Глава 36 Остановившись на сходнях, они смотрели на дерево, пытаясь осознать его невероятные размеры. Ничего не получалось. Рядом с ним Зимний дворец казался охотничьей избушкой, а стены Отеана – деревенскими заборами. Врата Врат внезапно закрылись, но одержимый демоном жрец, изрядно напугавший Софию разговорами о Той, Что Придет, оставил весомое подтверждение своим словам, и при взгляде на величественную рябину у Холодного Кобальта волосы встали дыбом. Конечно же, и сам жрец, и демон, поселившийся в нем, – безумцы, если не хуже того, и кто знает, насколько буквально следует понимать их слова… Но откуда бы ни росло это дерево и что бы ни означало – охренеть, какое оно огромное! Их высадка на берег из утробы левиафана привлекла немало зрителей. София ненавидела зевак, но если подумать, когда в последний раз ее забрасывали конфетти, а не чем-нибудь значительно более твердым? Протолкавшись наконец сквозь толпу, она поняла, что многие собрались здесь вовсе не затем, чтобы поприветствовать гостей, а чтобы взглянуть на вопиющее издевательство над законами природы, в чреве которого они приплыли. Многие, но не все. Не успели прибывшие отойти от толпы и на дюжину шагов, как группа непорочных в военной форме отвела Гын Джу в сторону, а когда Пурна и Лучшая возмутились, им объяснили, что его присутствие необходимо на государственной церемонии. Однако они еще долго не желали успокоиться. В конце концов, у них были свои планы: отыскать всех старых друзей и напиться вдрызг в честь окончания войны, и с этой замечательной идеей согласились даже София и Хортрэп. А еще не помешало бы помыться после очень-очень долгого заточения в живом корабле. Следующий, кто повстречался им на пристани, выглядел еще более сурово, чем непорочные, пришедшие за Гын Джу. Это была молодая, хрупкая женщина, носившая на лице металла больше, чем кузнец – в фартуке. Лучшая и Пурна наперегонки бросились к ней: одна – чтобы обнять, другая – чтобы расспросить. София и Хортрэп остановились на почтительном отдалении, поскольку было очевидно, что девушка принесла дурные новости. – Моя ученица Неми, – представил незнакомку Хортрэп, моргая, будто сова от солнечного света, а Мордолиз, стоявший между ними, зевнул и потянулся. – А, вторая ведьма, – кивнула София, у которой разболелась голова от блеска ступенчатых крыш. – Пурна тараторила о ней всю дорогу. Во имя шестерых демонов, которых я связала, как эта симпатичная девочка попала к такому гоблину, как ты, Хортрэп? – Я вырастил ее из яйца, веришь? Хортрэп театрально приподнял брови и зажег воняющую лавандной и прелой промежностью трубку, которую София запрещала ему курить в их прежнем тесном жилище. Хватальщик говорил с той убийственной серьезностью, что сопровождала все его шуточки, которыми София успела пресытиться в долгом путешествии. В перерывах между затяжками он произнес: – Это… действительно… интересная… история. – Оставь ее для следующего плавания. – София заметила, что Неми развернулась и пошла к выходу с пристани, а Пурна и Лучшая направились следом. – Эй, дамы, куда это вы? – А-а-а… Э-э-э… Пурна, похоже, увидела что-то крайне интересное у Мордолиза меж ушей. – Мой брат тяжело ранен, но он просил вас обоих не тревожить его, – заявила Лучшая, всегда готовая сказать правду, даже когда правда кажется обидной. – Что за бред? – проворчала София. – Если бы я теряла зуб каждый раз, когда Марото посылал меня далеко и надолго, сейчас бы сосала яйца, как… Она хотела сказать «как Хортрэпова мать», но осеклась, увидев, как чудаковатая ученица Хватальщика сверкнула на нее глазами. – Раны очень тяжелые, – повторила девушка. – И у его постели едва хватает места