– Было какое-то шевеление по весне. Шел слух, что Сорокоум с Мезгирем делят город. Вы ведь знаете обоих? – Наслышаны, – кивнул с важным видом Азвестопуло. – Так вот, слух не подтвердился, в преступном мире столицы ничего особенного не происходит. Все как обычно. – То есть, – уточнил Алексей Николаевич, – войн между бандами нет, и неопознанные трупы штабелями по улицам не валяются? – Точно так. Более того, Петербург огромен, и денег в нем столько, что хватит места еще на полсотни «иванов» и мазов[22]. Не дай господи, конечно… Потом, Алексей Николаевич, вы же знаете не хуже меня: эти волки не любят подчиняться. Сколько уже лет нет у нас «ивана ивановича»? Более двадцати? – Да, с тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. – И чего это вдруг? – Я тоже задавался этим вопросом. Ехал из Иркутска шесть суток, время подумать было. Разве вы не замечали, что в последние год-два криминальный мир стал меняться? Повысилась его организованность. Спасибо революции! Блатные научились у политических многому, в том числе сводить воедино людей, как в партию. Их вожди поняли, что в партии заключена большая сила. – Ну… – пробормотал главный сыщик, напряженно слушая собеседника. – И не одни политические подсказали сию мысль фартовым. Кое-где так уже давно. Помните, я вам рассказывал о грабительской организации иркутских кавказцев? Во главе с Николаем Соломоновичем Ононашвили, которого вполне уместно было бы назвать сибирским «иваном ивановичем». Похожие порядки существуют в Туркестане и на том же Кавказе. Рано или поздно должно было докатиться и до столиц. – М-да… – вздохнул Филиппов. – И покойный Тольх, я вам рассказывал, предвещал перемены. Один к одному. Значит, дождались? – Похоже на это. И Лыков рассказал, как поймал в Иркутске беглого каторжника Тимофеева с письмом в столицу от сидящих в Нерчинске «иванов». Владимир Гаврилович сразу и безоговорочно поверил: – Все теперь мне ясно. Вы правы: это, так сказать, бюллетень для голосования. Значит, нерчинские «иваны» за Мезгиря? – Да, единогласно. – Вполне объяснимо. Там ребята боевые, налетчики-разбойники, Мезгирь им по духу ближе. Сорокоум, как говорится, человек нового поколения. Он не только головорез, но еще и делец. А сведений о нем сущие крохи. К тому же вопрос, кого выберут здешние делегаты. Им от содействия Сорокоуму пользы больше, наш торговец просто перекупит голоса. А конкурента сдаст нам. – Вот бы столкнуть их лбами! – воскликнул Азвестопуло. – Пусть и тот, и другой обратятся к сыщикам за помощью. А уж мы не откажем! Статские советники одобрили речь коллежского асессора, но скептически покачали головами. При стычке между влиятельными преступниками они, бывает, сдают друг друга полиции. Тут уж кто первый успел… Но «иваны» – особая категория. За такие проделки могут и чина лишить. А разжалованный «иван» долго не проживет. – Однако попытаться надо, – резюмировал Филиппов. – Вот только как передать наше предложение? – Агентуры у вас возле них нет? – осторожно спросил Лыков. – Возле – нет. Так, с обочины какие-то слухи подбираем иногда. Вот разве у вас, Алексей Николаевич, найдутся? Чиновник и бровью не повел, смотрел молча. Не дождавшись ответа, главный сыщик продолжил рассуждать: – Также установим наблюдение за всеми четырьмя мастерскими. Этими… резбенными. Вдруг да конец найдем? – Агентуру на фокус все-таки наведите, – предложил Лыков. – Любые сведения о сходке, о месте, времени, составе участников – будут оплачены по высшему разряду. Это я беру на себя. – А вы наведите свою. – А я свою. Статские советники переглянулись, словно заключили соглашение. Азвестопуло сунулся с неожиданной мыслью: – А если найдем ту мастерскую, предлагаю отправить туда меня. С письмом, что нашли в подкладке у того беглого, у Тимофеева. Будто бы я его помощник, сам «иван» прихворнул в дороге, передал мне протокол собрания нерчинских вождей, и вот я с ним явился по команде. Скажите, мол, кому дальше маляву передать. А? – Тут-то тебе сразу глупую голову на рукомойник и положат[23], – сварливо заявил Лыков. Филиппов поддержал: – Одной малявы для внедрения недостаточно. Нужна легенда, схожесть по приметам, дополнительные подтверждения. На это уйдут недели, и все равно риск огромный. – Да я Серега Сапер, личность известная! – Личность Сапера уже несколько раз засвечена, как фотографическая бумага, – добавил дегтя Алексей Николаевич. – Мы с тобой это давно обсудили, чего возвращаться? Легенда закрыта. – Но ведь такой случай! – Для самоубийства случай подходящий, такого потом долго не будет. Раз – и квас. Дурачок! А еще коллежский асессор. Питерские «иваны» кого попало к себе пустят? Накануне выборов? Да тебя семь раз проверят. Серега Сапер засыпал «номера для беглых» в Иркутске, взорвал шайку боевиков в Ростове и ловил изувера Балуцу в Одессе. Мало? Азвестопуло не сдавался: – Все это было далеко от Петербурга. Здесь меня никто не знает. Владимир Гаврилович подскажет, на какую малину лучше явиться гонцу из Нерчинска… Филиппов