Харри пальцами помассировал глаза, сжал переносицу и крепко зажмурился. Сегодня утром он спал два часа, итого шесть за последние трое суток. Он знал, что, возможно, ему еще долго не доведется нормально поспать. Сегодня ему снились улицы: перед глазами плыла карта Осло в кабинете, вспоминались названия. Сонс-гате, Ниттедаль-гате, Серум-гате, Шедсму-гате — все эти маленькие улочки-закоулочки Кампена. Потом во сне наступила ночь и начался снегопад. Вот он идет по улице в Грюнерлекке (по Марквейен или Тофтес-гате?) и видит у обочины красный спортивный автомобиль, а в нем — двух человек. Подойдя ближе, замечает, что на пассажирском сиденье — женщина в старинном платье и голова у нее свиная. Харри начинает звать ее. Кричит: «Эллен!» Когда она открывает рот, чтобы ответить, из него валятся мелкие камешки. Харри повел головой из стороны в сторону, словно наводя резкость изображения, и посмотрел на пол, где на матраце лежал Свен Сивертсен. — Вот что, — сказал Холе. — Знакомая, с которой я сейчас говорил по телефону, запустила ради нас целый механизм, из-за чего может не только лишиться работы, но и угодить за решетку как сообщница. Поэтому мне нужно как-то успокоить ее мятущуюся душу. — В смысле? — Мне хочется, чтобы она увидела копию какой-нибудь фотографии, где вы с Волером в Праге. Свен рассмеялся: — Ты что, туго соображаешь, Харри? Я же говорю, это мой единственный козырь в игре. Если я его выложу сейчас, мое спасение тут же завершится. — Возможно, это случится даже раньше, чем ты думаешь. Нашли твою субботнюю фотографию, где ты во Фрогнер-парке. Но тебя там не было видно в день убийства Барбары Свендсен. Странно, да? Учитывая, что японцы щелкают фонтан все лето. Для тебя это неважные новости. Поэтому я прошу тебя созвониться со своей сожительницей и попросить ее отправить снимок по факсу или электронной почте Беате Ленн из службы криминалистической экспертизы. Если хочешь приберечь козырь, пусть физиономия Волера будет смазана, но мне нужна фотография, где ты на какой-то площади сидишь с кем-то, кто похож на Тома Волера! — На Вацлавской площади. — Неважно. У нее в запасе час. Не успеете — наш договор теряет силу. Ясно? Сивертсен пристально посмотрел на Харри, прежде чем ответить: — Не знаю, может, ее нет дома. — Беременная женщина. Она не работает, — сказал Харри. — Уверен, что она сейчас сидит дома и ждет твоего звонка. В твоих интересах, чтобы это было так. Осталось пятьдесят девять минут. Сивертсен забегал взглядом по комнате, потом посмотрел на Харри и покачал головой: — Не могу, Холе. Не могу ее в это впутывать. Она ни в чем не виновата. Пока что Волер не знает ни о ней, ни о том, где мы живем в Праге. Если мы проиграем, он все это выяснит и доберется до нее. — А каково ей будет в одиночку растить ребенка, чей отец мотает пожизненный срок за четыре убийства? Не чума, так холера, Сивертсен. Пятьдесят восемь. Сивертсен закрыл лицо руками: — Черт… Когда он снова поднял глаза, Харри протягивал ему красный мобильник. Кусая губы, он набрал номер и прижал телефон к уху. Харри посмотрел на часы. Маленькая стрелка рубила время на секунды. Сивертсен нервно ерзал. Насчитав двадцать секунд, Харри спросил: — Ну как? — Вероятно, она уехала к матери в Брно, — предположил Сивертсен. — Очень жалко… тебя. — Харри продолжал смотреть на часы. — Пятьдесят семь. Он услышал, как телефон полетел на пол, повернул голову и успел увидеть перекошенное лицо Сивертсена, прежде чем тот вцепился ему в горло. Харри резко ударил его по запястьям, и хватка ослабла. Потом он дернулся вперед, ударил во что-то податливое, ударил снова и почувствовал, между пальцами теплую густую кровь. В голову пришла дикая ассоциация: бабушкины бутерброды с клубничным вареньем. Он поднял руку и ударил снова. Увидел, как этот прикованный, беспомощный человек пытается защититься от удара, и от этого остервенел еще больше. Он чувствовал себя усталым, испуганным и остервенелым. — Wer ist da?[24] Харри замер. Они с Сивертсеном переглянулись. Оба не открывали рта. Гнусавил телефон на полу: — Sven? Bist du es, Sven?