– Нет, не виноваты, ведь им все твердят: «Труд священен, работать хорошо, это благородно, труд превыше всего, и только трудящиеся имеют право на все». Но при этом общество организовано так, что они работают все время и просто не успевают воспользоваться своими правами. – Выходит, они глупые? – Да, глупые, – сказал Колен, – поэтому и согласны с теми, кто им внушает, что нет ничего выше труда. Таким образом, они ни о чем не думают и не стараются освободиться от бремени такой работы… – Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Хлоя. – Я от этого устала. Скажи мне лучше, нравятся ли тебе мои волосы… – Я тебе уже говорил… Он посадил ее к себе на колени. И снова почувствовал себя совершенно счастливым. – Я тебе уже говорил, что люблю тебя и в целом, и в частностях. – Тогда переходи к частностям, – сказала Хлоя и с гибкостью змейки нежно к нему прильнула. XXVI – Простите, месье, но не угодно ли месье здесь остановиться? – спросил Николя. Машина затормозила у придорожной гостиницы. Шоссе было уже хорошим, с гладким покрытием, испещренным солнечными бликами, которые так эффектно выглядят на рекламных фотографиях, а по обе его стороны раскинулся прекрасный ландшафт: деревья правильной цилиндрической формы, свежая травка, освещенная солнцем, коровы, пасущиеся на луговинах, источенные червячком ветхие ограды, живые изгороди из цветущей жимолости, яблони, усыпанные яблоками, желтые листья, собранные в аккуратные кучки, кое-где снежные овраги, для разнообразия – пальмы, мимоза, а в саду гостиницы – северные сосны и еще вихрастый огненно-рыжий мальчишка, который гонит по дороге двух овец и одну пьяную собаку. По одну сторону шоссе дул сильный ветер, по другую же ветра не было вовсе – каждый выбирал то, что ему нравится. Тень отбрасывали не все деревья, а лишь некоторые, и только в одной из канав квакали лягушки. – Да, давайте здесь остановимся, – ответил Колен. – Все равно до юга нам сегодня уже не добраться. Николя распахнул дверцу и вылез из машины. На нем был красивый шоферский костюм из свиной кожи и элегантная кожаная каскетка. Он отошел на два шага и оглядел автомобиль. Колен и Хлоя тоже вышли. – Наш экипаж, увы, не блещет чистотой, – сказал Николя. – Ведь мы ехали по такой грязи. – Не важно, – сказала Хлоя. – В гостинице мы попросим, чтобы его помыли… – Пойди узнай, есть ли у них свободные номера, – сказал Колен. – И не грозит ли нам здесь смерть от голода. – Слушаюсь, месье, – ответил Николя и приложил два пальца к козырьку каскетки, словно нарочно стараясь вывести Колена из себя. Он толкнул калитку из вощеного дуба и нервно вздрогнул, когда ладонь его прикоснулась к обтянутой бархатом ручке. Гравий захрустел у него под ногами, затем он поднялся по ступенькам каменной лестницы и исчез в вестибюле. Жалюзи на окнах были опущены, и изнутри не доносилось ни звука. Солнце подпекало упавшие в траву яблоки, и из них прямо на глазах проклевывались новорожденные зелененькие яблоньки, которые тут же зацветали и начинали плодоносить крохотными наливными яблочками. Яблоньки третьего поколения выглядели уже зелено-розовым мхом, и с них то и дело сыпались на землю яблочки-бусинки. Несколько стрекозлят зажужжали на солнышке, предаваясь невнятным забавам, одна из которых заключалась в быстром волчковании на месте. На ветреной стороне шоссе какие-то злаки волнами склоняли колосья и гудели под сурдинку, а первые палые листья с тихим легким шелестом прилежно учились летать. Стайка жуков, трепеща крыльями, пыталась лететь против