– Не хотим! – Нет, в самом деле, у нее есть какие-то причины? – настаивал Мрачный, по большей части потому, что все когда-либо слышанные им песни о ведьмах, демонах и Изначальной Тьме подсказывали: нужно найти какое-то оправдание, чтобы отказаться от этого плана, даже если он выглядит единственно возможным. – Ты сказала, что она отправляется в Диадему? – Она не пойдет с нами, потому что не связывает демонов. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Пурна стащила с головы шапочку Мрачного, словно только сейчас заметила, что даже зимними сумерками в Черной Моли жарко, как в пекле. Они повернули за угол обветшалой лавки, единственной во всей деревне, – с освещенными окнами, если не считать на удивление шумной таверны через улицу. – Не все ведьмы одинаковые, Мрачный. Не все. – А разве ее яйца – это не яйца демона? – спросил Гын Джу. – Они… Я… – По какой-то причине упоминание загадочных яиц заставило Пурну со слабой улыбкой остановиться посреди переулка. Она тряхнула головой, случайно сбросив и шапочку Мрачного. – Она не такая, как Хортрэп, понятно? Неми терпеть не может его методы колдовства, ей даже пришлось инсценировать собственную смерть, чтобы освободиться от него. И насколько я могу судить, сама не будучи ведьмой, ее колдовство – другое. Оно не имеет ничего общего с вызовом демонов и тем более с поеданием их. Неми решила направить свое вардо в Диадему, потому что там находятся ближайшие Врата, через которые она попадет в Отеан, к генералу Чи Хён, где к тому времени должны оказаться и мы. – Если бы монстры Джекс-Тота уже не напали на острова, я бы сказал, что мы все должны пройти через Врата, – проговорил Мрачный. – Но мы опоздали к драке. – Не знаю, – возразил Гын Джу. – Раз уж в наше время все так легкомысленно относятся к прохождению сквозь Врата… Что ж, может, это и не лучший вариант, но и не худший. – Расскажи об этом своей крысе. – Пурна глубоко вдохнула и направилась в переулок. – Ладно, чем раньше вернемся назад с жертвами, тем быстрее сможем напиться в этой дерьмовой таверне. – Тебе нужна помощь? – спросил Мрачный. – Нет, это мое дело, – ответила она. – Если я собираюсь пройти через все это, то, по крайней мере, должна принести пса сама. – Она собирается напиться перед вызовом демонов? – В голосе Гын Джу прозвучало неодобрение. – У тебя хватит духу сделать это трезвым? – спросил Мрачный. – Сомневаюсь. Не хотелось бы хвалить Хортрэпа, но у него крепкий саам, и он щедро делится своими запасами. Всем известно, что немного подымить перед тем, как связаться с силами Изначальной Тьмы, – это значит проявить должное уважение к ним. – Всем известно, да? – Гын Джу снова высвободил руку из крепкой хватки Мрачного и забрал мешок с крысой. – По крайней мере, я могу нести ее. Шапку, которую попросила у тебя Пурна, подарила Чи Хён, да? – Да. – Увидев, как Пурна возвращается назад, прячась в тени домов, с чем-то большим, завернутым в синюю шерсть, он вздохнул с облегчением. – Похоже, все в порядке. – Я бы взялся выстирать ее для тебя, но у меня рука занята. – Гын Джу приподнял мешок с крысой. Мрачный хотел бы хладнокровно принять слова друга, отшутиться или, по крайней мере, не придать им значения, но это было так отвратительно, что он скривился, как от боли. Гын Джу в ответ лишь рассмеялся, и этот непривычный смех по такому жуткому поводу, в таком жутком месте, где они втроем готовились к такому жуткому действу, прозвучал еще диковинней, чем все разговоры о том, чем предстояло заняться нынешним вечером. – Эй, какого хрена вы здесь делаете? – прозвучало с верхнего этажа соседнего с лавкой дома. В комнате было темно, и они не разглядели даже силуэта, только черный прямоугольник окна на сером фоне стены. – Я видел, как вы шастали по деревне и повсюду совали нос. Вот, значит, кто таскает чужое добро, словно вам принадлежит все вокруг, надо только протянуть руку! – Мы не воры! – запротестовал Мрачный, но, видимо, слишком громко, судя