Став Джоном, она прежде всего полезла на крышу сарая. Для этого надо было сперва забраться на забор сада, а оттуда можно было на животе переползти на крышу. Пеппи, Томми и Анника столько раз это проделывали, что для них это не составляло никакого труда, но для других ребят это показалось очень трудным. Зато матросы с «Попрыгуньи», привыкшие лазить на мачты, с лёгкостью справились с этой задачей. А вот капитан их был настолько толст, что для него это было делом нелёгким. А кроме того, мочало набедренной повязки за всё цеплялось. Всё же он забрался на крышу сарая, но, правда, долго после этого не мог отдышаться. – Эту набедренную повязку я окончательно загубил, – сказал мрачно капитан Длинныйчулок. С крыши сарая Пеппи спрыгнула на землю. Многие ребята, особенно те, кто был поменьше, конечно, не решились этого сделать, но Фридольф помог им спуститься – он был очень добрый. Потом Пеппи шесть раз перекувырнулась на траве, и все принялись кувыркаться, но капитан сказал: – Тебе придётся, дочка, подтолкнуть меня сзади, иначе мне не перекувырнуться. Так Пеппи и сделала. Но она не рассчитала своих сил и так толкнула своего папу, что он покатился кубарем и никак не мог остановиться: вместо шести раз он перекувырнулся четырнадцать раз! Затем Пеппи помчалась к дому, взлетела по ступенькам на террасу, тут же вылезла назад через окно, затем на животе проползла к стремянке, которая была прислонена к стене. По стремянке она ловко взобралась на крышу, пробежала по её гребешку, спрыгнула на трубу, поджала ногу и закукарекала как заправский петух, а потом перепрыгнула на дерево, которое росло перед домом, опустилась по стволу на землю, побежала в дровяной сарай, схватила топор, вырубила в стене доску, пролезла сквозь эту узкую щель в сад, вскочила на забор, с трудом удерживая равновесие, прошла по нему метров пятьдесят, взобралась на дуб и на самой его верхушке уселась отдыхать. На дороге перед домиком Пеппи собралась большая толпа любопытных. Эти люди потом всем рассказывали, что видели негритянского короля, который, стоя на одной ноге на трубе, громко кричал «кукареку», но им, конечно, никто не поверил. Когда капитан Длинныйчулок пролезал в щель в стене сарая, случилось то, что не могло не случиться: он застрял и не мог двинуться ни вперёд, ни назад. Все дети бросили игру и собрались у сарая, чтобы поглядеть, как Фридольф вытаскивает капитана из стены. – Жалко, это была очень весёлая игра, – с довольным видом сказал капитан, когда ему наконец удалось высвободиться. – А чем мы теперь займёмся? – А ну, капитан, – сказал Фридольф, – померьтесь силой с Пеппи, нам так хотелось бы на это поглядеть. – Отличная мысль! – воскликнул капитан. – Но вот беда – моя дочь становится сильнее меня. Томми стоял возле Пеппи. – Пеппи, – шепнул он, – когда ты была Джоном, я очень боялся, что ты полезешь в дупло нашего дуба. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал про наш тайник, даже если никогда больше не придётся туда лазать. – Нет, что ты, это будет наш секрет! – успокоила его Пеппи. Отец Пеппи взял железный лом и согнул его пополам, словно он был из воска. Пеппи взяла другой лом и проделала то же самое. – Такими вещами, папа, я забавлялась, когда лежала ещё в колыбели, – сказала она, – чтобы хоть как-нибудь скоротать время. Тогда капитан снял с петель кухонную дверь и положил её на землю. Фридольф и семь других матросов встали на дверь, а капитан поднял её и десять раз пронёс вокруг лужайки. Тем временем уже совсем стемнело, и Пеппи зажгла несколько факелов – волшебным дрожащим светом озарили они всё вокруг. – Теперь я! – крикнула Пеппи, когда отец опустил дверь с матросами на землю. Пеппи поставила на дверь лошадь, усадила Фридольфа и ещё трёх матросов, они взяли к себе на колени по двое детей каждый, причём Фридольф выбрал Томми и Аннику. Когда все заняли свои места, Пеппи легко подняла дверь