– Как обычно упускают? Так и мы. Ловкий оказался. Из резбенно-иконостасной мастерской направился сразу в лавру. И пропал. Вспомните, какая там обстановка, и поймете. Тьма народу, множество входов и выходов, кусты кругом… Парень в тех кустах и растворился. – Приметы хотя бы зачитайте, – потребовал Алексей Николаевич. Фон Коттен вручил ему журнал наблюдений. Лыков стал переписывать в блокнот: – Рост два аршина десять вершков[46], волосы русые, спина прямая, ходит слегка наклоняясь вперед… Черный сюртук с черным же бархатным воротом, фуражка прусского фасона, малестиновые брюки, сапоги с гамбургскими передами[47]. Борода с проседью, брови вроде бы сросшиеся… Что значит «вроде бы»? Издали наблюдали? – Вблизи побоялись, – стал защищать своих филеров полковник. – Человек неизвестного звания, провел внутри почти час. Как вышел, сразу стал проверяться. Глазами зыркал во все стороны, опытный, и в зеркальные витрины смотрелся. Надеялись потом поближе подойти, но потом не наступило. Шасть в лавру и был таков. Статский советник убрал блокнот, встал, протянул полковнику руку: – Спасибо и на этом. Наблюдение не снимать, новости телефонировать немедленно. Скоро все кончится, потерпите еще малость. Наговорившись за день всласть, Лыков отправился домой. Ольга Владимировна уже легла, не дождалась супруга. Он чистил зубы, когда раздалось треньканье телефонного аппарата. Сыщик взял трубку и услышал голос Азвестопуло: – Шеф! Не спите? – Говори. – Пришел юз[48] из Москвы на ваше имя. Начальник каторжного отделения Бутырок сообщает, что арестант исправительного отделения Чефранов удавился в уборной. – Сам удавился или ему помогли? – В телеграмме сказано, что сам. – Ну конечно, – выругался статский советник, – зачем администрации вписывать в отчет убийство. А в действительности он рискнул, сделал то, о чем я его просил. Сделал неосторожно, вызвал подозрение, и от него избавились. Эх… – Это еще не все, – продолжил на том конце провода Сергей. – Вы утром приказали мне отыскать в адресном столе Махотина. Того доверенного, у которого на лбу только гвозди гнуть. – Ну? – Махотин Самсон Кириллович, служащий Шлиссельбургской ситценабивной фабрики, проживал по адресу Седьмая Рождественская улица, дом два. Съехал оттуда вчера, забрав вещи. Хозяину сказал, что командирован от фабрики в Персию, когда вернется, сам не знает. Квартиру сдал. – Так, – буркнул шеф, – все понятно. – А что понятно? – Сорокоум не зря получил свою кличку. Чефранов убит, Махотин скрылся. И неизвестного, что провел больше часа в мастерской, люди фон Коттена упустили. Приходи ко мне завтра в восемь, будем думу думать. – Алексей Николаевич, – взмолился Азвестопуло, – завтра воскресенье. Я обещал Машке погулять с ней и с детьми. – Где будете фланировать? – В Александровском парке. Тут из спальни высунулась Ольга в халате и сказала громким шепотом: – К нам завтра утром придут все три внука. Так что оставь Сережу в покое. Лыков поперхнулся и отчеканил в трубку: – До понедельника, лодырь! Глава 6 Случай в Александровском парке Утром воскресенья Алексей Николаевич вместо того, чтобы принимать внуков, телефонировал Таубе и напросился в гости. Придя в домик на Галерной, куда генерал переехал всего год назад, он сразу увел хозяина в кабинет. Тот понял, что у друга к нему серьезный разговор. Так и оказалось. Алексей Николаевич начал с рассказа о своей поездке в Верхнеудинск. Министр послал строптивого подчиненного на тот берег Байкала из банальной вредности. Но в результате полиция сделала важное открытие: преступный мир выбирает себе если не государя, то премьер-министра. Выборы назначены здесь, в Петербурге. Возможно, они уже состоялись. Хотя больше шансов, что пока фартовые не определились и еще можно успеть их опередить. Кандидатов всего два, и оба законспирированы. – Ты хочешь накрыть сходку в самый момент выборов? – спросил генерал-майор. – В идеале да, но это практически невозможно. – А что возможно? – Хотя бы узнать, кого назначили вождем, и прищемить ему хвост. Таубе возразил: – На каком основании? Насколько я понимаю в твоих сыщицких делах, вожди уголовных сами не убивают и не грабят. За это берутся люди помельче. Вот ты узнал, что имярек выбран в «иваны ивановичи». А он чище снега с альпийских вершин. За что ты его арестуешь? – Была бы шея, а хомут найдется, – заявил статский советник. – Или он живет под чужим именем, или в бегах, или нарушил запрет на проживание в столицах… Зацепить подлеца, взять в оборот, выгнать из Петербурга, разрушить его организацию. – Ты только что сказал, что один из кандидатов – Мезгирь. И вы много лет ловите его, но поймать не можете. И как ты возьмешь такого в оборот? – Ну… – Второго, Сорокоума, вы даже по имени не знаете. А его как возьмешь? – Что ты предлагаешь? – рассердился Лыков. – Оставить как есть? Не ловить их? – Установить личности и окружить внутренним наблюдением. Затем осведомители подыщут улики. А хватать сейчас, чтобы потом искать, что предъявить… Судебный следователь откажется выписывать постановление об аресте. – Мезгирь командует головорезами Горячего поля, он беглый в розыске. Тут и искать нечего, можно просто вернуть его обратно на каторгу. – А второй? Сыщик сбился: – С Сорокоумом сложнее, ты прав. Однако, если мы установим его самоличность, за ним могут оказаться лихие дела. Знаешь, человек просто так не становится «иваном». Для этого он должен совершить много зла. Как тот же Никита Кутасов, который чуть не зарезал меня в Литовском замке. На человеке кровь десяти тюремных надзирателей! Это не считая других жертв его разбоев. Виктор Рейнгольдович покачал головой: – Я не сыщик, а разведчик. Как разведчик, не стал бы спешить с арестами, а сначала понаблюдал. А потом выдернул бы весь сорняк с корнем. – С нелегальной шпионской организацией это разумный подход. Резидент, его помощники, агентура, связники… С уголовными по-другому. Они грабят и убивают людей. Чего тянуть? Прихлопнуть, и весь разговор. Поэтому… Лыков наставил на товарища указательный палец: – Мне нужна помощь Николки, и ты мне ее обеспечь! – Николай сейчас в Персии. Чем он оттуда может тебе помочь? – Витя, я же тебе рассказал про деловые интересы Сорокоума на Востоке. Следы ведут туда. Пусть поручик Лыков-Нефедьев присмотрится к тамошним торговым операциям. За рубежом наших мало, они все на виду, водку пьют, общаются. Разговоры ведут, конкурентов подсиживают. Среди купцов есть такие, что используют уголовные приемы. Это и будут люди «ивана». А может, и он сам туда время от времени наведывается. Есть шанс узнать имя, понимаешь? Дайте мне имя, остальное я сделаю сам. Но здесь, изнутри, мне удалось раздобыть только кличку. Нет даже примет. А там, в Тегеране, Сорокоум ходит с русским заграничным паспортом. Таубе задумался: – Не знаю, не уверен… Приказать Николаю я не могу, у него собственное начальство есть. И свой круг обязанностей. Ты хочешь, чтобы военный человек, офицер разведки, ради тебя поиграл в сыщика. В свободное от службы время… – Хочу, – подтвердил Алексей Николаевич. – Если уж так совпало, что Николка оказался там, пусть поможет. Я ведь не личную задачу прошу решить. – Да ты хоть представляешь, чем сейчас твой сын там промышляет? – с раздражением спросил барон. – До тебя ли ему? Он по уши погряз в опасных и важных делах Персидской секретной экспедиции![49] Самого Исмаил-хаджи только что поймал! Русского разбойника, беглого каторжника и атамана тавризских абреков. Лыков догадывался, что Николай занимается вещами, которые в любой момент могут стоить ему жизни. И тут более осведомленный приятель произнес это вслух… Он с трудом отогнал тревогу и продолжил: – А я настаиваю на своей правоте. Персия далеко, а Россия – вот она. И здесь готовятся серьезные дела. Следует бить на опережение. Для безопасности общества требуется разогнать уголовных вождей. Не дать им объединиться, чтобы притеснять обывателей с удвоенной силой. Так что, твое превосходительство, обеспечь мне связь с сыном. Доведи до него мою просьбу телеграммой. Сообщи в ней то немногое, что мы знаем о потенциальном «иване ивановиче». В том числе фамилии Халилова и Махотина. Про Русское экспортное товарищество упомяни. А также про догадку, что Сорокоум, возможно, входит в число пайщиков Шлиссельбургской ситценабивной фабрики. – Слушаюсь, твое высокородие, – нехотя согласился барон. – Ну, идем чай пить, у Лидии к тебе имеются вопросы. – Сначала пусти меня к эриксону. Алексей Николаевич телефонировал дежурному чиновнику Департамента полиции и приказал ему выяснить, получал ли Самсон Кириллович Махотин в градоначальстве заграничный паспорт. Потом выпил чаю с супругами Таубе и отправился в Александровский парк. По случаю воскресенья парк наводнила гуляющая публика. По нему невозможно было пройти. Детей с воздушными шарами вели в зверинец, повсюду сновали разносчики снеди, принаряженные девки выбирали себе кавалеров, парни в кубовых рубахах распивали пиво… Где здесь найти коллежского асессора Азвестопуло с женой и двумя малявками? Лыков потолкался у зоологического сада и пошел в сторону Народного дома. Перед ним вытянулись в ряд деревянные киоски, в которых продавали пироги, калоши, платки и тому подобный товар. Вдруг Сергей покупает там леденцы своему старшему? Маневр оказался удачный, но результат вышел совершенно неожиданный. Алексей Николаевич сначала услышал голос помощника и лишь секунду спустя узнал его. Загримированный Азвестопуло стоял перед одним из киосков и зазывал публику: – А вот копорский чай, дешево и вкусно! А еще свечи и конфекты ручной фабрикации. Налетай, не скупись, разбирай, не ленись! Всемеро дешевле китайского и нисколько не хужее. Что русскому здорово, то немцу капут! На прилавке были разложены пакеты с чаем и висела табличка с надписью «Чайный дом Полины Ерошенко». Полина, сестра Марии Азвестопуло, год назад вышла замуж за присяжного поверенного. Сергей говорил, что свояченица пробует развивать собственное дело вместе с матерью. А именно наладить продажу травяных сборов на основе иван-чая, с различными добавками, а также сластей. Однако вид коллежского асессора с наклеенной бородой, одетого под мелкого торговца, поразил Лыкова. Это был уже перебор!