Маклахен за подбородок поднял склонённую чуть не к коленям голову Ллойда, долгим взглядом заглянул ему в глаза. — Ох, горе ты моё!.. — вздохнул он. — Боюсь я за тебя, боюсь, что обойдут тебя… Но тут уж я ничего сделать не могу… Помогай тебе бог!.. Про деньги только молчи, заклинаю! — Я… Я понял, да. Про деньги нужно молчать. Я буду молчать. И есть буду мало. Я не хочу есть. — Ох, горе моё!.. Не знаю даже. Ты один тут на человека похож, остальные — вши. — Беатрис — не вошь! — возразил Ллойд, на всякий случай снова втягивая голову в плечи. — И Гленда… И… — Заткнись! — оборвал Маклахен. И спохватился: — Не бойся, не бойся, сынок. Ты только сделай, как я говорю. Очень тебя прошу. Хлопнула дверь. В полумрак гостиной ступила Беатрис. Присмотревшись, она заметила сидящих в углу. — Маклахен! — сердито произнесла она. — Вы опять? — Нет, он — снова, — оживился, Ллойд, услышав её любимый, успокаивающий, умиротворяющий голос. — Прекрати, милый! — строго сказала Беатрис. — Стань уже, наконец, взрослым человеком. Она всё чаще и чаще разговаривает с Ллойдом таким тоном, надо заметить. Но он, кажется, ничем не заслужил такого с собой обращения. — Вот видишь, — многозначительно подмигнул Маклахен. — Не забудь, не забудь, что я тебе говорил! Он поднялся и, бросив недовольный взгляд на Беатрис, пошёл к двери. — Какой он всё же… ужасный человек! — сказала Беатрис, когда хозяин скрылся за дверью и шаги его стихли в коридоре. Она подошла к Ллойду, присела рядом с ним, обняла за плечи. Ллойду стало тепло, но душе было зябко. После разговора с хозяином, после окрика Беатрис душе было неуютно. — Может быть, хозяин лучше, чем кажется, — пожал он плечами. — Ты не думала об этом? — Хотелось бы верить, — Беатрис удивлённо и задумчиво заглянула ему в лицо. - А что ему опять нужно было? Он не кричал на тебя? — Кричал, — содрогнулся Ллойд. — Но… но я тоже не стал молчать. Я сказал ему кое-что… Ты же видела, как он сразу присмирел. — Правда?.. А что он просил тебя не забыть? — Что просил?.. Это он… он угрожал мне. — Мерзавец! Я же говорю, что это ужасный человек. — Да кто бы спорил. Иногда он просто ужасен. Он отвёл глаза под внимательным взглядом Беатрис. Чувствуя себя неуютно, поднялся, подошёл к радио. Включил. Радио не издало ни звука, кроме шипения и хрипов. — Что-то с радио, — пробормотал Ллойд. — Сломалось, может быть. — Я думаю, радиостанция разрушена. — Да?.. — он пожал плечами, не зная, что делать и говорить дальше и как избавиться от Беатрис. Толстый пакет за пазухой мешал, а кроме того, наверняка торчал и мог привлечь ненужное внимание возлюбленной и вызвать лишние вопросы, на которые ему пришлось бы врать. Врать не хотелось. — Что ж, — произнёс он, растерянно оглядываясь. — Пойду к себе. — Ты не поцелуешь меня? — загадочно улыбнулась Беатрис. — Да, — кивнул он, осторожно ощупывая и поправляя свёрток. — Да? — подняла брови Беатрис. — Конечно поцелую, — Ллойд неуверенно приблизился к ней. — Властно и жадно, да? — Ну-у… Да, — Беатрис улыбнулась. В лице её опять промелькнуло то выражение, которое так взволновало его перед салютом. Он обратился к ней недолгим поцелуем и не почувствовал ничего, потому что думал о своём. Оторвавшись от Беатрис, ощупал свёрток — не высунулся