я это учту, грог-адмирал, – холодно откликнулся Олт. Сверху посыпалась древесная труха. Отчаянно завопил матрос. – Это Ролд! – крикнул со своего дерева Пырм. Выругавшись, Олт полез вверх по стволу. Десятки животных, похожих на крылатых змей, облепили Ролда и рвали зубатыми клювами его в кровавые клочья. – Прости, Ролд, – прошептал командир, нажимая на гашетку импульсника. Крик оборвался. Мертвый матрос в клубке пламени, увлекая за собой змеекрылов, рухнул во взбаламученную воду у корней. Олт спустился к грог-адмиралу. Сылт мрачно взирал на то, как уцелевшие моряки отчаянно пытаются освободить срубленный ствол от лиан, которые, словно щупальца подводного хищника, тянут его к себе. – Долго возитесь, – пробурчал Олт. Блеснула рукотворная молния. Рассеченные лианы, тлея как головни, исчезли в верхнем ярусе. Олт принялся помогать своим подчиненным. Подтащили еще один ствол. Цулт с двумя матросами начали связывать бревна. – Двух бревен мало, – сказал механик. – Плот будет неустойчив. Олт окинул взглядом окружающее пространство. Островок пылал. Огненно-дымное кольцо сжималось вокруг горстки центурианских подводников. В авангарде пожара двигались островные жители – рогатые моллюски, моллюски, похожие на цветы, змеекрылы, которые ползли по стволам и лианам, нелепо топорща опаленные крылья. «Нет, – подумал бывший старший помощник командира подводного линкора «Гордость Центурии», – они не спасаются от огня. Они ползут к нам, чтобы убивать…» – У нас нет выбора, Пырм, – произнес капитан. – Не пройдет и части деления, как нас здесь изжарят или сожрут… Плот на воду! Бревна, наскоро связанные лианами, застревали в зарослях. Пришлось впрягаться всем подводникам, независимо от чина. Только грог-адмирал Сылт остался безучастен. Олт зло оглянулся на него, но промолчал. Наконец плот вертикально рухнул в воду, на мгновение исчез из виду, и всплыл на поверхность. – Всем на борт! – скомандовал Олт. Первыми в море сиганули матросы, взобрались на плот, схватились за выступающие корни плавуна, чтобы удержать жалкое суденышко у острова, который несся к недосягаемому горизонту на огненных парусах. Капитан высокого ранга жестом велел механику и мичману взять грог-адмирала под мышки и погрузить на плот, словно мешок с дерьмом. – Я не потерплю дезертиров во вверенном мне экипаже, – пробормотал Олт. 11 Солнце обстреливало крохотный плот отвесными лучами. Воха и Миха умудрились соорудить навес из листьев, под которым сгрудились Старшая с Ли и Жанкой. Ни самим близнецам, ни Зоро, ни тем более – Карлу места под навесом не оставалось. Да и нельзя было всем торчать с одной стороны плотика, который в любой момент могла опрокинуть волна. Изнывающие от жары, братья Шимчуки служили противовесами, грузными мокрыми мешками висели они на балансирах – жердях, перпендикулярно привязанных к бревнам. Зоро ловил клейкохвосток. А Карл целыми днями сидел на противоположном от навеса крае, угрюмо глядя в прозрачно-голубую воду. Пожалуй, бывший гамбургский домушник был единственным человеком на плоту, которого не интересовал исход вынужденного плавания. Он даже на рыбу, выловленную ловким нгеном, не обращал внимания. Хотя Старшая фемен, ввиду чрезвычайности обстоятельств, и отменила былой запрет на питание рыбой кому-либо, кроме нее и приближенных. Карла не прельщала рыба, потому что его питало нечто, незримое для остальных. Безбрежный океан будто вымер. В небе не парили змеекрылы. В волнах не резвились кхару. Косяки клейкохвостки встречались все реже. Благо запасливый Зоро успел нанизать на тонкие лианы и развесить на шестах десятка два рыбешек. Они весело серебрились на солнце, придавая утлому суденышку праздничный вид. Пологая зыбь поднимала плот на высоту пятиэтажного дома, и зоркие глаза Ли успевали охватить всю океанскую ширь. Ли искала другой остров, где можно было бы отстроить царство Старшей заново. Разочарованная в прежней своей вере в Ныряющий Корабль, китаянка искала иную духовную опору. Ли казалось, что неизвестное ей пока божество где-то рядом. Глазастая китаянка первая заметила приближение бури. В безоблачном небе появились белые тучки, похожие на пух подстреленной птицы. Они стремительно надвигались, и за ними вырастала черно-синяя стена. Ветер засвистел в лианах, удерживающих навес. Подвяленные зноем рыбешки затрепетали, как флажки. Листья плавуна, защищающие фемен от солнца, вздыбились. Плот нагнала крутая волна, захлестнула пенным гребнем, на мгновение погрузив в зеленую глубь. Старшая завизжала, как простая девчонка. Ей вторила Жанка. И только Ли зашлась безумным хохотом. Колотя смуглой ладошкой по бревну, она повторяла как заведенная: – Ныряюси Корабль… Ныряюси Корабль… Ныряюси Корабль… Буря навалилась на плот всей своей мощью. Навес унесло в первые же минуты. Миха и Воха зарычали, будто медведи, налегая могучими торсами на скрипящие балансиры. Фемен вцепились в лианы, что удерживали бревна плота вместе. Зоро кинулся спасать припасы. Он метался по прыгающему на волнах