и пробежала с ней вокруг лужайки двадцать пять раз. Это зрелище при свете факелов было совершенно необычайным. – Да, дочь моя, – сказал капитан, – ты действительно сильнее меня. Все сели на лужайку, Фридольф заиграл на гармони, а матросы стали петь свои прекрасные песни. Потом дети танцевали под музыку, и Пеппи, схватив два факела, танцевала азартнее всех. Праздник кончился фейерверком. Пеппи стреляла из ракетницы, по небу рассыпались огни, и получались удивительные фигуры всех цветов радуги. Гремели выстрелы ракетницы, трещали разрывающиеся ракеты. Анника сидела на террасе и глядела на небо, озарённое пёстрыми вспышками – это было очень интересно и красиво. Роз она в темноте различить не могла, но ночной воздух был насыщен их благоуханием. Всё было очень хорошо, даже просто волшебно, если бы… если бы не… Аннике казалось, что какая-то ледяная рука схватила её за сердце. Что будет завтра? И все каникулы? И вообще всегда? В вилле «Курица» больше не будет Пеппи, и Господина Нильсона тоже не будет, и на террасе не будет стоять лошадь. Они не будут ездить верхом, не будут ходить с Пеппи на экскурсии, не будут вместе проводить вечера на кухне, не будут лазить на дуб, на котором растут бутылки лимонада. Впрочем, дуб, конечно, останется, но Анника смутно понимала, что с отъездом Пеппи там перестанут расти бутылки лимонада. Что они с Томми будут завтра делать? Играть в крокет? Каждый день играть в крокет? Анника горько вздохнула. Пир был окончен. Все дети, поблагодарив хозяйку, попрощались и разошлись. Капитан Длинныйчулок отправился со своими матросами на «Попрыгунью». Он считал, что и Пеппи должна пойти с ним. Но Пеппи сказала, что хочет провести эту последнюю ночь в своём домике. – Завтра ровно в десять утра мы поднимем якорь, смотри не опаздывай! – крикнул капитан уже с дороги. И вот Пеппи, Томми и Анника остались одни. Они сели на ступеньки террасы и долго молчали. – Вы можете приходить сюда и играть здесь, – прервала наконец молчание Пеппи. – Я повешу ключ на гвоздь за дверью. Вы можете брать всё, что лежит в ящиках моего секретера. И я поставлю стремянку к дубу, чтобы вы могли и без меня на него взбираться. Боюсь, правда, что бутылки лимонада на нём расти не будут – год выдался неурожайный. – Нет, Пеппи, – серьёзно сказал Томми, – мы никогда больше сюда не придём. – Никогда, никогда, – подхватила Анника и подумала, как тяжело ей будет проходить мимо домика Пеппи. Вилла «Курица» без Пеппи – это и представить себе было невозможно, и снова Анника почувствовала, что её сердце сжимает холодная рука. Как Пеппи отправляется в плавание Пеппи тщательно заперла дверь своего домика, а ключ, как обещала, повесила на гвоздь за дверью. Потом она снесла с террасы лошадь – в последний раз сносила она её с террасы! Господин Нильсон уже сидел на её плече, и вид был у него растерянный. Он прекрасно понимал, что происходит что-то серьёзное. – Пожалуй, всё готово, больше делать нечего, – сказала Пеппи. Томми и Анника кивнули. И в самом деле, всё было готово. – Ещё много времени, – сказала Пеппи, – пойдёмте пешком, чтобы не приходить слишком рано. Томми и Анника снова молча кивнули, и все они двинулись в город. В порт. Туда, где стояла «Попрыгунья». Лошадь трусила рядом с ними. Пеппи бросила прощальный взгляд на виллу «Курица». – Милая развалюха, – сказала она, – блох в ней нет, и вообще жить там было прекрасно. Не знаю, смогу ли я это сказать о негритянской хижине, где мне теперь придётся поселиться. Томми и Анника по-прежнему молчали. – Если в моей хижине будет много блох, – продолжала Пеппи, – то я начну их дрессировать. Я помещу их в коробку из-под папирос, а по вечерам буду с ними играть в «Последняя пара, беги». Может быть, мне даже удастся повязать им на лапки бантики. А двух самых верных и милых блох я назову «Томми» и «Анника». И они будут спать со мной в постели. Но и после этого