по тому, как зашипела на него Пурна. – Говорят, вы крадете кошек! Наших кошек! Зачем вы пришли сюда? За моим несчастным псом? – Так это ваш пес, господин? – спросила Пурна. – Да, демоны тебя подери, мой! Верните его туда, где… – Пес умер! – В голосе Пурны слышалось нешуточное раздражение. – От голода, насколько я могу судить. Или от побоев. Я заберу беднягу и похороню в лесу. Попробуй еще что-нибудь вякнуть, я вернусь и сожгу, на хрен, дом. Вместе с тобой. Наступила тишина, а потом ставни с шумом затворились. – Если бы я знала наверняка, что он не врет и не мучается сейчас от боли в заднице, то обязательно подпалила бы эту помойку, – заявила Пурна и направилась к развалинам церкви, где ждали остальные. Больной пес тихонько подвывал у нее на руках и обессиленно вилял хвостом. Мрачный вместе с Гын Джу двинулся следом, и камень у него на сердце был куда тяжелей, чем мешок с крысой в руке. Черная Моль была отвратительной умирающей деревней посреди болотистого, полного опасностей леса. Ее населяли по большей части грубые охотники, неряшливые звероловы и совсем уж грязные углежоги. В ее защиту можно сказать лишь одно: здешний люд предпочитал свои обычаи учению Вороненой Цепи. Большой идол, что торчал на площади рядом с виселицей и доской объявлений, не напоминал ни Падшую Матерь, ни кого-либо еще из скучных святых. Этот парень имел восемь разных лиц, и каждая из пяти вытянутых рук держала ворох окровавленных шкур, над которыми жужжали мухи, а под тремя ногами лежали свежие болотные цветы и овощи. Церковь же цепистов стояла за околицей деревни, на небольшом холме среди зарослей ежевики и полуобвалившихся могильных камней. Дверей у этого небольшого строения не было вовсе, и, пока Мрачный в сумерках поднимался по склону, прорывавшийся изнутри свет напоминал ему о горящем черепе, который держала в руках королева Прекрасноликая, когда шла сквозь Ведьмин лес. Эта достойнейшая из предков Мрачного тоже повстречалась в лесу со злобными тварями, но одолела их, так что и у сегодняшней песни может быть столь же счастливый конец. Но стоило войти в поросший мхом дверной проем и увидеть приготовления, как бодрое настроение Мрачного мгновенно испарилось. В дальнем конце единственной комнаты красным песком был выложен круг, а в нем – пентаграмма. В ее центре на уродливом птичьем черепе стояла тонкая свеча, а по углам рассадили животных. Они выглядели очень несчастными, когда их поймали, но сейчас успокоились и завороженно смотрели на зеленое пламя свечи. Черную кошку Мрачный принес самой первой, а потом поймал для Хортрэпа еще одну, полосатую. Барсука добыла мать Мрачного. Сначала она пришла с худосочным опоссумом, но Хортрэп заявил, что больше не станет иметь дело с этими животными. Когда над его суеверностью начали смеяться, он пожал плечами и объяснил, что так следует из описания ритуала. – Наши охотники вернулись, – сказал Хортрэп, не поднимая головы и продолжая рыться в объемистом мешке. – Добродетельная мать Мрачного снова ушла, и, как только она вернется, мы начнем наш кошачий цирк. – А куда делись остальные? – спросил Гын Джу, обращаясь к Хортрэпу, но разглядывая необыкновенную картину в глубине церкви. – Что-то я нигде не заметил ни волчицы, ни повозки. – Они же еще не уехали? Нет? – В голосе Пурны слышалось отчаяние, ее лицо раскраснелось в долгом пути с псом на руках. – Куда мне его положить? Я хочу перехватить их, пока не поздно! – Они уже далеко, – усмехнулся чему-то своему Хортрэп и достал из мешка бронзовую пирамидку, а потом, взглянув на расстроенную Пурну, продолжил: – В таверне. Они думали, что встретятся с вами по дороге. Я так понимаю, вы еще даже не начинали своих долгих рыданий по поводу кратковременной разлуки? – Мама с ними? – спросил Мрачный. В его воображении сцена с сидящими за одним столом матерью и Дигглби с адской скоростью разворачивалась то в жуткую драку, то в мирную беседу, но в обоих случаях он должен быть рядом. – С