— Мне тебя искренне жаль. — Надо было идти ломать коды. — Хакерничать? За что тебя как раз выгнали из Норвежского банка и вкатили полгода условно? — Да, но у меня хорошо получалось. А тут… Кстати, хозяин подумывал о том, чтобы сократить объем работы, но я вкалываю по двенадцать часов. Нам не хватает шоферов. Харри, не хочешь поработать таксистом? — Спасибо, я над этим подумаю. — Зачем звонишь-то? — Мне нужно что-нибудь, чтобы уснуть. — Сходи к врачу. — Ходил. Он выписал мне имован. Знаешь, такое снотворное в таблетках? Не помогло. Просил что-нибудь посильнее, но он отказал. — От тебя небось разило? Еще бы он дал тебе рогипнол, Харри! — Он сказал, что я еще молод для тяжелого снотворного. А у тебя есть? — Спятил? Это ж верный путь за решетку. Но есть флунипам. Почти то же самое. Одна таблетка — и валишься без задних ног. — Хорошо. Я сейчас слегка на мели, но отдам деньги сразу, как получу зарплату. А сны тоже — того? — А? — Я сны видеть перестану? На пару секунд на том конце повисла тишина. — Знаешь, Харри, я тут сообразил, флунипам-то у меня кончился. Да и потом, опасный он. И сны видеть не перестанешь, скорей наоборот. — Гонишь. — Ну… Да и не нужен тебе флунипам. Просто попробуй успокоиться. Сделай перерыв. — Перерыв? Ты и сам понимаешь, что это невозможно. Харри услышал, как открылась дверь машины и Эйстен послал кого-то к черту. Потом заговорил снова: — Это из-за Ракели? — Харри не ответил. — Поссорились с ней? — Харри услышал какой-то треск и подумал, что это рация. — Ау, Харри! Друг детства спрашивает, не разбилась ли твоя жизнь вдребезги, а ты молчишь? — Разбилась, — тихо сказал Харри. — Что случилось? Харри перевел дыхание: — В общем, я сам вынудил Ракель ее разбить. Я провалил одно дело, над которым долго работал. Я не выдержал. Запил и три дня пролежал пьяный в дерьмо, не слышал телефонных звонков. На четвертый она пришла сама. Позвонила, вошла. Сначала сердилась. Говорила, что я не могу вот так просто уйти, что обо мне спрашивал Мёллер. Потом погладила меня по лицу и спросила, чем может помочь. — А ты ее выставил за дверь? Так, что ли? — Я сказал, что у меня все хорошо. И тогда она сразу загрустила. — Надо думать. Девчонка ж тебя любит. — Она так и сказала. Но еще сказала, что не может во второй раз совершить ту же ошибку. — Это какую? — У Олега отец был алкоголиком. И все трое из-за этого страдали. — И что ты ответил? — Что она права. Что от таких, как я, надо держаться подальше. Тогда она улыбнулась и ушла. — Теперь у тебя кошмары? — Да. Эйстен тяжело вздохнул: — Знаешь что, Харри? Тебе уже ничего не поможет, кроме… — Знаю, — перебил Харри. — Пули. — Вообще-то я хотел сказать: «Тебя самого». — И это знаю. Забудь, что я тебе звонил, Эйстен. — Уже забыл. Харри забрал с кухни бутылку легкого пива. Сел в кресло и недоверчиво посмотрел на этикетку. Со вздохом слетела крышка. Он отложил на стол импровизированную открывалку. Шпатель с зеленой рукояткой и золотистым налетом штукатурки на металлической части. Утром в пятницу, часов в шесть, солнце выглянуло из-за Экеберга, и в его лучах Главное управление полиции засверкало, как кусок хрусталя. Охранник на входе читал газету и зевал во весь рот. Когда на пороге появилась первая ласточка рабочего дня, он отложил «Афтенпостен». — Пишут, будет еще жарче, — провозгласил охранник так, будто радовался, что наконец-то может переброситься с кем-то словечком. Высокий светловолосый мужчина посмотрел на него усталыми голубыми глазами, но ничего не сказал в ответ. Охранник заметил, что, хотя оба лифта стояли на первом этаже, вошедший направился вверх по лестнице, и снова уткнулся в «Афтенпостен», где писали о том, что женщина, пропавшая в среду среди бела дня, до сих пор не объявилась. Журналист, Рогер Йендем, цитировал Бьярне Мёллера, который сообщил, что под автомобилем рядом с домом, где жила пропавшая, найдена ее туфля и это подтверждает подозрение о том, что совершено преступление, но с уверенностью об этом говорить пока рано. По дороге к полке корреспонденции Харри полистал газеты, потом взял два последних доклада о поисках Лисбет Барли. На автоответчике было пять сообщений, почти все от Вилли Барли. И весьма однообразные. Барли требовал бросить на поиски больше народу, говорил о ясновидящих и собирался объявить в газете о крупном вознаграждении тому, кто поможет найти Лисбет. А в последнем сообщении кто-то просто дышал в трубку. Харри перемотал запись и прослушал ее снова, потом еще раз. Нельзя было различить, мужчина это или женщина. Тем более — Ракель это или нет. На экране значилось: «22:10 — НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЕН». Так обычно обозначался телефон Ракели, когда она звонила с Холменколлвейен. Но если она звонила, то почему не на мобильный? Харри перечитал отчеты. Ничего. Перечитал внимательнее. Ничего. Он глубоко вздохнул и взялся за отчеты в третий раз. Закончив, он взглянул на часы и отправился за новой порцией корреспонденции. Взял отчет одного из осведомителей, переложил на правильную полку коричневый пакет для Бьярне Мёллера и вернулся в кабинет. Осведомитель писал коротко и ясно: «Ничего». Харри перемотал назад запись на автоответчике, включил воспроизведение и, увеличив звук, с закрытыми глазами откинулся на спинку кресла. Попытался вспомнить ее дыхание. Почувствовать его. — Бесит, когда они вот так не представляются, а? Волосы на затылке встали дыбом. Нет, не от слов — от голоса. Харри медленно повернулся в кресле. Кресло недовольно завизжало. В дверях он увидел Тома Волера. Тот стоял, прислонившись к косяку, и с улыбкой поигрывал яблоком. — Не желаешь? Австралийские. А на вкус — как райские, — предложил он. Харри отрицательно покачал головой, не спуская с Тома глаз. — Можно войти? — спросил Волер. Харри не ответил. Волер вошел и закрыл за собой дверь. Обойдя стол, он плюхнулся в свободное кресло и поднес яблоко к глазам. — Харри, ты заметил, что мы с тобой всегда приходим на работу раньше остальных? Любопытно, да? Учитывая, что мы и домой уходим позже всех. — Ты сидишь в кресле Эллен, — заметил Харри. Волер хлопнул по подлокотнику: — Харри, нам с тобой пора поговорить.