– Мой дядя говорил: если ты не займешь чем-нибудь руки, они доведут тебя до неприятностей, но я на собственном опыте убедилась, что неприятности начинаются именно тогда, когда все твои десять пальцев очень заняты. – Недавно один из моих простодушных спутников обвинил меня в том, что я говорю загадками. Интересно, что сказали бы о тебе, Пурна Антимгран? Неми отбросила прядь волос, наползавшую на очки. Ее кольца на пальцах и лице поблескивали в желтом свете лампы, освещавшей тесную комнату, где не было ничего, кроме походной кровати, книжных полок и угнездившегося в нише черно-белого василиска с колпаком на голове. Хотя урок музыки закончился, Неми по-прежнему сидела на подушках рядом с ученицей. И Пурна, уже не так сосредоточенная на игре, заметила, что бедро ведьмы касается ее бедра и только кружевное платье и кожаные варварские рейтузы разделяют их тела. – Кто из спутников не способен понимать твои слова – плакса или злюка? – спросила Пурна. – Нет, дай я сама угадаю: это мать Мрачного, правильно? Я пыталась с ней пообщаться, объяснить, что сестра Марото – моя сестра, но ничего не вышло. – Она не захотела с тобой говорить? – Нет, поначалу она говорила очень охотно – по-кремнеземски. Но стоило показать, что я немного понимаю ее ругательства, и она сразу заткнулась. – Со мной она вообще больше не говорит, – сказала Неми. – И вероятно, считает предательницей, потому что ее сковали моими кандалами. Но ведь она отказалась дать клятву, так что у меня не оставалось выбора. – Так это были твои? – Пурна чуть сдвинулась, чтобы ее нога слегка потерлась о ногу Неми. – Интересно, зачем такой доброжелательной ведьме, как ты, нужны наручники? – Сувенир из моей прошлой жизни фокусника, освобождающегося от цепей. Неми положила руку с длинными пальцами на колено затаившей дыхание Пурны… но лишь для того, чтобы встать, опираясь на него. С момента начала урока силы постепенно покидали ведьму. Она наклонилась вперед, что-то высматривая на полках у дальней стены вардо. Спина, еще недавно такая прямая, заметно изогнулась, темно-рыжие волосы утратили блеск и теперь казались тусклыми, как увядший плющ, зацепившийся за край ее вышитого кружевами платья. Даже сгорбившись к вечеру, Неми Горькие Вздохи все еще была выше своей угракарийской гостьи, зато она сохранила аппетитную попку, так отвлекавшую Пурну с самой первой их встречи. И сейчас продолжавшую отвлекать, поскольку находилась столь близко, что можно укусить. Как всегда, наблюдая ее вечернюю слабость или вернувшуюся поутру, после завтрака одним из тех странных яиц, бодрость, Пурна сгорала от любопытства: чем, демоны ее подери, Неми заслужила такое проклятье? Она догадывалась, что тут замешан Хортрэп – кто еще, если не он? – но какая это должна быть захватывающая песня! – А здесь уютно, – сказала Пурна, незаметно проводя рукой по теплому отпечатку, оставшемуся от Неми на кровати. Это было жалкое удовольствие, достойное разве что Марото, но с тех пор, как они познакомились, Пурне так же не везло с девушками, как и ему. Может, это наказание за соучастие, а может, его неудачливость действительно заразна. Неми стояла на том же месте, у дальней стены вардо, продолжая выискивать что-то среди коробочек, баночек и книг, и ее ягодицы были одновременно так близко и так невообразимо далеко… – Наверное, приятно полежать на этой кровати после того, как целый день провела на крыше. – Да уж, – согласилась Неми и после короткой паузы добавила: – Можешь убедиться в этом сегодня ночью, если хочешь. – Ох… Во рту у Пурны пересохло, а ладони, наоборот, вспотели. «Не увлекайся», – приказала она себе. При всех своих зловещих атрибутах, чудовищных питомцах и деловых повадках Неми оставалась застенчивой школьницей, далеко не такой мудрой, какой хотела бы казаться. Пурна была готова начать охоту, но прекрасно понимала, что все не может быть так просто. – Что-то вроде того, как заночевать