— Да, она могла показать характер, — холодно произнес Марчант. — Если был подходящий случай. — И сегодня как раз и был тот самый случай? — Вот именно. — Могу ли я предположить, что она заговорила о полном разрыве столь долгих отношений с вашим управлением? И отстаивала эту свою позицию? — Боюсь, не совсем вас понимаю. — Что ж, придется выразиться грубее и конкретнее. Если бы она, допустим, потребовала бы, чтобы вы не подписывали больше контрактов, ну, скажем, с мистером Гэнтри, или мистером Сарацином, или же с Пинки Кавендиш, вы бы пошли на уступку? — Я бы поговорил с ней по душам и убедил успокоиться. — Ну а если бы она продолжала стоять на своем? — Аллейн выждал немного, затем рискнул: — Признайтесь, она выдвинула вам некий ультиматум сегодня, ведь так? Сарацин вскочил на ноги. — Ну вот! — вскричал он. — Что я вам говорил? Кто-то проболтался, наговорил всякой ерунды, и теперь мы все из-за этого страдаем. Я же говорил, надо самим всё рассказать, как было, честно и прямо, и оказался прав! — Ради бога, придержи язык, очень прошу тебя, Берти, — попросил Гэнтри. — А что нам толку от этой игры в молчанку? — Сарацин указал на Уорендера. — Среди нас затесался чужак, он-то и наговорил черт знает чего. Готов поспорить с тобой, Тимми. Поспорить на что угодно. — Полный вздор! — взревел Уорендер. — Сами не понимаете, о чем говорите, Сарацин! — Да тьфу на вас! Это вы рассказали инспектору, или командиру, или этой так называемой шишке, не знаю, кто он там. Вы ему рассказали. — А вот и нет, — заметил Гэнтри. — Ты сам ему все сказал. Ты просто дурак, Берти! Тут Пинки Кавендиш, которая, видимо, дошла до крайней точки кипения, не сдержалась и выкрикнула: — Ну почему, ради всего святого, нам всем не признаться, что мы не умеем увиливать от прямых ответов? Я могу и признаюсь. Свободно и без всяких предубеждений утверждаю: вы этого просто боитесь! Более того, я собираюсь рассказать все, как есть. Послушайте, мистер Аллейн, вот что произошло со мной в оранжерее. Мэри обвинила меня в заговоре против нее. И сказала Монти, пусть выбирает: или я, или она. Пусть руководство само решает. Вот так. А если уж быть откровенной до конца, могу уверить вас, руководство решило бы всё в ее пользу. Сам знаешь, Монти, и всем нам это тоже прекрасно известно, что с ее именем и рангом звезды Мэри стоила куда больше меня, если речь идет о кассовых сборах и благосостоянии фирмы. Вот так! Не далее как сегодня утром ты дал мне первый шанс проявить себя по-настоящему. Главную роль, и это было согласовано с руководством. А Мэри запросто могла, если бы захотела, погубить меня. Но убить ее я была не способна. Тут шансов у меня имелось не больше, чем занять ее место на сцене и играть в тех комедиях, где публика ходила только на нее. А когда актриса признается в таких вещах, — добавила Пинки, обращаясь к Аллейну, — можно поставить на кон последний доллар, что она говорит дело. Аллейн заметил: — Если бы вы с той же прямотой и пылом выступали на сцене, мисс Кавендиш, то никто бы не решился и пальцем вас тронуть. — Он оглядел аудиторию, взволнованную этой речью Пинки. — Может, у кого-то есть что добавить? После паузы Ричард заметил: — Целиком присоединяюсь к словам Пинки и могу добавить, что, как вам всем известно, и я был вовлечен в эту историю. Даже в большей степени, чем ты, Пинки. — Дики, дорогой! — со всей теплотой воскликнула Пинки. — Нет! Не надо, что ты делаешь? Выставляешь комедию на открытый рынок и наблюдаешь за тем, как люди из управления щелкают зубами, точно голодные волки! — Пьесу без участия Мэри! — добавил Марчант, ни к кому конкретно не обращаясь. — Верно, — кивнул Ричард, — прежде я писал исключительно для Мэри. — Не всегда, — вмешался Гэнтри. — И не вижу причин, почему бы тебе не писать для кого-то еще. — И он одарил Аннелиду широкой обезоруживающей улыбкой. — Действительно, почему бы нет? — радостно воскликнула Пинки и взяла Аннелиду за руку. — Ах, — Ричард обнял девушку. — Это совсем другая история. Верно, дорогая? Волны благодарности нахлынули на Аннелиду. «Это мои люди, — подумала она. — И я останусь с ними до конца своей жизни». — Однако же факт остается фактом, — сказал Гэнтри Аллейну. — Берти, Пинки и Ричарду грозило полное поражение в случае смерти Мэри. Об этом вам не мешало бы помнить. — О, Бог мы мой! — воскликнул Берти. — С чего это мы вдруг стали такими добренькими и благородными? Все друг друга любят! Легче всего спрятаться за чужими спинами, вроде бы так говорят? Или я ошибаюсь? — В данном случае, — заметил Аллейн, — они действительно могли многое потерять. — Он обернулся к Марчанту. — Признаете ли вы, что мисс Беллами выдвинула своего рода ультиматум против всех, кто находился тогда в оранжерее, за исключением своего мужа, себя и полковника Уорендера? — Признаю ли я? — переспросил его Марчант. — Да, пожалуй, так и есть. — Ну и кого бы