Как ни странно, Карл видел, как кровь Старшей капает в волны. Каким-то внутренним зрением, сквозь обеспокоенное лицо Жанны, сквозь прыщавое плечо Михи, сквозь покрытый бархатистым багряным мхом ствол. Он словно смотрел на плавун снизу. Причем видел подводную часть острова одновременно со всех сторон. Белесые, обжитые анемонами отростки отходили от корневища и терялись в глубине. Облепленные ракушками луковицы, на которых держалась надводная часть плавуна. Рассеянные лучи солнца, проникающие сквозь дрожащую амальгаму океанской глади. Крошечный плот, закрепленный лианами под той частью корневища, на которой уединились Старшая и Ли. Карл удивился: откуда мог взяться плот? Наверное, его собрал тайком Зорро. Недаром коротышка все время ошивался на корневищах, нырял якобы за рыбой, вот гнилушку просил подержать этой ночью… А солнце уже не льет на плавун расплавленное золото. Солнце темнеет, наливается матовой спелостью. Ночь накатится стремительно, в атмосфере Ша-Даара нет пыли, которая бы задержала закатный свет в небе, растянув вечерние сумерки на долгие часы. Одна за другой восходят мелкие, едва различимые луны. Спутники сверкают отраженным светом, словно россыпь драгоценных камней. – Карл! Ну, Карл… – шептала Жанна. – Ты мне на самом деле нравишься. Только не мни о себе сверх меры… Но я всегда любила плохишей. Такая вот дура… Ты только возвращайся, ладно? Слышишь? Карл и сам был бы не прочь вернуться. Подняться всей массой из воды и поглотить остров. Покрыть всех и вся слоем трепещущей серой слизи. Рассортировать молекулы плавуна и его обреченных обитателей по типам, а затем уже использовать их в своих целях: для получения энергии, для саморепликации, для обновления генетических баз данных. Вряд ли такое возвращение обрадовало бы обитателей острова. Скользнуть на корневище с очередной волной? Атаковать открыто? Несмотря на огонь импульсных ружей, который – уже проверено – практически не причиняет вреда его распределенному организму? Нет, Создатели полагали, что диверсионная тактика приоритетна. Она уже дала результат, когда потребовалось уничтожить подводную лодку. К сожалению, на плавуне не было ни одного сложного электронного устройства, – они бы послужили союзниками, как те сговорчивые машины с подводной лодки. Ведь его создали для того, чтобы скрытно проникать в укрепленные объекты, выводить из строя или перепрограммировать электронику, выжигать защиту объектов изнутри, а потом – поглощать и перерабатывать органических носителей разума. Человек пропускал мысли притаившегося под водой существа через себя, и его земной мозг интерпретировал эту информацию, как умел. Определенно, это была связь. И, определенно, она возникла после того, как он свалился в воду и едва не погиб. Корневище внутри походило на губку. И стволы плавуна были словно трубчатые кости. Пустоты тянулись к увенчанным парусной листвой верхушкам. Если использовать эту естественную систему полостей и каналов, то можно в один миг завладеть всем плавуном… Карл вздрогнул. В его бедро вонзилось что-то острое. Он сунул пальцы в карман шортов и нащупал холодную металлическую пластину. Подарок кхару, который он собирался передарить Жанке в обмен на ее благосклонность. И о котором он совсем забыл за всеми этими событиями. В сознании сформировался образ – пульт дистанционного управления. …Тарбак засучил рукав и подставил лучам вечернего солнца предплечье. По бледной, матово отсвечивающей коже расползались похожие на гниль пятна. Какая-то зараза все-таки проникла в него. И произошло это… Перед глазами была серая колышущаяся глубина, чуть оживленная россыпями серебристых пузырей. Затрепетали жабры, заныло лицо, словно он вобрал в себя воду. Откуда эти сводящие с ума видения? Откуда это удушливое ощущение ненависти? Почему он воспринимает всех инопланетян – и имперцев, и людей, и нгена, и даже слабоумных