у подруги? Я согласна. – Нет, не вроде того, – чуть ли не раздраженным тоном сказала Неми, оглядываясь через плечо на Пурну. – Если только «заночевать» не означает «переспать». – Э-э-э… если повезет, то означает. Пурна задрожала еще отчаянней, чем прежде. Неужели это происходит на самом деле? – Тогда почему ты до сих пор не засунула руку мне под платье? – спросила Неми, слегка покачав восхитительным задом. Значит, это все-таки происходит! – Завтра мы с раннего утра тронемся в путь, и ночь уже близка, а ты – еще нет. Сердце Пурны растаяло, тепло разлилось по чреслам, и она потянулась к раю на земле. Ее пальцы больше не чувствовали усталости, когда она ухватилась за подол платья Неми и приподняла его, ловя ведьму на слове, но тут в голове пронеслась ужасная мысль. – Неми, я надеюсь… надеюсь, ты не считаешь, что в долгу передо мной за спасение от Хортрэпа? Если да, то скажи об этом прямо сейчас, иначе мне будет не по себе, когда… – Во-первых, не произноси этого имени в моем вардо, – перебила Неми, выпрямившись, насколько позволяла искривленная спина, повернулась к Пурне и выдернула из ее рук подол. Затем посмотрела на гостью и добавила: – Во-вторых, это паша Дигглби спас нас обеих, когда ты помешала мне отомстить за ужасы, с которыми не сравнится ни один демон Изначальной Тьмы. Так что нет, я не задолжала тебе ни свой язык, ни пальцы, ни какую-нибудь другую часть тела… Но если хочешь, можем поменяться на время, и надеюсь, тебе понравится. – Видишь ли, эту задачку я уже проходила, – усмехнулась Пурна, положив руки на бедра высокой девушки, стоявшей перед ней, а затем потянула вверх подол ее платья и добавила: – Меняться языками – это мое любимое занятие. Неми и так выглядела соблазнительно, но стала еще милей, когда закатила глаза и пробормотала: – Нужно положить тебе что-нибудь в рот, пока ты не обрадовалась еще сильней. – Охренеть как нужно, – выдохнула Пурна, поднимая платье Неми сначала до колен, а потом еще выше, пока над чулками не показалась смуглая кожа. – Именно твой грубый язык я и имела в виду. – Неми легонько шлепнула ее по рукам, вырвалась и отошла к дальней стене вардо. – Если уж твой рот наполнен такой грязью, что же тогда со всем остальным? – Что ты сказала про мой рот? – Пурна впервые задумалась о том, что ее длинный слюнявый язык мог вызвать у ведьмы отвращение, но это выглядело полной бессмыслицей. – Вот дерьмо, так это ты про ругательства? Брось, все ругаются. – Нет, не все. – Неми открыла ящик под нишей с василиском и достала оттуда одно из черных с золотом яиц, которые она ела по утрам только в тех случаях, когда чувствовала себя еще более разбитой, чем вечером. – Мне это кажется ребячеством, и я не занимаюсь любовью с подростками. Пурну рассмешило это «занимаюсь любовью» – а впрочем, звучит всяко лучше, чем «переспать». Впрочем, каждому свое, и Пурна с радостью отказалась бы от непристойных слов ради самих непристойностей… Хотя как можно быть непристойным, даже не ругаясь, – это большой вопрос. «Возможно, все дело в том, что Неми – ведьма, – решила Пурна и наконец-то расслабилась. – Она такая же чудачка, как самые отвязные аристократы, но это ведь страшный стереотип, правильно?» Кроме того, раз Неми уже разогрета – а сама Пурна сгорает от нетерпения, – они могут сколько угодно развлекаться болтовней, используя самые крепкие слова из арсенала цирюльников, но при этом не терять времени понапрасну. – Кое-что из того, что мне нравится, выглядит довольно странно, – сказала Неми, ковыляя обратно к Пурне. Она облизала унизанные кольцами губы, ее большие красивые глаза за стеклами очков казались еще больше и красивей. – Но надеюсь, не ужасно. Только странно. Поэтому, если я тебе что-то предлагаю… я просто предлагаю. – Девочка, я могу быть такой странной, как ты захочешь, и даже еще странней, – ответила Пурна, гадая, включает ли это чопорное ведьмино определение лишь