ними. Положите куда-нибудь собаку и… Пошел вон! Дружелюбный тон Хортрэпа сменился рычанием. Мрачный проследил за взглядом колдуна и увидел Гын Джу, шагающего прямо по кромке песчаного круга. Непорочный покачнулся, и Хортрэп ткнул его пальцем в грудь: – Я велел тебе смотреть на свечу? Нет? Ну так и не смотри! – Я… что? – сонным голосом спросил Гын Джу, протер глаза и неуклюже шагнул в сторону разъяренного Хватальщика. – Ты не говорил, что нельзя. – Ты не говорил, что нельзя! – передразнил Хортрэп. – Послушайте, детки, до конца этой ночи вы не должны делать ничего, кроме того, что я прикажу. – Я отправляюсь в таверну выпить на посошок с Дигом и Неми, – объявила Пурна, опуская на пол пса, завернутого в накидку Мрачного. У того не хватило духу попросить свою одежду назад. – Хорошо, хорошо, но о чем я вам сейчас говорил? – спросил Хортрэп. – Точно не помню. Может, о том, что нам предстоит очень рискованное дело? Или о том, чтобы вы напились в стельку с моей неудавшейся ученицей и вашим трусливым товарищем? – Мы встретимся с пашой в конце пути, – сказал Гын Джу, выходя вслед за Пурной. – И это не обсуждается. – А-а, ну тогда извини-и-ите! – Лицо Хортрэпа, потянувшегося к мешку Гын Джу, перекосилось. – Твоя маленькая приятельница укусила меня. Не желаете поспорить, кто кого в итоге заразит? – Мы ненадолго, – пообещал Мрачный, остановившись на пороге. – Принести тебе что-нибудь из деревни? – Принеси… – Хортрэп вытащил извивающуюся крысу из мешка и осмотрел в свете свечи; грызун не упустил возможности вонзить зубы в его огромную лапу. – Принеси мне другого героя. А если не получится, то хотя бы сэндвич. – Заметано. И Мрачный поспешил по склону холма вдогонку за Пурной и Гын Джу. Далекие улицы Черной Моли тонули во тьме, как и окружающий лес. Однако, если вспомнить, дома было точно так же – никто не тратит драгоценную ворвань на освещение хижины, а тлеющий в очаге торф не дает столько света, чтобы было видно снаружи. Мама права, он превратился в иноземца, переняв чужие привычки, от самых обычных – например, не гасить лампу до полуночи – до совсем уже странных, вроде доставки еды из таверны пожирателю демонов. Он посмотрел на свое копье и прошептал: – Прости, дедушка, что я связался с ним. Знаю, ты бы не одобрил. Копье ничего не ответило, как бы Мрачный этого ни хотел… Глупая мысль, так случалось только в сагах, когда старый воин превращался в оружие. Но ведь еще до того, как Хортрэп объяснил, что Чи Хён приказала выковать наконечник из святой стали, оставшейся после изготовления ее клинка, Мрачный почувствовал присутствие старика в этом копье. Разве это глупо? Но уж безусловно глупо то, что скоро случится. Только мама немного оттаяла, как все снова пошло через задницу после долгого возвращения в Черную Моль. И теперь, этой самой ночью, Мрачный собирается вызвать демона и подчинить своей воле. Дед был бы ужасно разочарован. Но еще большей неожиданностью, чем отказ Дигглби участвовать в ритуале, стало спокойное согласие матери… Хотя, возможно, она увидела в этом определенную смелость, которую ее слабохарактерный сын все-таки перенял у Рогатых Волков, и потому сама уже не может отступить. Вот к чему в нынешние времена приводит обращение в веру цепистов – несгибаемая гордость заставляет тебя принимать участие даже в заведомо дурных ритуалах. Но что сделает мама, когда увидит своего брата? Теперь уже без всяких «если», поскольку Хортрэп нашел магический столб, прибившийся к берегу болота. Сам Мрачный в конце концов изменил мнение о дяде – по крайней мере, решил не обвинять его, не выслушав объяснений. Но хотя мама и пообещала отложить разборки с Марото и Мрачным до того времени, когда армии Джекс-Тота будут разбиты, что, если и после этого она не сменит гнев на милость и снова захочет выпустить сыну кишки? Тогда придется убить бешеную Волчицу. Нежданная, пугающая мысль. От нее сразу заболели раны, а сердце болело еще сильней, когда он смотрел