суденышку, хватая уносимые бурей низки с рыбой. Когда хлопотун-нген подпрыгнул, беснующийся океан выдернул плот у него из-под ног, и отважный карлик исчез в пучине. Лиловое грозовое небо разорвала вспышка молнии. Карл, как ни в чем не бывало, стоял на самом краю плота, который прыгал будто сноровистая лошадь, но не мог стряхнуть с себя тщедушного воришку. Перепуганная Ли во все глаза таращилась на это диво. В свете молний ей казалось, что из бурного моря к Карлу тянутся белесые нити и не позволяют ему свалиться. Сердце юной любительницы фантастики, до сего мгновения почти остановившееся от ужаса, теперь затрепетало от восторга. Впервые в жизни Ли видела настоящую магию. – Юйцзин! – взвизгнула она, на четвереньках бросаясь к Карлу. – Юйцзин! Благополучно добравшись до края плота, Ли схватила нового кумира за лодыжки, тоненьким голосом повторяя имя морского божества, когда-то почерпнутое из книги по древнекитайской мифологии. Ее маневр не остался незамеченным Жанкой. – Ах ты курва, – пробормотала она. Собственнический инстинкт оказался сильнее инстинкта самосохранения. Жанка отпихнула от себя Старшую, которая цеплялась за все, до чего могла дотянуться, и кинулась на китаянку, посмевшую покуситься на Карла Фишера. Она впилась в мокрые волосы бывшей студентки Николаевского кораблестроительного, оторвала ее от лодыжек своего возлюбленного, который будто пришитый умудрялся оставаться на краю плота. – Юйцзин! – в отчаянии крикнула Ли, пропадая в волнах вместе с ревнивой соперницей. …Тарбаку повезло. Кхару приняли его как родного. Сбежав с обреченного островка, он сразу ушел в глубину, чтобы миновать мутное облако загрязненной воды. От глубинного давления Тарбаку стало дурно. Рефлексы заставляли его срочно подниматься к поверхности, но разум напоминал о кессонной болезни, которая убила не одного его соплеменника еще там, на Земле-под-Аркой. Медленно всплывая к солнечному кругу, просвечивающему сквозь изумруд океанской толщи, Тарбак наткнулся на стаю разумных рептилий. Они резвились в прогретой воде, ласково пошлепывая друг дружку передними плавниками. Было похоже, что эти создания полностью довольны жизнью. А ведь безупречная, почти голографическая память Тарбака хранила совершенно другие образы. Мрачные города-каньоны, на улицы которых с заоблачной высоты низвергаются водопады. Рыжие от ржавчины железные башни, короткими импульсами микроволн передающие энергию на расстояние. Диковинного вида летательные аппараты, скользящие вдоль силовых линий. И хозяева всего этого – существа с холодной кровью и невыразительным взглядом рептилий. Они не знают праздности и искусства. Вся жизнь их посвящена неутомимому, почти изуверскому транжирству природных ресурсов родной планеты. Если бы не некоторые черты, сохранившиеся в облике кхару, Тарбак ни за что бы не поверил, что эти беззаботные водоплавающие происходят от расы великих инженеров и воинов со скалистой планеты Морог… Заметив чужого, кхару не испугались. Они окружили Тарбака стремительным хороводом, и таким образом проводили его до поверхности. Тарбак вынырнул, подождал, покуда организм приспособится к легочному дыханию. Потом осмотрелся. Выскакивающие, словно поплавки, закругленные головы кхару мешали обзору. Тем не менее Тарбак сумел разглядеть маленький плот, отчаливший от пылающего острова. На этом плоту было то, в чем он нуждался сейчас больше всего на свете. Но Тарбак понимал, что обладатель этой, остро необходимой Наблюдателю Пути вещи уже полностью покорен паразитом и ни за что не расстанется с тем, чем владеть не должен. Тарбаку ничего не стоило догнать плот прямо сейчас. Выскочить из воды, схватить человека по имени Карл за горло, сбросить в океан, и увлечь на глубину. Никакой иновселенский «лейкоцит» не придаст своему носителю способность обходиться без кислорода. Но Тарбаку, пережившему «Зеленую лужайку», претило хладнокровное убийство разумного существа. К тому же Карл приходился ему в некоторой степени родственником. По крайней мере, до тех пор, пока паразит находится в нем. Нет, нужно изыскать иной способ завладеть… биофокатором. Тарбак почти не удивился тому, что это слово выскочило вдруг на поверхность его сознания. Да, именно так называл Крабар – старший конструктор-испытатель Миссии Наблюдателей – изящную золотистую пластину. Биофокатор настроен на частоту биополя «лейкоцита» и способен им управлять. Крабар и его сподвижники мечтали подобрать ключик к Проводнику, полагая, что распределенный мегаорганизм «лейкоцита» и межпространственный червь Проводник – общего происхождения. Как бы то ни было, но чтобы добраться до Проводника, сначала нужно вернуть биофокатор. Волны уносили плот все дальше. Кхару осмелели, принялись лопотать на языке, который все еще напоминал свистящую речь их предков. Тарбак прислушался, отслеживая различия, запоминая интонацию и особенности произношения. – Пальцерукие… на… водоплавающих деревьях… – осторожно, на пробу произнес он. Рептилоиды наперебой загомонили. – Пальцерукие…