задумался, но потом покачал головой: – Нет, не возьму грех на душу. Опасно! Надо как-то по-другому, не рискуя жизнями полицейских чинов. Лыков чувствовал, что пора заканчивать разговор, и заявил: – Поздно вечером делаю доклад Степану Петровичу. Сходку надо пресечь. Попрошу объединить усилия Департамента полиции, охранного отделения и вашего. Предупреждаю заранее. Отвертеться не выйдет! – Мы охотно присоединимся, – ответил начальник ПСП. – А кто возглавит операцию? Вы? Я буду только за. – Меня Макаров вычеркнет. Я могу быть лишь рядовым представителем от департамента. Поэтому предложу старшим назначить вас. – А меня вычеркнет Драчевский! – Ну тогда Лебедева толкнем в начальники, пускай отдувается, – предложил чиновник особых поручений. – Под ним все Восьмое делопроизводство, уголовный сыск – их прямая обязанность. На том и порешили. Уже ночью Алексей Николаевич в четвертый раз за день рассказал о своих иркутских открытиях. Белецкий слушал и делал пометки на полях отчета о командировке. Он сразу схватил суть дела и загорелся: – Молодцом, молодцом! Попробуем их взять теплыми. Лучше сейчас, чем потом, когда эта сволочь организуется и сплотится. – Нужна совместная работа трех ведомств. Такую может инициировать лишь министр внутренних дел. – Я доложу ему завтра же. «Ивана ивановича» они решили выбрать в столице… Вот я им покажу выборы! Готовьте встречу здесь, в моем кабинете, на вечер завтрашнего дня. – Точное время могу указать? Директор глянул в численник: – В одиннадцать часов. Раньше никак! Пригласите фон Коттена и Филиппова. От наших кто понадобится? – Степан Петрович, предлагаю старшим по дознанию назначить Василия Ивановича Лебедева. Это устроит Макарова. А секретарем – Анисимова из Восьмого делопроизводства. Он умный, с аналитическими способностями. Пусть и другие чины делопроизводства примут участие. Они составят костяк. Ну и мы с Азвестопуло их усилим. – Договорились. Уже к полуночи статский советник сел у себя под торшер и раскрыл записи. Так… Четыре резбенно-иконостасных мастерских. Одна на Амбарной улице, прямо напротив Лавры, фамилия хозяина Чухонцев. Вторая на Лиговке, Воздвиженская, 8. Владеет почему-то кавказский человек, Никулидзе. Третья – неподалеку, в Семенцах, там два брата Иванова. И четвертая, последняя, аж в Емельяновке, вблизи Путиловского рельсопрокатного завода. Владельца звать Акулов-Рындин. Покумекав, статский советник решил на следующий день начать проверку именно с нее. Место глухое, отдаленное, для темных дел наиболее подходящее. Он ошибся на сто восемьдесят градусов. Успел съездить лишь в Емельяновку, где, загримировавшись под сельского дьячка, посетил мастерскую Акулова-Рындина. И даже обсудил с ним заказ на подновление иконостаса в селе Нефедьевка Варнавинского уезда. Хозяин сыщику понравился: спокойный, приветливый, цену не задирает… Когда Лыков вернулся в департамент, Азвестопуло протянул ему пачку бумаг: – Вот. Я тоже зря времени не терял. Тут патенты на Чухонцева и Никулидзе, чуть позже принесут и на братьев Ивановых. Ну и прочий сор: переписка Чухонцева с приставом насчет уборки снега, судебная тяжба Ивановых с собственной матерью… – С матерью? И эти люди пишут божьи образа? – Так точно. Имеются фотографические портреты на братов-акробатов и на Чухонцева. Будете смотреть? Вдруг кого узнаете. У вас среди рванья обширные знакомства. Лыков взял в руки карточки: – Ты как, шельма, фотопортреты раздобыл? – Уметь надо! Ну, каково? Мне подозрительны эти два братца. Близнецы, но сволочи будь здоров, по рожам видно. А Чухонцев благообразный. И сунул ему под нос фото благообразного. Алексей Николаевич бросил взгляд – и обомлел. С карточки на него смотрел… Верлиока. Он же Никифор Ногтев, который был «иваном» и верховодил в Москве еще в 1883 году. Жив, старый громила… Впрочем, когда они встречались тридцать лет назад, Верлиока вызвал у сыщика симпатию. Лыков тогда под своим именем, но играя вольного человека, искал в Первопрестольной двух убийц[24]. Фартовый помогал ему. Присмотревшись к молодому, лет тридцати пяти от роду атаману, молодой титулярный советник Лыков подумал: с таким можно бы и дружить… Следы Верлиоки позднее затерялись. Московская сыскная устроила после открытий Лыкова погром, но «иван» уцелел. Затем Алексей застрелил местного «короля» по кличке Анчутка Беспятый. Уголовная иерархия в Первопрестольной изменилась, бывшему атаману Лубянки в ней места не нашлось. Никифор не поладил с новым «иваном ивановичем», Мячевым, и вынужден был покинуть город. Следы его изредка мелькали в сводках. Ногтев перебрался в Екатеринбург, сколотил там банду и пошел было в рост. Но попался на грабежах в Ирбите, когда приехал на ярмарку щипать толстосумов. Получил пятнадцать лет каторги, отбыл половину срока и сбежал, через год снова попался в Киеве, опять драпанул и после этого исчез совсем. И вот теперь, спустя столько лет, Верлиока обнаружился вновь. Постаревший, весь какой-то потертый, но живой и при делах. Глава 4 Совещания, совещания…