кхару – отвратительными органическими носителями разума? Наверняка паразит. Вроде тех кольчатых червей, которые могут жить в мозгу, сначала сводя носителя с ума, а потом убивая. А может, не просто питаясь плотью, но перехватывая контроль – частично или полностью – над носителем. И эта беда приключилась не только с ним. Как один Наблюдатель Пути ощущает другого, так Тарбак видел внутренним зрением второго зараженного. Человек. Карл! Нетрудно было догадаться… Еще одна напасть на головы островитян! Как будто не хватало сумасшедших головорезов-центури. Но Карл был особенным. Что-то связывало его с затаившейся под плавуном тварью гораздо сильнее, чем Тарбака. Отшельник видел эту пульсирующую нить, ведущую от человека и ныряющую в вечернее море. Матрос-центури заслонил вход в древесное жилище, ставшее Тарбаку тюрьмой. Щиток на шлеме матроса был поднят, в черных зеркалах выпуклых глаз подводника все еще читался след ужаса, пережитого им на глубине, когда нечто едва не угробило их – самоуверенных, вымуштрованных имперцев. Несмотря на высокотехнологичное оружие, несмотря на самое передовое центурийское оборудование. Имперцам пришлось взорвать лодку и сбежать на плавун, столь велики были глаза их страха. Столь велико было отчаяние подводников. Только ничего путного из этой затеи не вышло: подводная лодка погибла, но тварь просто так не убить. Что-то выпущено на волю. Это сделали центури, очевидно – по неосторожности. Нечто чужеродное и потустороннее, схожее по своей природе с Проводниками, которые тоже родились за пределами нашей Вселенной, обитает на Ша-Дааре. Тарбак прислушался к шуму волн. Ему показалось, что он слышит сочащийся сквозь время плач детей, запертых в грязных бараках концлагеря «Зеленая лужайка». Отшельнику нужно было найти способ подобраться к Карлу и отнять у него «нить», соединяющую человека с затаившейся под водой тварью. …Старшая лежала, пристроив голову на коленях Ли. Китаянка гладила Старшей волосы, напевая колыбельную. Орхидеи – оранжевые, алые, бледно-желтые, сиреневые – пульсировали, в вечернем воздухе сладкий аромат нектара был особенно ярок. – Я бы сейчас убила кого-нибудь за две таблетки анальгина, – проскрипела зубами Старшая. Ли печально вздохнула. – Наряюси Корабль больсе нету… Рая нету… Хоцес нектар орхидея? – Да не было никогда никакого рая, хватит валять дурочку, Ли! – вспылила Старшая. – Это не орхидеи, а моллюски! И это не нектар, а выделения, чтобы приманивать грызух! Китаянка захлопала ресницами. – Мы все здесь сдохнем, – проворчала Старшая. – Отшельник сказал, что эти подводники – хуже фашистов. Что они убивают всех, кто не принадлежит к их расе. Ветер донес заунывный трубный глас. В нем была растворена соль и тоска бесконечного океана. – Кхару… – прошептала Ли. …Мичман Цулт передал Олту свой наладонный компьютер. На экране темнели столбцы данных. И под каждым мерцало одно и то же слово: «отрицательно». – Если мы не ударимся в каннибализм, то шансов выжить у нас нет, – пробормотал Олт. – Ну… а может… – замялся мичман. – Что «может»? – строго воззрился на него командир. – Может, к этому островку подойдет вторая случайно оказавшаяся на Сырой планете имперская подводная лодка с рабочим оборудованием синтеза? Цулт невольно вытянулся по стойке «смирно». В следующий миг они услышали звук, напоминающий арфовый перебор. Он лился прямо из ствола плавуна. Олт приложил к коре ладонь и ощутил, как ствол резонирует. Сердце подводника замерло от дурного предчувствия: Олт узнал мелодию «Бесконечного путешествия». …Тварь пробиралась по полостям и каналам, которыми было богато многоярусное тело плавуна. И орхидеи сворачивали бутоны, ощущая ее приближение. 