куннилингус или уплывает в такие таинственные неизведанные воды, как покусывание ушей и трибадию. Что ж, пусть даже подразумеваются анальные ласки… Пурна постарается не упасть в обморок. – Это… это возбуждает меня, – произнесла Неми, самым соблазнительным образом закусив губу. Сдохни от зависти, мир! После долгого-предолгого перерыва Пурна наконец-то отведает что-то прекрасное! – Открой рот. Ах, этот тонкий оттенок властности! Пурна подчинилась, взволнованная тем, что кто-то может оценить подарок Принца – те изменения, что произвел у нее во рту демон Дига, когда спасал ее шкуру… И она найдет языку самое лучшее применение, какое только можно вообразить. Пурна высунула его во всю длину, то есть довольно-таки далеко, при этом изящно изогнув, чтобы показать во всей красе, и посмотрела на Неми с самым невинным выражением. – Хорошая девочка, – похвалила Неми, и сердце снова взорвалось в груди у Пурны. – А теперь ни в коем случае не проглатывай. – Мм… – Пурна втянула язык обратно. – А это не опасно? – Нет, ни капельки. – Неми прижала к груди яйцо, которое только что протягивала Пурне; щеки ее запылали. – Но возможно, слишком странно? Да, слишком странно. Извини, я просто… – Нет, продолжай, я доверяю тебе. Пурна снова высунула язык, запрокинула голову и приготовилась к чему-то новому и, возможно, в самом деле отвратительному. Марото говорил ей, что нужно сохранять возбуждение, чтобы совсем не отчаяться, что лучше хоть какое-то внимание, чем никакого. Она беспечно отмахнулась от этих советов, решив, что с такой очаровательной девушкой опасность не грозит, даже если окажешься в самом жалком положении. А потом… В конце концов, ее наставника здесь нет и он не увидит яйцо на ее лице. Как бы сам он ни хотел этого, старый волчара. Неми что-то прошептала, а потом с ловкостью повара раздавила яйцо в руке… и вылила содержимое в открытый рот Пурны. Теплая жидкость потекла именно туда, куда меньше всего хотелось, – к задней стенке горла, но Пурна сумела удержать ее во рту. Она была густая, но по вкусу не напоминала ни одно из яиц, которые пробовала в своей жизни угракарийка, а скорее устрицу, только что выловленную в Золотом Котле. Она щекотала язык и шипела, словно Пурна запила яйцо игристым вином. Как раз в тот момент, когда сердце испуганно подскочило, Неми поцеловала ее. И поцеловала крепко. Их губы приоткрылись, и обмен состоялся. Пурна едва не подавилась, ощущение от того, что жидкость соскальзывает в рот Неми, было таким возбуждающим, но она тут же представила, как все это возвращается обратно, и решила, что нет, спасибо. К счастью, Неми уже отстранилась и, проглатывая добычу, посмотрела в слезящиеся глаза Пурны. И это тоже было очень волнующе, Пурна еще больше завелась и повалила ведьму на постель. Следующий поцелуй на вкус все еще напоминал диковинное лекарство Неми, но теперь, без яйца во рту, ощущение уже было совсем другим, и язык все еще приятно покалывало. В первый раз Пурна получила возможность опробовать свое приобретение, и, к ее полному разочарованию, все прошло не очень удачно: у Неми округлились глаза и она едва не задохнулась. Но когда Пурна попыталась мягко оборвать поцелуй, ведьма не позволила этого сделать, пососав кончик ее языка крайне соблазнительным образом. Как бы странно ни пошло все дальше, это было гораздо лучше, чем упражнение с яйцом, а потом Неми извлекла Пурну из чисто декоративного предмета ее туалета – корсета, купленного в Змеином Кольце. Когда Марото пытался с ним управиться во время их фальшивого свидания в Пантеранских пустошах, он долго и безуспешно возился с застежками и запутался в лентах, зато Неми сразу же взялась за шнуровку на спине. Она быстро управилась с узлом, который, как уверял Дигглби, можно было только перекусить, а потом помогла Пурне избавиться от корсета, используя немало вульгарных слов при оценке наряда, который выбрала угракарийка для дружеского урока