даже тем, кого он рад видеть. – Послушайте, я все улажу, – пообещала Пурна, похлопав одной ладонью по руке Софии, а другой – по руке Хортрэпа. Она помолчала, давая им возможность осознать, как редко кому-то удается подобное, и продолжила: – Скор на драку и скор на прощение – таков уж наш приятель. Дайте пять минут для приватного разговора с ним, и он сам попросит, чтобы вы пришли. – Ну конечно, – хмыкнул Хортрэп, но отпустил Пурну и Лучшую, не поднимая крика о том, что непременно должен стоять возле постели Марото. Интересные дела. Менее интересным, но куда более острым был вопрос: когда это София успела превратиться в багаж, который можно отодвинуть в сторону вместе с Хортрэпом? Тревожный звоночек, пусть даже и первый… Но с этим пока ничего нельзя было поделать, разве что постараться с пользой провести свободное время. – Ну что ж, старый ночной кошмар, как насчет того, чтобы наесться до отвала, напиться до блевоты, а потом накуриться и прийти в себя? В таком порядке, и я угощаю. – С удовольствием бы, но, похоже, я чем-то прогневил Вздор Сопящих Живцов, – вздохнул Хортрэп и указал трубкой на флагшток у края причала. Прислонившись к нему, стояла пожилая женщина, и, как только София прищурилась, чтобы ее рассмотреть, из-за флагштока выступила еще одна фигура в желтых одеждах, а за ней еще одна и еще… Их аж пять покинуло укрытие, узкое даже для одного. В дополнение к непорочновским нарядам они надели золотые маски и такого же цвета шляпы из конского волоса. У каждого был посох с резным изображением какого-нибудь животного – сразу вспомнился посох с совой, которым раньше владел Хортрэп. Хватальщик похлопал Софию по спине и, прежде чем прибавить шагу, сказал: – Постарайся не вляпаться в неприятности и помни: теперь тебя, как посланника страны монстров, уничтоживших половину этого города, ненавидят, как никогда раньше, в твоей богатой на ненависть жизни. До скорого! – До скорого! – попыталась София скопировать его беззаботный тон, но по фырканью Мордолиза поняла, что не произвела особого впечатления. – Привет, – произнесла женщина с внешностью жительницы империи в непорочновской одежде, когда София уже почти проскочила мимо нее, торопясь убраться с солнцепека. А вот Мордолиз остановился, требуя, чтобы его приласкали, и энергично махая хвостом. София едва не споткнулась об одолженный у нее же самой сапог. С этими седыми волосами женщина выглядела намного старше. – О, привет! Да, времени прошло не так уж и мало, а волосы, конечно же, обесцветились в путешествии через Врата, и все же София не могла поверить, что Индсорит выглядит настолько лучше, чем в их последнюю встречу, и что она дожидалась здесь Софию. – Ты уж не по мою ли душу явилась? – Кобальтовая София, Баньши-с-Башкой, – проговорила Индсорит, скрестив руки на груди. – Ну с чего ты взяла, что это совершенно невозможно? – Может, если пропустим по пинте, а лучше по дюжине, наши благородные умы разгадают эту загадку, – предложила София. – Что скажете на это, ваше величество? – На лице Индсорит мелькнула надменная усмешка. Но при этом милая. Вероятно, намного милей, чем та, с которой София отвесила поклон. – Это большая честь для меня, ваше величество. * * * Всего лишь пинта. Ну хорошо, всего лишь чаша рисовой настойки, но это не настолько важно. Важно, что все казалось будничным, несмотря на все причины, по которым такого не могло быть. Они сидели за лакированным столом, поглощали неприличное количество разнообразной еды, пили и болтали о всякой ерунде – так кумушки обмениваются накопившимися за недели сплетнями. И это было прекрасно. Никаких трагедий, хотя весь мир провалился бы в Изначальную Тьму, не одолей