на искривленную фигуру Гын Джу, шагающего вместе с Пурной по тропе, что вела от церкви к дороге. Убить Волчицу… Впрочем, глупо ставить фургон впереди другой волчицы – сначала нужно призвать демонов, пройти сквозь Изначальную Тьму прямо в Затонувшее королевство, спасти Марото, если он попал в плен, как опасался Хортрэп, и встретиться в Отеане с Чи Хён еще до того, как начнется настоящая война с Джекс-Тотом. Нет смысла волноваться из-за неприятностей, которых еще нет, когда сидишь возле своего сгоревшего дома. Парень из Кремнеземья, собравшийся срезать путь через Изначальную Тьму… где обитает Безликая Госпожа, если Мрачный верно догадался о месте ее проживания, хотя в Эмеритусе она не сообщила свой адрес, чтобы не пугать жалкого смертного. И без того тяжело было отделаться от ощущения, будто она наблюдает за ним прямо сейчас, под ясным ночным небом. Что же будет, когда Мрачный осмелится пройти по ее владениям? Есть только один способ узнать. Дед затупил свой острый язык, пытаясь вбить урок в голову Мрачного, но потом была встреча с Чи Хён и все остальное, что заставило его придерживаться этого правила. Иногда, демоны тебя подери, нужно просто сделать то, что ты должен, а не тешить себя надеждами, способными довести до могилы. В этот раз он не станет откладывать решение снова, и снова, и снова, как вышло с противостоянием Безликой Госпожи и Софии, как выходило еще много раз в его жизни, а сразу возьмет волка за рога. Где-то на другом краю Звезды Чи Хён ждет его, верит, что он придет и приведет с собой Гын Джу… и ни боги, ни демоны, ни монстры, ни смертные не остановят его. Но сначала будет теплый зимний вечер в деревенской таверне, в самой глуши Багряной империи, где никто, похоже, понятия не имеет о том, что мир в шаге от гибели. После всего, что с ними случилось, они имеют право напоследок посидеть в тишине. Ведь скоро станет очень-очень шумно. * * * Друзья и впрямь оказались в таверне, хотя Неми, должно быть, оставила рогатую волчицу где-то в лесу, чтобы не привлекать внимания. В смысле, еще большего внимания. По такому случаю Дигглби вырядился даже причудливей, чем обычно, что само по себе уже о многом говорит. Блестящий тюрбан отражал во все стороны свет камина, а черно-белая дашики[7] хорошо сочеталась с мертвецким гримом. Появиться в таком виде в любой деревенской таверне империи означало дать местным обитателям богатую пищу для разговоров на недели вперед. И это еще не считая девушки с лицом, унизанным кольцами, и с эффектной оперенной тростью в руке. Да и монах с драгоценными камнями вместо глаз диковато смотрелся в деревне, по неизвестной причине вернувшейся к поклонению языческому богу, чей идол красовался на площади. А в довершение всего – суровая физиономия крупной кремнеземки, с косами, выбивающимися из-под шлема с рогами… Вряд ли многие здесь знали, что такие косы и шлем бывают только у вышедшего на охоту Рогатого Волка, не заботящегося о том, откуда взялось мясо на обед, лишь бы оно было свежим. – Компашка – как в дурном сне, – сказала Пурна, когда они остановились на крыльце и по очереди заглянули через отверстие в промасленной бумаге, которой было затянуто окно. По какой-то причине она не решалась войти, возможно сожалея о тех словах, что сгоряча сказала паше, или о тех, что не сказала Неми. Однако несколько затяжек биди, выпрошенного этим вечером у Хортрэпа Мрачным, вернули ей бодрое настроение. – Поправьте меня, если когда-нибудь слышали о подобном: охотница из Кремнеземья, монах, имперский аристократ и ведьма решили посидеть в таверне. – Все может стать еще глупее, – сделав затяжку, добавил Гын Джу хриплым от дыма голосом, – когда к ним присоединятся дикорожденный жеребец, тапаи из Угракара и франтоватый поэт с Непорочных островов. – Жеребец? – попытался понять Мрачный сквозь туман в голове. – Я что, похож на лошадь? – Нет-нет, ты похож… – начал Гын Джу, но Пурна его перебила, что, кажется, вошло у нее в привычку.