музыки. Развязав шнуровку, Неми отпустила язык Пурны и принялась за переднюю часть корсета. Она расстегивала крючки и смотрела на Пурну таким закипающим взглядом, что оставалось только удивляться, как ее очки не запотели. Затем она с нарочитой медлительностью распахнула корсет, под которым у Пурны оставалась еще довольно простая и довольно несвежая ночная сорочка. В отличие от корсета, последний слой одежды Пурна могла бы снять и сама, но с благодарностью приняла помощь, как и Неми, когда освобождалась от сапог, шерстяных чулок, а затем и от рейтуз. – Тебе не кажется, что ты слишком много на себя нацепила? – спросила Пурна, наконец растянувшись на кровати, которая на деле оказалась не такой уж и широкой. Неми, все еще не снявшая платье и украшения, нетерпеливо согласилась, что ее гостья не должна чувствовать себя превзойденной, а затем встала на колени и стащила платье через голову. Теперь она выглядела еще свежей и привлекательней, к волосам вернулся прежний красновато-каштановый блеск, а с кожи исчез сероватый оттенок. Неми повернулась, чтобы сложить на полку целый фунт, если не два, своих металлических колец, и Пурна отметила, что ее спина снова стала прямой и гибкой. Прежде чем ведьма успела откатиться назад, угракарийка бросилась в атаку, положила руки на покрытые прелестным пушком лодыжки и принялась целовать нежную кожу, постепенно поднимаясь все выше и пуская слюни, словно дикая собака. И когда она достигла вожделенной цели, которую непристойные поэты откровенно недооценили бы, сравнив с какими угодно цветами или геологическими явлениями, к обоюдному восхищению выяснилось, что демонский язык Пурны, не слишком удобный во рту партнерши, очень хорошо подходит для других мест. Той ночью она провела тщательный осмотр всех этих мест, а при необходимости даже двойную и тройную проверку и обнаружила там еще множество колец. И хотя у самой Неми язык был чисто человеческий, ее умения и аппетиты оказались поистине демонскими. Ну хорошо, у Пурны было не так уж много опыта в чувственных делах, но все же достаточно, чтобы понять: Неми права, ведьма – странное существо. Не злое, совсем не злое. Просто странное. Эта была самая чудесная ночь, какую только Пурна могла припомнить. На несколько блаженных часов она забыла, что ее разыскивают как преступницу, обманувшую собственную родню, что она потеряла друзей и собиралась отправиться в опасное до неприличия путешествие, чтобы спасти своего наставника, который, возможно, вовсе даже и не желает, чтобы его спасали. Накрытый колпаком василиск разбудил их рано утром отвратительным шипением и визгом. Неми успокоила его, потом снова свернулась в объятиях миниатюрной подруги и мгновенно уснула. А Пурна еще долго лежала без сна в темном фургоне, вспоминая все те события, что хотела бы забыть, и крупные и мелкие. Внезапная страсть к Неми помогла ей на время отвлечься от проблем, но сейчас возникло ощущение, что за этот лучший в жизни секс придется заплатить с процентами. Что, если ее узнали в Черной Моли или в Тао по портрету на объявлениях о розыске, которые дядя и тетя, очевидно, распространили повсюду, так что даже сейчас убийцы могут подкрадываться к спящему лагерю? Никому, кроме Дигглби, она не говорила правду о своем прошлом и о вознаграждении, обещанном за ее голову. Как ни крути, это мелкая ботва по сравнению с рассказом Хортрэпа о том, что орды монстров напали на Непорочные острова, и о том, что остальная часть Звезды ожидает своей очереди на гильотину. Но ведь это просто оправдание собственной трусости, разве не так? Пока остальные спали под открытым небом, где любой охотник за головами мог застать их врасплох, она пряталась в сторонке, за закрытой дверью, наслаждаясь своей долей странного, не предупредив друзей о возможной опасности. Неудивительно, что ей легче притворяться легкомысленным щеголем, чем стать настоящим героем, – роль эгоистичной