они кошмарного врага в той демонической битве. Никакой романтики, хотя Индсорит уже начала подозревать, что за флиртом Софии скрывается нечто большее, чем глупая привычка. Это было просто… прекрасно. София настояла на том, что сама закажет ужин, и это было так старомодно, что не раздражало, а, наоборот, умиляло, и следовало признать, что она разбиралась в непорочновской кухне. Эти сочные рыбные котлеты и осьминог в соусе чили казались едва ли не лучшим достижением рода человеческого. Час за часом, блюдо за блюдом. Они все говорили и говорили, но ни та ни другая свергнутая королева не заводила речь о том, что происходило с ними в Диадеме с того момента, как их разлучили в Высшем Доме Цепи, и до встречи у края Врат. Когда-нибудь они доберутся и до Народной Стаи, но нынешним вечером поминать ее не хотелось. Точно так же мысли Индсорит не возвращались к отцу с матерью; ее не посетили даже призраки братьев, как ни трудно в это поверить. Не было никаких гостей за их столом, и, когда дневной свет за растворенными окнами померк и зажглись лампы, они по-прежнему оставались парочкой чужестранок, веселившихся в непорочновской таверне. Они много смеялись. Смеялись над самыми тупыми шутками, как будто в свое время не обвиняли друг друга в самых глубоких, самых мучительных ранах. Как будто не стремились жестоко отомстить, не строили планы о том, как низвергнуть противницу в грязь и размазать подошвой, точно презренного червя. Они смеялись над тем, как София внезапно оказалась посланницей таинственной страны, в которой одиннадцать бессмертных человекоподобных существ управляют неисчислимым множеством разумных насекомых и удивительных монстров. Смеялись над новой стрижкой Индсорит, случайно совпавшей с непорочновской модой. Смеялись над идеей насчет повторного поединка, родившейся у Индсорит, и над результатом борьбы на руках, заменившей бой на мечах. Смеялись до тех пор, пока хозяин таверны вежливо не попросил их вести себя потише. Они смеялись над добродушным демоном Софии, вилявшим хвостом под столом, когда Индсорит бросала ему кусочки печеной свиной грудинки. А потом смеялись над тем, что они смеются. А когда все кончилось, София оплатила счет. И в этом не было ни хрена плохого. Глава 37 Неми предупредила Пурну, что он совсем плох, и повторила не меньше дюжины раз по дороге к его комнате в Зимнем дворце, так что Пурна была готова увидеть его полуживым. Даже умирающим, поскольку она всякого навидалась и могла бы понять даже то, о чем Неми умолчала. Но вот к чему она не была готова, так это увидеть Марото настолько постаревшим. Когда за ее спиной задвинулась ширма, а Лучшая любезно осталась ждать вместе с Неми снаружи, к горлу подступил комок. Конечно, отчасти в этом была виновата каменная непорочновская кровать, лежа на которой каждый был бы похож на древнего тотанского жреца. Но не только кровать, даже не наполовину. Хуже всего выглядели некогда темные волосы – гордая стрижка ежиком исчезла, сменившись длинными седыми лохмами, вдобавок еще и жидкими, поскольку местами кожа была содрана. Казалось, линия волос отступила назад, зато, как у нищего, отросла неопрятная борода, а закрывавшая пол-лица темная повязка казалась чем-то средним между этими гадкими крайностями. Пепельно-серая кожа и множество новых морщин тоже не красили Негодяя. Старый сукин сын выглядел так, будто его засолили в бочке с огурцами, а потом бросили выцветать на ярком солнце. – Да, я тоже пла?