ветра с глухим бульканьем, подобным плеску плицев колесного парохода, который поднимается вверх по реке к Большим озерам. Колен и Хлоя стояли рядом, молча греясь на солнышке, и сердца у обоих стучали в ритме буги-вуги. Стеклянная дверь тихо скрипнула. Появился Николя. Он был весь расхристанный, а каскетка криво сидела на голове. – Они что, вытолкали тебя взашей? – спросил Колен. – Никак нет, месье, – ответил Николя. – Они готовы принять месье и мадам и заняться машиной. – Что с тобой случилось? – воскликнула Хлоя. – А, – махнул рукой Николя, – хозяина не оказалось на месте… Пришлось обратиться к его дочери. – Ты хоть застегнись, – сказал Колен, – у тебя неприличный вид. – Покорнейше прошу, месье, меня из винить, но я подумал, что ради двух хороших номеров стоит принести такую небольшую жертву. – Переоденься, пожалуйста, раз ты без этого не можешь нормально разговаривать, – попросил Колен. – Ты играешь в дурака на моих нервах… Хлоя остановилась у маленького сугроба. Снежинки были пушистые, свежие. Они ослепляли белизной и не таяли. – Погляди, какая прелесть, – сказала она Колену. Под снегами цвели примулы, васильки и маки. – Ага, – ответил Колен, – только зря ты трогаешь снег, простудишься. – Да что ты! Нет! – сказала Хлоя и вдруг зашлась кашлем, похожим на треск рвущегося шелка. – Милая моя Хлоя, – Колен обнял ее и притянул к себе, – не кашляй так ужасно, мне больно. Она выпустила снежинки из рук, и они медленно, словно пух, упали на землю и снова засверкали на солнце. – Мне не нравится этот снег, – пробормотал Николя, но тут же спохватился. – Я прошу месье извинить меня за то, что я позволил себе высказаться. Колен снял полуботинок с ноги и швырнул его Николя в лицо, но тот как раз в эту секунду нагнулся, чтобы оттереть пятнышко на своих брюках. Услышав за собой звон разбитого стекла, Николя выпрямился. – О месье, – проговорил он с упреком, – это ведь окно вашей комнаты. – Ну и черт с ним! Воздуху будет больше… И тебе наука, чтобы ты не вел себя как идиот. Опираясь о плечо Хлои, Колен поскакал на одной ноге к дверям гостиницы. Разбитое стекло тут же начало отрастать. По краям рамы уже появилась тоненькая прозрачная пленка опалового цвета, отливающая всеми цветами радуги. XXVII – Ну, как ты спал? – спросил Колен. – Недурно. А ты? – ответил Николя, не надевший в это утро шоферской одежды. Хлоя зевнула и придвинула к себе кувшин с каперсовым сиропом. – Из окна так дуло, что я не могла уснуть. – Разве оно не затянулось стеклом? – спросил Николя. – Не совсем. Родничок пока не зарос, и сквозь него садил ветер. Утром у меня заложило грудь, она набилась снегом… – Это просто ужасно, – сказал Николя. – Ну, я их обматерю самым строгим образом. Так мы сейчас едем дальше? – Нет, после обеда, – ответил Колен. – Надо будет снова надеть шоферский костюм. – О, Николя! – пригрозил ему Колен. – Если будешь продолжать в таком духе, я тебя… – Хорошо, – перебил его Николя, – но только не сейчас. Он залпом выпил кружку сиропа и доел бутерброд. – Загляну-ка я на кухню, – сообщил он, поднимаясь из-за стола и с помощью карманной дрели поправляя узел на галстуке. Он вышел из комнаты, и звуки его шагов постепенно затихали, видимо, в направлении кухни. – А мы что будем делать, милая моя Хлоя? – Целоваться. – Это уж точно! А потом? – Потом? Этого я не могу произнести вслух. – Ясно. Ну а еще потом? – Потом уже пора будет обедать. Обними меня. Мне холодно. Этот снег… Солнце лилось в комнату золотистыми волнами. – Здесь не холодно, – сказал Колен.