засранки для нее более естественна. Вот вам, драть-передрать, наглядный пример. Мрачному пришлось заковать в цепи свою кровожадную мамашу, и теперь он не знает, что с ней делать. Гын Джу потерял руку. И по словам Хортрэпа, весь Кобальтовый отряд сейчас в страшной опасности, потому что со дна океана всплыли бесчисленные полчища, мечтающие лишь о том, чтобы уничтожить Звезду… Но вместо того чтобы думать обо всем этом, Пурна вспотела от страха из-за своих фантазий об охотниках за головами, переживая только за собственную шкуру. Почему бы для разнообразия не побеспокоиться о ком-то еще? Иногда ей казалось, что у Марото она переняла лишь одну черту – его самовлюбленность. Ну хорошо, это, может быть, и не к месту. Наверное, не стоит списывать привычку ее бывшего наставника обвинять себя во всех бедах на банальную самовлюбленность, это можно объяснить и чем-то другим, что никогда прежде не отравляло жизнь Пурне, – готовностью принять на себя ответственность за любую неудачу. Возможно, бессонница вызвана изменениями в лучшую, а не в худшую сторону и Пурна должна проявить к себе то снисхождение, с которым всегда относилась к Марото. Где сейчас ее старый друг? Не грозит ли ему какая-нибудь страшная беда? Жив ли он вообще? Хортрэп признался, что отправил Марото в разведку на Джекс-Тот, и уверял, что они скоро встретятся, хотя она не сомневается, что колдун солгал и Марото так же потерян для нее, как герцогиня Дин, граф Хассан и все остальные друзья, погибшие за последнее время. Если бы Марото был здесь и мог поделиться с ней крупицей своей мудрости, он бы наверняка посоветовал не доверять ни единому слову Хортрэпа. Неми облизала губы во сне и прижалась спиной к своей любовнице, а Пурна, ощутив тепло ее кожи, решила, что Марото мог дать и другой совет: зачем лежать без сна, думая о таком уроде, как Хортрэп, когда можно просто прислониться к его хорошенькой ученице? Возможно, эта близость окажется лишь случайной, но пусть даже и так; еще одна причина наслаждаться каждой минутой, пока все не закончилось. Если уж беспокойные мысли не дают Пурне уснуть, то лучше думать о том, как утешительно прижимается спина Неми к ее груди, а восхитительная попка – к животу… Пурна вздохнула, но, в отличие от прозвища Неми, ее вздохи вовсе не были горькими. Она горячо надеялась, что будет еще не одна такая ночь, и не только ради фейерверка чувств, что зажгла Неми в груди своей любовницы. Теперь, когда Пурна наконец отцепила свой разум от бешено мчавшейся телеги сожалений и тревог, ее мысли сонно плавали вокруг обнаженной девушки, которую она обнимала. Неми не просто загадочная, она самая восхитительная из всех загадок. Какова ее песня? И сможет ли Пурна когда-нибудь выманить эту песню наружу, как извлекла музыку из певчего меча? Судя по колкостям, которыми обменялись Неми и Хортрэп той первой ночью, а также по некоторым позже оброненным словам, Неми инсценировала свою смерть, чтобы сбежать от учителя, но в целом связь ведьмы с колдуном казалась не менее таинственной, чем то проклятие, что каждый вечер искривляло ее спину, или рогатая волчица, что тащила ее вардо, или, чего уж скрывать от себя, все остальное в ней… Жалок тот идиот, который не любит настоящих тайн, но пока достаточно и того, что завеса над этой тайной весьма интригующе приоткрылась. Пурна улыбнулась, вдохнула букет запахов застоявшегося дыма и острого пота, горьких трав и покрытых землей корней, исходивших от волос ее возлюбленной. Вскоре она задремала снова, прекрасно сознавая, что сон не может быть таким же сладким, как та бессонная ночь, что наколдовала ей ведьма посреди леса Призраков. Глава 12 Каждому известно: если что-нибудь кажется слишком хорошим, чтобы случиться на самом деле, то оно, вероятно, и не случится. Но обратное утверждение редко подтверждалось обширным опытом Марото. Если все выглядело настолько ужасным, что просто не могло происходить