чу, – сказал он, усаживаясь на подушках. – Просто тебе этого не видно, потому что я оставил глаз на другом конце Отеана. Тут-то Пурну и прорвало, поскольку, как бы он ни изменился, как бы ни ослаб, голос остался прежним. И она кинулась к Марото так стремительно, что ее слезы, должно быть, забрызгали закрывавшие окна ширмы. Неми просила не обнимать его слишком крепко и вообще по возможности не прикасаться, но Марото не обязан был соблюдать эти дурацкие правила. Он усадил Пурну рядом на кровать и прижал с такой силой, что едва не сломал что-то у нее внутри, а вовсе не у себя. Так они и сидели очень-очень долго, не говоря друг другу ни слова. Не в силах ничего сказать. И не нуждаясь в этом. Когда же наконец он отпустил Пурну, та решила, что глаза Марото поменялись местами, потому что оставшийся глаз покраснел и сочился кровью, пропитавшей половину ее волос. Она посмотрела на измученное, изуродованное лицо, взяла трясущуюся огрубевшую руку в свою… и они засмеялись над собственными слезами, как способны только лучшие друзья. – Я догадывался, что неважно выгляжу… – удалось наконец выговорить Марото, и оба снова прыснули от смеха. Так уж повелось испокон веков, что одни глупые шутки порождают другие, еще более глупые, и чем дальше, тем глупее, поскольку каждому известно, что только смех способен отогнать Черную Старуху, когда она приходит за тобой. Рогатые Волки относились к таким вещам слишком серьезно с самого начала. – Вот дерьмо! – Пурна тут же приглушила голос и наклонилась ближе. – Между прочим, там, снаружи, твоя сестра. Хочет увидеться с тобой. – Правда? – Марото закатил единственный глаз. – В самом деле дерьмо. Решила добить меня? – Ты должен с ней поговорить, приятель. Она же тебе родня… А еще она крутая. – У тебя всегда было туго с чувством юмора. Мы оба знаем, что из всей моей родни крут только я. – Ну, Мрачный тоже неплох… – начала Пурна и осеклась, сообразив, что получила от Неми только обглоданную косточку. – Вы ведь с ним помирились? Мы не виделись с самого леса Призраков, но Неми сказала, что он часто навещает тебя, вот я и подумала, что вы… – О да, мы помирились. – Марото улыбнулся скорее собственным мыслям. – И да, он мотается туда-сюда как сумасшедший. Ты не поверишь, он говорит, что сделал мне и своей подружке одинаковые повязки. Так что мы многое с ним наверстали, и он действительно неплох… Но неплох – это не совсем то же, что крут. – Пожалуй что так, – согласилась Пурна. – Надеюсь, ты не рассердишься за то, что я приняла его в Бездельники, пока мы вместе разыскивали тебя. Не сомневайся, он это заслужил. – Вот дерьмо-о-о! – Марото попытался сесть и закашлялся. Потом справился с приступом с помощью ячменного чая и продолжил: – Мои засранцы. Бездельники Марото. Тебе рассказали, кто еще вернулся вместе с Чи Хён? – Во-первых, единственный настоящий засранец среди нас – это ты, а во-вторых, я только что вылезла из вонючей утробы живого корабля-монстра, так что никто не успел мне ничего сообщить, кроме того, что я должна увидеться с тобой как можно скорее, потому что ты можешь загнуться в любую минуту. – Пурна проглотила комок в горле. – Но ведь это неправда? Неми поставит на ноги кого угодно… – Ты будешь о-о-очень удивлена, когда узнаешь, кто еще среди нас засранец, – ответил он, покачав бровью. Этот столь же мучительный, сколь и фальшивый мимический жест не предвещал ничего хорошего, но Марото продолжил, пытаясь сменить тему разговора, как поступал всегда, когда не устраивал Театр Суровой Правды: – Что касается другого вопроса, то, раз уж никто не проболтался тебе о сюрпризе, который приготовила Чи Хён, я тоже ничего не скажу. Тебя ждет адское потрясение… – Расскажи! – взмолилась Пурна, не в силах больше подыгрывать. – Расскажи, Марото, я смогу это выдержать. Он вздохнул и посмотрел на свои руки. Они были такими слабыми. Затем взглянул на Пурну и сказал: