– Не так много, как другие туристические гиды. – Назовите мне что-то такое, о чем вы не рассказываете своим клиентам на экскурсиях к башне. Густав Ластоон нервным жестом тронул пальцем правую бровь, что не осталось незамеченным инспектором Бауманом. – Я скажу, если вы выключите магнитофон и не станете никуда записывать то, что услышите. Любопытство Клауса возросло до предела. Он выключил магнитофон и убрал руки с клавиатуры ноутбука. – Во времена нацистского режима существовало тайное общество офицеров СС, которые совершали в крипте башни оккультные ритуалы. Клаус Бауман разочарованно откинулся на спинку своего кресла. – Эти легенды мне известны. – Я говорю не об исторических фантазиях, а о том, что представляет угрозу для мира. На миг инспектор Бауман подумал, что допрашивает сумасшедшего, помешавшегося на апокалипсисе. Но следующие слова Густава Ластоона снова заставили его заинтересоваться. – Вы не поверите, но это тайное общество до сих пор существует, под тем же названием и с теми же эзотерическими ритуалами, как тогда. – Откуда вы знаете? – Около года назад я познакомился с группой байкеров, которые состояли в подпольной неонацистской организации. Эта банда – точная копия настоящих тайных национал-социалистических обществ, о которых никто не знает и даже не подозревает. Но мне удалось кое-что узнать. – О чем именно? – О военизированной организации, вооруженной пистолетами и штурмовыми винтовками, существующей на всей территории Германии и управляющейся из Лейпцига тайным обществом «Стражи смерти». Так же называются гигантские средневековые рыцари, установленные на внешней стороне купола монумента Битвы народов. Нацистские боги снова направляют свои мечи против человечества. Клаус Бауман приподнялся на стуле и, опершись локтями на стол, пристально посмотрел в глаза гида. Выждав несколько секунд, он спросил: – Вы думаете, что смерть пяти девушек имеет какое-то отношение к этим богам? – То, что я увидел сегодня утром перед башней, выглядело как языческий ритуал, посвященный смерти. – У меня тоже возникло такое ощущение, когда я увидел трупы девушек. – Значит, вы сами можете сделать выводы. – Скажите, вы еще продолжаете общаться с той бандой мотоциклистов? – Я задавал слишком много вопросов, и они перестали со мной разговаривать. – Как называется банда и где они собираются? – Возможно, мне не следовало о них говорить. Они очень агрессивны и опасны. Взгляд Клауса потеплел, выражая доверие к своему собеседнику. – Об этом никто не узнает, можете быть уверены, – сказал он. – Эти мотоциклисты никогда не встречаются в одном и том же месте и, чтобы остаться незамеченными, стараются затеряться среди других людей, начиная от скинхедов и кончая финансовыми воротилами. У них нет никакого специального названия, как у других открытых клубов города, где я состоял. Между собой они используют аббревиатуру «ЧВ», что означает «Честь и верность», взятую из речи рейхсфюрера СС Генриха Гимлера, в которой тот уверял, что его честь состоит в верности Гитлеру и национал-социализму. – Вы можете назвать кого-нибудь из членов этой банды? – Я не хочу впутываться в это дело, иначе могу оказаться повешенным в каком-нибудь парке на окраине города с признаками самоубийства. Клаус Бауман провел рукой по лбу, покрывшемуся испариной. – Хотите вы или нет, господин Ластоон, но вы уже впутались. Назовите мне кого-нибудь из них. – Я знал только одного, он учился вместе со мной на историческом факультете, но бросил учебу и стал работать в мастерской по ремонту мотоциклов. Пару лет назад мы случайно встретились на байкерском слете Элефантентреффен, который проходит каждую зиму в долине Ло, и он предложил мне присоединиться к своей группе. Его имя Эрнст Хессен, но все зовут его Флай. – Он живет в Лейпциге? – Когда я видел его последний раз, это было так, но сейчас не знаю. – Опишите его внешность. – Он мой ровесник, среднего роста, но очень крепкий. Похож на кикбоксера, нос немного свернут вправо, волосы светлые, очень короткие, руки и шея мускулистые, покрытые татуировками. Носит штаны и короткую куртку из черной кожи. Не знаю, что еще можно сказать. В глазах Клауса Баумана отразилось смятение. Не