10 Олт первый ощутил приближение твари. Неожиданно все запахи стали ярче: тошнотворная сладость, которую источали похожие на пестрые цветы моллюски, гниль старой листвы и древесины, пряный дух моря, терпкая свежесть сока, струящегося по бледно-зеленой коре. Зато звуки погасли, как будто Олта отрезала от окружающего мира обитая войлоком стена. В ушах зашумело, а выстеленный корой пол накренился под ногами, словно палуба идущей в надводном положении в бурю подводной лодки. С того момента, как тварь проникла на борт «Гордости Центурии», и до того, как пришлось отправить судно на дно, Олта не отпускало то же самое чувство. И вот – снова. Он свистнул, вспугнув перепончатокрылых созданий, что облюбовали на ночь верхние ветви. – Ровесники, к оружию! Подводники всполошились. Им и так досталось за минувшие сутки, но и первая ночь на острове не сулила им покоя. Кто-то располагался на отдых в захваченных дуплах или на помостах из веток, кто-то присматривал за дикарями, кто-то патрулировал верхний ярус, куда отвели кыри. Еще не зная, откуда грядет нападение, центури приготовились драться. Из-за переплетения лиан донесся короткий вскрик, – Олт узнал голос Нейлта. И сейчас же сверкнул плазменно-белый луч, выпущенный из импульсника. Олт выхватил из кобуры оружие. – Оно здесь! – завопил командир, бросаясь сквозь заросли на крик Нейлта. – Излучатели на полную мощность! На «Гордости Центурии» им не очень-то помогла полная мощность излучателей. Тварь пряталась под внутренней обшивкой, тварь ждала в засаде среди приборов, трубопроводов и кабелей. Она выпускала тонкие, едва видимые щупальца, которые рассекали плоть и кости с одинаковой легкостью. Но одно дело – бой в тесных коридорах и отсеках подводной лодки. Другое – на открытом пространстве. На плавуне можно было палить из всех стволов и во все стороны. Можно было использовать ручные гранаты. И Олт, бросаясь в бой, испытывал азарт и воодушевление, присущие каждому центури. Даже если враг неизвестен. Даже если его не победить. За переплетением лиан никого не было. Брызги алой центурианской крови на кожистой листве; дыра размером с кулак в прогнившем стволе, возле ее закраин копошатся многоножки. Олт опустил импульсник. Какое-то время он стоял, озираясь и разглядывая окрашенную в закатные цвета рябь на море. Похоже, тварь продолжает применять трусливую тактику нападения из-за спины. Снова раздался крик: на этот раз на самой верхотуре. По нижней площадке заметались в панике дикари; подводникам уже было не до них. – Олт! Олт! – позвал командира Цулт. Олт оглянулся. – Оно повсюду! – взгляд молодого мичмана был безумен. – Оно в деревьях! …Лейкоцит – такой была ближайшая аналогия, пришедшая на ум Тарбаку. Подобно лейкоцитам, которые способны проходить сквозь стенки капилляров и проникать в ткани, чтобы поглотить болезнетворные агенты и инородные тела, тварь вела охоту на «органических носителей разума». Нелогичность ситуации заключалось в том, что для этой Вселенной это существо само было чужеродным. Потерявшийся, очнувшийся в чужом теле лейкоцит, который ведет отчаянную войну со всеми и вся. И он не остановится, покуда не уничтожит всех. А значит, существует только один способ выжить – не ради себя, ради Пути: любым способом отнять у человека по имени Карл связывающую его с паразитом нить. Тарбак бесшумно выскользнул из дупла. Центури нигде не было видно. Им стало не до строптивого кыри. Плавун сотрясал грохот плазменных излучателей. Эхо выстрелов отзывалось в памяти Тарбака. Точно так же гремели они на улицах города Земли-под-Аркой. Но сейчас центури не выйдут победителями из схватки. Здесь нет перепуганных до смерти детишек, которых можно согнать в лагерь, чтобы ставить на них жестокие эксперименты. Здесь – сама смерть, незримая и беспощадная, как судьба. Тарбак увернулся от стремительного язычка орхидеи, перепрыгнул через поразительно подвижную колючую лиану, нашел просвет в переплетении стволов, вниз головой бросился в воду. …Хымв слышал приказ командира: «Ровесники, к оружию!», но не повел перепончатым ухом – был занят.