— Без второго номера? — спросил Пустынник. — Один работаю. Сами видите, людей тут немного. — Как меня пропустил? — Туман, — ответил Альпиец. — В метрах пятистах отсюда как будто дымовая завеса. Не будь её, вряд ли командир гонял бы по обходам Сулайманова. — Он нехотя подавил зевок. — Ладно, моя смена окончена. Спокойной ночи, командир. Вам тоже, товарищ эмиссар. Андрианов взглянул вслед спускающемуся снайперу и лишь хмыкнул в знак недовольства. — Боец отличный, вот только клал он на все приличия. — Не в них счастье. Без стрелка ночью оставаться не боитесь? — В темноте от наблюдателя пользы немного. Если кто подойдёт, напорется на минное поле. Тебе очень повезло потерять сознание вдалеке от форпоста. Имел все шансы подорваться. Егор, что со связью? — Одну минуту, товарищ капитан! Огромный блок радиоаппаратуры стоял на противоположной стороне от позиции Альпийца, у стены. Станцию также обложили мешками с песком; антенна высилась к пустым окошкам. Здесь, в десятке метров над землей, она прекрасно ловила и передавала сигнал, связывая пограничников с Генштабом, до которого не добраться и за сутки езды. Егор возился с переключателями, настраивался на частоту. Треск и шорохи в динамике прорезал мужской голос: — Майор Стеценко, приём. — Товарищ майор, докладывает южный форпост, — затараторил связист. — Никаких отклонений на границе не выявлено; сектор чист, приём. — Примите вводные: ваше дежурство продлевается на сутки. Прислать дозорную смену не представляется возможным. — Как так? — возмутился Андрианов. — Спроси, в чём дело. Однако майор Стеценко опередил капитана: — Ввиду обострения ситуации в Пепелище вынуждены задействовать все имеющиеся ресурсы, — и, отбросив формальный тон, добавил: — Мужики, потерпите там. Раз чисто, то лишние сутки ничего не стоят. Что с так называемым эмиссаром? Егор оглянулся на разведчика и командира. Последний кивнул, и связист передал микрофон. — Эмиссар Пустынник, приём. Код идентификации: Варвара Петрашевская. Повторяю: Варвара Петрашевская. — Всё верно, — раздалось по ту сторону. — Майор Стеценко; рад знакомству с легендой. Имею указания получить устный отчёт о последней операции. Подтвердите выполнение. Пустынник со вздохом посмотрел на стоящих за спиной Никиту и Егора, но недовольства не выказал. По правде, им не стоило знать того, что он скажет, но выгнать спасителей эмиссар не имел права. — Подтверждаю. Председатель ликвидирован. — Кто истребитель? — Я. В сопровождении эмиссаров Лунатика и Самурая. — Их статус? — Мертвы. Эфир на несколько секунд замолк, но вскоре майор сухо продолжил: — Вам надлежит явиться в Управление. Оставайтесь с дозорными до сдачи форпоста новой смене. — Вас понял. У меня вопрос. — Да? — Когда вспыхнул юг, почему бездействовали? Где были войска? На обратном конце снова замолчали. Треск рации был ответом вернувшемуся с того света сыну отчизны. Наконец выдавили жалкое: — Полгода прошло. Какая теперь разница? Конец связи. Вниз спускались в молчании. Егора оставили наблюдателем на колокольне; командир обещал сменить через два часа. Насреддин стоял у окна-амбразуры, курил самокрутку. Андрианов шёл мрачнее тьмы в коридорных проёмах. — Я всегда думал, председателя завалили свои, душманы. — Просто Управление решилось первым. Нам приказали, мы исполнили. — Сам стрелял? — Да. — Неблагородное занятие. — Такие нынче представления о службе Родине. — Пустынник остановился, внимательно посмотрел в сощуренные глаза Никиты. — Послушай, командир: судьбу юга решили задолго до живущих там людей. У Бравой Вольности свои эмиссары. Вся херня в том, что УВП вовремя не отреагировало. Были намёки, первые подозрения, но мы надеялись на лучшее и ждали. Наблюдали. Столько воды утекло; мы и самих себя потеряли, не то, что кого-то другого. — Что за Варвара Петрашевская? — Всего лишь код идентификации. Забудь. — Так точно. Разведчик отвернулся, будто не заметив надменного тона капитана, медленно прошагал до ведущего к кельям коридора. Напоследок бросил: — Настанет очередь дежурить — разбудите. — Спи уже, — недовольно бросил Андрианов. — Это ты у нас герой войны. Осветив коридор огоньком зажигалки из подсумка, Пустынник вернулся в комнатку, сел на деревянное ложе и прислонился к стене. Спать не хотелось, но на душе сделалось прескверно. Палец соскочил с зажигалки, и та угасла, погрузив келью и жильца-эмиссара в чернь покинутого богом монастыря. Темнота взяла своё. Когда Пустынник разлепил глаза, первые солнечные лучи пробивались в мутное стекло окошка. Утренняя синева медленно отгоняла мрак. Ныли затылок и шея — последствия неудобного сна. Подавив зевок, мужчина подался вперёд, упёрся локтями в колени, склонил голову. Оставалось провести ещё сутки на форпосте, а отношения с командиром грозили обостриться. Никита Андрианов был солдатом чести: наглотавшись несправедливости, он стремился противопоставить себя миру; служить, как подобает настоящему офицеру. Того же требовал и от подчинённых. Само существование эмиссаров с их извечными провокациями ставило под сомнение жизненные взгляды капитана. Пустынник знал: ради процветания всей системы кто-то должен выполнять теневую работу. Только как объяснить это человеку, для которого война ограничивалась фронтом и иногда флангами? В коридоре раздались быстрые шаги: не тяжёлые командирские, но лёгкие, будто трусцой. Егор, догадался Пустынник. — Извините! — пролепетал связист, жадно глотая воздух. — Вам надо это увидеть! Через пару минут разведчик преодолел последнюю крутую ступень на вершину колокольни. Утренняя свежесть циклоном прошлась по лёгким; вокруг переливалась всё та же синева, хотя и её медленно отгоняли золотистые лучи рассвета. Альпиец уже улёгся вдоль позиции и напряжённо глядел в оптический прицел. Дуло крупнокалиберной винтовки медленно двигалось из стороны в сторону, будто выбирало мишень в тире. Здесь же, укрывшись за мешками с песком, находился и Андрианов. — Не маячь! — прошипел он, наблюдая в бинокль, и махнул свободной рукой к полу. Пустынник послушал командира, пристроился рядом. Горизонт застилала непроходимая стена тумана. Понимая, к чему сводилась внезапная тревога, разведчик внимательно вглядывался в грязную пелену войны, пока, наконец, не заметил. Мимолётный луч упал на нужную точку в нескольких сотнях метров, и туман прорезало неуловимым бликом. Почти неуловимым. — Видел? — тихо спросил Никита. — Что думаешь? — В штаб доложили? — Есть канал! — донёсся позади крик Егора. Командир, не поднимая головы, добрался до противоположной стены и принял микрофон. — На связи капитан Андрианов! — Майор Стеценко. Причина внеочередного вызова? — пробился сквозь шорохи недовольный тон. — Докладываю: с южной стороны замечена неизвестная оптика. Возможно, вражеский снайпер. Запрашиваю поддержку на форпост. — Возможно? Подтверждения есть? — Никак нет. — Отклоняю запрос, — будто лезвием гильотины отрезал майор. — Требую доказательств. Конец связи. — Ублюдок! — крикнул Андрианов, швырнув микрофон на каменный пол. — Альпиец, продолжай наблюдение! Егор, делай, что хочешь, но пробейся в эфир, — и, остановив взгляд на Пустыннике, добавил: — Пошли. Они спустились в молельный зал, где Сулайманов, засев за стеной под окном, пристроил автомат между прутьями-арматурами. — Что думаешь? — озадаченно спросил командир. Приклад «калаша» чуть упирался в плечо; ладонь легла под подствольный гранатомёт. — Ты был там. Чего нам ждать? Пустынник коротко выдохнул, изъял из кобуры «Гюрзу». Осмотрев, вернул в чехол. Привычка хвататься за личное оружие выработалась на юге, в десятках километров по ту сторону тумана. В Эмирате любая тревога грозила смертью, а всякое предчувствие оборачивалось реальными проблемами. — В оружейке видел «Печенег», — припомнил эмиссар. — Доставайте. И автомат мне выдайте. — Насреддин, слышал? Быстрее! Солдат снялся с позиции и побежал к коридору со складскими помещениями. Никита тем временем подошёл к окну, устремив встревоженный взор к горизонту. Монастырь находился на небольшом возвышении, и отчасти это давало защитникам преимущество.