прошло и часа с тех пор, как они с комиссаром вспоминали о скандале, связанном с расследованием убийств, совершенных неонацистской группой НСП. И вот теперь кладбищенский гид, сидевший напротив него, говорит о военизированной организации, которая охватила всю Германию, управляет ею тайное нацистское общество под названием «Стражи смерти», предположительно связанное с монументом, где были обнаружены трупы пяти девушек. Впрочем, возможную связь с криминалом, в которую Клаус Бауман почти совсем не верил, тоже нельзя было исключать. После долгой паузы инспектор выдвинул ящик своего стола, достал четыре экземпляра комиксов, найденных при осмотре квартиры Густава Ластоона, и положил их на стол перед свидетелем. – Ваши? – спросил он. – Бросьте! Вы же не думаете, что я имею что-то общее с нацизмом! Это всего лишь графические рассказики из моей коллекции. Я читал и собирал комиксы всю свою жизнь и до сих пор читаю и собираю их. А эти журнальчики даже не немецкие. – Поясните. Густав Ластоон взял один журнал в руки. – Видите этот заголовок? – спросил он, показывая титульный лист комикса с неизвестными Клаусу пятью буквами, расположенными над цветным рисунком с двумя красотками в высоких армейских сапогах, обтягивающих брюках, военных куртках из черной кожи и нарукавных повязках с нацистской свастикой, которые пинали стоявшего на коленях американского солдата. Потом гид добавил: – Это слово написано на иврите и означает «шталаг». Так назывались нацистские лагеря для военнопленных, захваченных во время Второй мировой войны. Но эти комиксы создавались израильскими художниками в семидесятые годы. Их издавали только в Израиле и выдавали за переводные порнокомиксы, привезенные из Соединенных Штатов. После того, как они вышли, их почти сразу запретили. С тех пор они не переиздавались. Поэтому они очень высоко котируются среди коллекционеров, и я храню их, так как они дорого стоят. Надеюсь, вы мне их вернете? Вам они совершенно ни к чему. – Я оставлю их у себя всего на несколько дней. – Пожалуйста, берегите их. Мне бы не хотелось, чтобы их заляпали кофе или чтобы с ними еще что-нибудь случилось. Инспектор понял, что хотел сказать кладбищенский гид. Он сунул комиксы в ящик стола и решил продолжить выяснение обстоятельств обнаружения трупов. – Вернемся к нашим баранам, господин Ластоон. Что вы делали у памятника Битве народов этим утром, перед тем как позвонили на 112? – У меня там была назначена встреча. – С пятью мертвыми девушками? – Я уже отвечал на этот вопрос. Сколько раз можно спрашивать одно и то же? – Вы слишком расплывчато отвечаете на вопросы. – Как меня спрашивают, так я и отвечаю. – Можете мне сказать, с кем вы собирались встретиться? – Полагаю, что это молодая англичанка или американка, которая с трудом могла связать два слова по-немецки. – Какова цель встречи? – Профессиональная. – Какой вид туристических услуг вы предоставляете в шесть часов утра? – Обычно никакой. В это время я не работаю, но я сделал исключение. – Когда и как вы познакомились с этой девушкой? – Она позвонила мне на мобильный вчера утром около одиннадцати. Можете проверить список входящих вызовов, – буркнул Густав Ластоон. – Что точно она говорила? – Она хотела посетить кладбище Зюдфридхоф перед рассветом. Я ей объяснил, что это невозможно. Как я уже говорил, днем я вожу обзорные экскурсии по городским памятникам на микроавтобусе для другой компании, с которой я сотрудничаю. Мои ночные экскурсии начинаются ровно в полночь. – Тогда почему вы согласились? – Она предложила за посещение тысячу пятьсот евро. Клаус Бауман совсем не думал в этом направлении и мысленно упрекнул себя за это. – Она приехала и заплатила? – Она заверила, что приедет раньше меня и оставит деньги под камнем сбоку от входа в монумент… – И оставила? Густав Ластоон сунул руку в потайной кармашек, скрытый под лацканами пальто, и, вытащив три аккуратно сложенные пополам купюры по пятьсот евро, положил их на стол. – Они лежали там, где она сказала. По телефону девушка очень настаивала, чтобы я их взял. Она сказала, что приехала издалека, чтобы оказаться на этом кладбище в Лейпциге на рассвете. И это должно произойти именно в эту ночь.