рассказа Томми и Анника продолжали молчать. – Что это на вас нашло? – рассердилась Пеппи. – Имейте в виду, что молчать так долго просто опасно. Если язык не двигается, он быстро вянет. В Калькутте я встретила однажды одного кафельщика, он всё молчал и молчал. И вот с ним случилось то, чего не могло не случиться. Как-то раз он должен был мне сказать: «Прощай, милая Пеппи, счастливого тебе пути, благодарю тебя за время, которое мы провели вместе!» А теперь угадайте, что случилось? Он попытался выговорить эту фразу, но не смог, лицо его исказилось в страшной гримасе, потому что все косточки челюсти заржавели, и мне пришлось смазать его машинным маслом. И тогда рот его открылся и он с трудом пролепетал: «У бу у му». Я поглядела ему в рот, и знаете, что я увидела? Язык, похожий на увядший лист! И до самой смерти он, бедняга, не смог произнести ничего, кроме «У бу у му». Будет очень печально, если с вами случится то же самое. Попробуйте, пока не поздно, быть может, вам ещё удастся выговорить: «Счастливого пути, милая Пеппи, спасибо за то время, которое мы провели вместе!» Ну, попробуйте! – Счастливого пути, милая Пеппи, спасибо за то время, которое мы провели вместе, – печально сказали Томми и Анника. – Какое счастье, прямо гора с плеч свалилась, – воскликнула Пеппи, – вы меня так испугали! Если бы у вас получилось «У бу у му», я бы просто не знала, что делать. Тем временем они добрались до порта. «Попрыгунья» стояла на якоре. Капитан Длинныйчулок отдавал с мостика последние приказания. Матросы так и сновали взад-вперёд по палубе. На причале собрались почти все жители этого маленького городка, чтобы попрощаться с Пеппи. И вот появилась она сама в сопровождении Томми, Анники, лошади и Господина Нильсона. – Идёт Пеппи Длинныйчулок! Пропустите Пеппи! – раздавались голоса в толпе, и все расступались, чтобы пропустить Пеппи. Пеппи раскланивалась и кивала. Потом она взяла на руки лошадь и понесла её по сходням. Несчастное животное недоверчиво озиралось по сторонам, потому что ему уже давно не приходилось ступать на палубу корабля. – Ну вот и ты, моё дорогое дитя! – воскликнул капитан Длинныйчулок и перестал на мгновение выкрикивать команды, чтобы обнять Пеппи. Он прижал дочку к груди, и они стали похлопывать друг друга по спине так, что кости затрещали. Всё утро Анника ходила с каким-то комком в горле. А когда она увидела, как Пеппи понесла на «Попрыгунью» лошадь, комок разошёлся, и она заплакала, уткнувшись в старый ящик, который стоял на причале. Сперва она плакала тихо, но постепенно её плач перешёл в громкие всхлипывания. – Не реви! – раздражённо сказал Томми. – Стыдно перед людьми. Но от этих слов Анника заревела пуще прежнего. Она плакала так сильно, что стала даже икать. Томми в сердцах пнул ногой камень, он покатился по причалу в воду. Собственно говоря, ему очень хотелось бросить этот камень в «Попрыгунью». Эта отвратительная шхуна увозит Пеппи! Честно говоря, если бы не люди вокруг, Томми тоже, наверное, заревел бы, но он не мог себе этого позволить. Поэтому он и пнул камень. Пеппи сбежала со сходен и подошла к Томми и Аннике. Она взяла их за руки и сказала: – Осталось десять минут. Анника, услышав это, ещё крепче прижалась к ящику и ревела так, что, глядя на неё, сердце разрывалось. Томми не нашёл больше камня, чтобы пнуть его ногой, поэтому ему не оставалось ничего другого, как покрепче стиснуть зубы. Вид у него был весьма мрачный. Пеппи окружили ребята – все дети этого города пришли её провожать. Они захватили с собой дудки и играли теперь прощальный марш. Однако звучал он не весело, а очень-очень печально. Анника так рыдала, что едва стояла на ногах. Тут Томми вспомнил, что он сочинил стихи в честь Пеппи. Он вынул из кармана бумажку и прочёл по ней: Дорогая наша Пеппи, Уезжая в дальний край, Про друзей, что оставляешь, Никогда не забывай! Твои верные друзья — Это Анника и я.