на самом деле, это не исключало возможности того, что оно все-таки происходило. Более того, обычно выходило еще хуже, чем ожидалось поначалу… Поэтому Марото изрядно удивило то обстоятельство, что повседневная жизнь под властью Ассамблеи вексов была не такой уж и невыносимой. Троица его непорочных друзей могла бы не согласиться с этим мнением, но такова уж пиратская благодарность – никакого чувства перспективы. Королевство Джекс-Тот не стало со временем менее зловещим или менее отвратительным, но быть гостями в этом огромном живом кошмаре гораздо предпочтительней, чем сидеть в обычной клетке. В какой-то момент даже перестаешь замечать затхлые запахи; что же касается пищи, то она со временем стала казаться почти съедобной. Почти. Донг Вон и Ники Хюн, похоже, решили, что скорей уморят себя голодом, чем попробуют слизь и желе, что выделялись из стен их нового жилища, зато Бань последовала примеру Марото и брала все, что могла, от этого липкого помещения. Оба утверждали, что им доводилось есть и кое-что похуже, но поскольку сам Марото при этом кривил душой, то полагал, что и Бань говорит неправду. Вода тоже была, мягко выражаясь, не совсем приятной по вкусу, цвету и густоте, но даже привередливые непорочные слишком мучились от жажды, чтобы воротить нос от журчащих фонтанов плоти. Троих пиратов привели к Марото почти сразу после их пленения. Древние жрецы проявили к новичкам весьма поверхностный интерес. Они были слишком заняты своими планами по уничтожению всего человечества, чтобы уделять внимание нескольким образцам обреченной расы, вот и отдали их на попечение Марото. Его самого время от времени вызывали в башню, где размещался тронный зал Ассамблеи, чтобы помочь в выработке стратегии, и, к своему стыду, Марото оказывал им любое содействие, на какое только был способен. Он познакомил долго отсутствовавших на Звезде тотанцев с быстрыми течениями современной политики, рассказал все, что знал, о правительствах и армиях, начертил по памяти карты стран и планы дворцов вплоть до тех секретных ходов и удобных для засады мест, которыми пользовались сами кобальтовые четверть века назад. Более благородный пленник, наверное, попытался бы ввести врагов в смертельно опасное заблуждение, надеясь ослабить их силы, но только не Марото. Лишь дурак решился бы обманывать совет, способный в любой момент заглянуть ему в мозг, а в списке прозвищ из пяти букв, которыми награждали Марото, слово на букву «Д» не входило даже в пятерку самых популярных. В первый раз, когда жрец в одеянии из тараканов засунул призрачную руку в череп Марото и покопался там, варвар еще пытался управлять воспоминаниями, которые иссохший колдун мог там увидеть, и на какой-то миг поверил, что хитрость удалась. Кто знает, возможно, так оно и было, но, если бы даже Марото и сумел провести бессмертных жрецов, он ничего не мог поделать с древними существами, что поселились в их телах. В день своего появления в этом аду Марото поклялся, что скорей покончит с собой, чем позволит прорваться хоть одному чувству, хоть одной мысли о людях, которые были дороги ему на Звезде. Ведь если Пурна и Диг, Мрачный и его дед, Дин и Хассан живы, они, конечно же, не захотят, чтобы эти монстры узнали об их существовании. Но стоило Ассамблее вексов надавить, как он предал своих друзей и родных, выложив все подробности, вплоть до резкого запаха изо рта его отца. Марото добровольно сообщал монстрам все, что их интересовало, а зачастую и намного больше, все сведения, которые, по его мнению, могли оказаться для них полезны. Он болтал языком, словно пьяный бард, пытающийся вернуть отданную в залог лютню. Он продал с потрохами и Багровую империю, и каждый из лучей Звезды в придачу; продал все и вся, чтобы доказать собственную ценность для иссохшего и, несомненно, безумного совета бессмертных жрецов, управлявших этим островом, какие бы падшие духи ни владели ими самими.