вы выбрали, если бы решать предстояло только вам, — их или ее? — Ну, тут все более или менее ясно, — ответил Марчант, разглядывая свои ногти. Гэнтри поднялся во всю высоту своего немалого роста и навис над Марчантом. — Было бы очень мило с твоей стороны, Монти, — угрожающим тоном начал он, — если бы ты признал, что раз уж я вписываюсь в эту вашу схему, вопрос о моей занятости и пригодности вообще не стоит. Это я выбираю себе управляющую компанию. А не они меня. Марчант поднял на него глаза. — Никто не оспаривает твой престиж, Тимми. Уж во всяком случае, не я. — Надеюсь, то же относится и ко мне, — с жаром произнес Берти. — Сколько выгодных предложений я отверг ради руководства! Теперь и не сосчитать! Так что сознайся, Монти, дорогой, если бы Мэри все же удалось уговорить тебя порвать с Дики, Тимми, Пинки и мной, ты тем самым поставил бы себя в крайне невыгодное, просто дурацкое положение! — Я не самый подходящий объект для запугивания, — огрызнулся Марчант. — О нет, — согласился с ним Берти. — Конечно, нет. — Затем последовала долгая многозначительная пауза. — Буду крайне признателен всем и каждому, — еле слышно добавил он, — если никто не станет выискивать ужасные подтексты в этом моем в сущности ничего не значащем наблюдении. — Равно как и во всех остальных ваших разговорах, — заметил Уорендер. — О, до чего же хитрый и язвительный этот наш полковник! — сказал Берти. Марчант открыл портсигар. — Похоже, — заговорил он, — что в отличие от всех остальных тут присутствующих, я ничего не знаю об обстоятельствах дела. После смерти Мэри я вышел из дома с разрешения этого джентльмена, — он вставил в рот сигарету и кивком указал на Фокса, — да, именно, с разрешения этого джентльмена, который сообщил мне, что имел место несчастный случай. И все то время, пока отсутствовала Мэри, до тех пор, пока Флоренс не сообщила о несчастье, я находился на виду у сорока гостей и тех из вас, кто не выходил из гостиной. Так что, полагаю, я не гожусь на звездную роль. — Монтагю закурил сигарету. — Или я ошибаюсь? — спросил он Аллейна. — Так уж выходит, Монти, — сказал Гэнтри, — что ты очень даже ошибаешься. Получается, вся эта скандальная история произошла до того, как Мэри пошла к себе в спальню. Марчант выждал секунду-другую, потом произнес: — Ты меня удивляешь. — Нет, вы только представьте! — воскликнул Берти и добавил сердито: — О, до чего ж мне хотелось, как бы мне хотелось, дражайший Монти, чтобы ты перестал наконец быть пародией на самого себя, такого гладенького и чистенького, и уразумел (какое странное слово — «уразуметь»?), что ты, как и все мы, являешься подозреваемым в деле об убийстве! — Ну, — спросил Аллейн, — что скажете на это, мистер Марчант? Щеки и скулы Марчанта пошли красными пятнами. — Да ничего особенного, — ответил он. — Скажу, что как и все остальные здесь, я потрясен случившейся трагедией, это и понятно. Вследствие чего тут наговорили немало всякой ерунды о каждом из нас. Ну и потом, я вынужден в этом плане согласиться с Таймоном Гэнтри. Предпочитаю более не участвовать в данной дискуссии. До тех пор, пока не проконсультируюсь со своим адвокатом. — Это всегда пожалуйста, — откликнулся Аллейн. — Хотите ему позвонить? Телефон вон там, в углу, на столике. Марчант откинулся на спинку кресла. — Боюсь, сейчас это невозможно, — сказал он. — Он живет в Бакинггэмпшире. И в такое позднее время вызвать его сюда не получится. — В таком случае попрошу оставить мне свой адрес, и я вас больше не задерживаю. — Мой адрес есть в телефонном справочнике. И уверяю вас, вы никак не сможете задержать меня ни сейчас, ни в будущем. — Монтагю снова прикрыл веки. — Мне отвратителен, — добавил он, — сам тон данного разговора. Однако предпочитаю продолжить наблюдение за этим спектаклем, уж не знаю, употребимо ли подобное выражение в полицейском жаргоне. И уйду я отсюда, когда сочту нужным. — Не советую, сэр, — объявил вдруг полковник Уорендер командирским голосом, — говорить таким тоном с полицией. — Да неужели? — пробормотал Марчант. — Твердо обещаю вам, мой дорогой полковник, что будут говорить, черт побери, таким тоном, каким сочту нужным, и с тем, с кем сочту нужным. После этого заявления воцарилось гробовое молчание, а затем где-то в глубине здания послышался шум. Хлопнула дверь, кто-то пробежал по холлу. — Господи, это еще что такое? — воскликнул Берти Сарацин. И все, за исключением Марчанта и доктора Харкнесса, вскочили на ноги, когда распахнулась дверь и в комнату ворвалась Флоренс в карикатурных металлических бигуди. Застыв на пороге, словно пародия на саму себя, она стояла, безмолвно разевая рот. Аллейн подбежал к ней, взял за руку. — Что случилось? — спросил он. — Ну же, говорите! Флоренс, как и в момент той первой катастрофы, задыхаясь, выдавила ту же фразу: — Доктора! Скорее! Ради Бога! Есть в этом доме врач? Глава 8 Картина сложилась