[25] Харри схватил трубку и поднес ее к уху. — Sven is here, — медленно сказал он. — Who are you? Это Свен…[26] — Eva, — сердито ответил женский голос. — Bitte, was ist passiert?[27] — Беата Ленн. — Это Харри. Я… — Перезвони на мобильник, — сказала она и положила трубку. Через десять секунд он уже снова был на проводе, как он продолжал это называть. Хотя проводов никаких не было. — Что случилось? — За нами следят. — Каким образом? — У нас стоит специальная программа, которая предупреждает, когда телефон и электронную почту начинает контролировать третья сторона. Мы используем ее как защиту от хакеров, но сейчас Бьерн говорит, что это дело рук самого сетевого оператора. — Прослушка? — Вряд ли, но все входящие и исходящие звонки и письма фиксируются. — Это Волер со своими ребятами. — Я тоже так думаю. Теперь они знают, что ты мне звонил. Значит, я тебе больше не помощник, Харри. — Сожительница Сивертсена сейчас отправит тебе фото с пражской встречи Сивертсена и Волера. Волер сфотографирован со спины, поэтому на вещдок это не тянет. Мне нужно, чтобы ты посмотрела и сказала, похоже ли это на правду. Фотография отсканирована, ее пришлют по почте. Скажи адрес. — Ты что, Харри, не слышишь меня? Они фиксируют всех отправителей и позвонивших. Что, по-твоему, будет, если на почту придет письмо из Праги? Я не могу, Харри. Мне еще нужно придумать внятный ответ на вопрос, почему ты мне звонил, а я соображаю медленней, чем ты. Господи, ну что я им скажу? — Успокойся, Беата. Тебе не придется ничего говорить. Я тебе не звонил. — Да что ты говоришь? Ты позвонил уже целых три раза. — Они-то об этом не знают. Я звоню с телефона, который одолжил у приятеля. — Так ты это предусмотрел? — Мобильный телефон отправляет сигналы базовым станциям, и по ним можно определить, где находится абонент. Если Волер заставил сотрудников «Теленора» искать меня по этим сигналам, им придется попотеть, поскольку мой телефон сейчас находится в более-менее постоянном движении по всей территории Осло. — Это меня интересует меньше всего. Харри, не присылай сюда ничего, хорошо? — Хорошо. — Извини, Харри. — Ты уже дала мне правую руку, Беата, и не нужно извиняться за то, что решила оставить левую себе. Он постучал в дверь. Отрывисто. Пять раз. Прямо под табличкой «303». Надеясь, что стук услышат, несмотря на оглушающую музыку. Подождал. Уже собрался постучать еще раз, но музыка за дверью стала тише. Послышались шаги босых ног. Дверь открылась. — Да? — Вид у нее был такой, будто ее разбудили. Он показал ей удостоверение — кстати говоря, уже недействительное, поскольку в полиции он больше не работал. — Еще раз прошу прощения за субботнее недоразумение, — начал Харри. — Надеюсь, эти остолопы не слишком вас напугали, когда вломились? — Все в порядке. — Она состроила гримаску. — Вы ведь всего лишь делали свою работу. — Да. — Харри качнулся на каблуках и бросил быстрый взгляд по сторонам. — Мы с коллегой из криминалистической экспертизы продолжаем осматривать комнату Мариуса Веланна на предмет улик. Как раз сейчас нам должны прислать документ по сети, а у меня ноутбук завис. Документ очень важный, я вспомнил, что в субботу вы сидели в Интернете, и подумал… Она махнула рукой, давая понять, что остальные разъяснения излишни, и пригласила его внутрь. — Комп уже включен. Мне, наверное, надо бы извиниться, что у меня тут не прибрано, но извиняться как-то лень. Харри сел перед экраном, запустил программу отправки сообщений, достал бумажку с адресом Евы Марвановой и набил его на заляпанной, грязной клавиатуре. Сообщение вышло коротким: «Ready. This address».[28] Отправил. Потом повернулся в кресле и посмотрел на студентку. Та сидела на диване и как раз влезала в узкие джинсы. Харри даже не заметил на входе, что она была в трусиках, наверное, из-за ее длинной майки с большим изображением конопляного листа. — Сегодня без гостей? — спросил он, чтобы как-то скоротать время, пока ему пришлют ответ. По выражению ее лица он понял, что попытка завязать беседу была не особенно удачной. — Трахаемся только по выходным, — сказала она, взяла с пола носок, понюхала его и только после этого надела. Заметив, что Харри не собирается продолжать разговор, довольно улыбнулась.