ли тот наружу. — У тебя что-то болит, милый? — нежно и встревоженно спросила она. — Нет, с чего ты взяла? У меня не болит что-то. Вот голова, разве, побаливает немного. — Ты всё время трогаешь грудь. — А, это… Просто сердце так колотится от счастья… Я люблю тебя. — И я очень люблю тебя, милый! — она обняла его за шею, прижалась. — Тогда я пошёл? — Ну, если тебе скучно со мной, — улыбнулась она. — Да нет же! — постарался он сдержать досаду. — Мне совсем не скучно с тобой, Беатрис. Просто… Просто я хочу прилечь. Голова побаливает. И слабость такая. Во всём теле. — Слабость? — на на шутку встревожилась Беатрис. — Это от недоедания. Как у Липси, наверное. Конечно, ты иди, милый, иди приляг. Я постараюсь сегодня приготовить немного побольше проса. — Замечательно! Тогда я пошёл? — Люблю тебя. — И я тебя. Нет, хозяин наверняка ошибается. Беатрис хорошая. И она на самом деле, взаправду, любит его. Но деньги пока нужно спрятать и никому о них не говорить. Даже ей. Так сказал хозяин. И это правильно. Маклахен много пожил, хорошо изучил людей, он опытен и несомненно желает Ллойду добра. Иначе зачем бы он сделал его своим наследником. Как всё это неожиданно! Как сильно порой ошибаешься в людях… 25. День двадцать первый. Шон Деллахи Всегда бей первым. Это правило он усвоил хорошо ещё в детстве; вызубрил его гораздо лучше, чем правила валлийского, за которые до самого окончания школы хороших отметок не получал. Но в этот раз он не собирался бить первым. Он сидел в засаде, играл жертву, стал приманкой. Когда Маклахен засопел и сделал какое-то движение в его сторону, Деллахи резко обернулся, а рука его метнулась к карману и выдернула «Таурус». Маклахен остановился оторопело замер, увидев короткий ствол словно игрушечного пистолета, чей чёрный глаз задумчиво-вопросительно уставился ему в лицо. В руках хозяина ничего не было — ни багра, ни весла. Или он не собирался нападать, или рассчитывал уложить Деллахи ударом своего массивного кулака — Это что? — спросил он, криво усмехнувшись. — П-пистолет, — коротко пояснил Деллахи. — Заряжен? — Д-дэ-э-двенадцать п-патронов. — Много. — Угу. — Я знал, что у тебя должно быть оружие. — Я знал, что т-ты захочешь н-не дать м-мне у-уйти отсюда, — усмехнулся Деллахи. — Уходи, — равнодушно пожал плечами Маклахен. — Если вы все уйдёте отсюда, я только порадуюсь. — Н-не думаю, — покачал головой Деллахи. — Т-ты же сдохнешь с тэ-э-тоски. К-кого ты будешь унижать? Себя? — Ты считаешь меня дрянью? — хозяин заглянул в глаза. Взгляд был необычно робким, словно Маклахен подглядывал из-за угла за кем-то страшным. Он сейчас и разговаривал совершенно спокойно и даже как-то задумчиво — совсем не так, как обычно. Повлияла ли на него неожиданная готовность Деллахи, или он играл? Хотя, вряд ли этот монстр способен на лукавство и игру. Он мразь, но прямолинеен и не скрывает своей подлой натуры. Да он о ней просто не догадывается, чего уж там! — Т-ты и есть д-дэ-э-дрянь, — ответил Деллахи. — Угу… Дрянь, значит… — Угу. — А ты — святой. А те пятнадцать, или сколько их там, человек, которых ты отправил на тот свет, тоже так считают, а? — П-пятнадцать? Т-ты слишком плохо обо мне д-дэ-э-думаешь. Их было г-гэ-э-гораздо больше. П-пара сотен. К-кэ-э-как минимум.