— Пушок, ко мне! — крикнул Яковлевич, услышав реплику Степанова. Действительно, черт его знает, этого горожанина, какой он стрелок. Довольный Пушок побежал к хозяину, а злой медведь, дополнительно обозленный на собаку с утра пораньше, рванулся за ним. — Куда стрелять? — торопливо спросил Уинстон, поднимая к плечу карабин. — В голову, — ответил Степанов и поднял ружье. — Да давай уже! Не промажешь! — крикнул Яковлевич. Зверь бежал к ним большими скачками, и большая его голова виделась примерно в середине силуэта. Уинстон выстрелил, когда до медведя оставалось метров десять. — Бах! Медведь продолжал бежать и вроде бы дернулся от выстрела, но не свернул. — Бах! Бах! Бах! Медведь упал. — Смелый ты парень, но давай в следующий раз без вот этого всего, — сказал Яковлевич недовольно. — Без чего? — спросил Уинстон. — Без понтов. Сразу стреляй, не стой до последнего. Еще малость, и мы с Николаем бы жахнули, а ты бы остался как дурак, что просто по лесу погулял и патроны домой принес. — Хорошо, — ответил Уинстон, подумав, что следующий раз вряд ли когда-нибудь наступит. И шагнул к медведю. Убитый медведь зарычал и встал ему навстречу, приподнимаясь на задних лапах. Уинстон разрядил в него остаток магазина от бедра. Руки и карабин трясло, он точно попал пару раз, но вряд ли это можно назвать по месту. Выстрелил Степанов. Медведь упал. — Поди-ж ты, смелый какой, — усмехнулся Яковлевич, — Другой бы городской и карабин бросил, и ноги сделал, и в штаны наклал. — Что это было? — спросил Уинстон, нервно обшаривая карманы на предмет патронов и вспоминая, что вторую обойму ему Степанов не дал. — Ты все в голову стрелял? — спросил Степанов, — Целился? — Да. — Хорошо целился, по бегущему-то. Ты ему в шею попал, рядом с позвоночником. Медведю это неприятно, но не опасно. Падает как убитый и быстро встает. — Так не я медведя… добыл? — Ты, конечно. Я для контроля выстрелил, на всякий случай. Яковлевич с Пушком тем временем подошли к поверженному медведю и внимательно обнюхали его. Старик переломил ружье и вытащил патроны. Степанов сделал то же самое. Уинстон показал карабин, вставший на затворную задержку, закрыл затвор и произвел контрольный спуск в небо. — Опытный стрелок, — сказал Яковлевич, — Да еще с флота. Морпех? — Нет. Работал в министерстве, вот может, к ним пойду, — Уинстон кивнул на Степанова. Нисколько не соврал. — Ну эт хорошо, — старик проглотил «о» в слове «это» и компенсировал тремя северными «О» в «хорошо», — Не женат, смотрю? — Нет. — Чего так? Взрослый мужик, а все по девкам бегаешь? Мать не жалко? — Сирота он, — ответил Степанов. — И повод теперь по девкам бегать? Ты-то сам куда смотришь? — старик увлекся чтением нравоучений, — У вас там контора серьезная, моральный облик и все такое. Что, в Ленинграде справному мужику бабу не найти? Беда какая! — Перестань, Яковлевич! — Что перестань? Молод ты еще меня затыкать! — Работа у человека секретная, жизнь тяжелая. Ты его стыдишь, а он тебе ответить не может, что да как. — Ну другое дело. Эт я понимаю, — услышав про «секретное» Яковлевич моментально переключился, — Не положено говорить, так не положено. Все равно порядок должОн быть. Уинстон подошел к медведю поближе и понял, что никакой это не большой барсук. Это большой, злой и очень опасный хищник с длинными когтями на сильных лапах. Закинул карабин за спину, отвернулся и помочился на дерево. Руки начали дрожать, когда он уже застегивал штаны. — Смотри какой, — сказал Степанов, держа медвежью тушу за голову, — Видел медведей раньше? — Только на картинке, — ответил Уинстон и присел рядом. Взвесил тяжеленную голову, погладил жесткий мех, подергал зубищи. Да уж, если знать, что это за зверь, тут и правда в штаны накласть можно. — Да вы идите домой, мы с Пушком тут ужо сами доделаем, — Яковлевич достал нож и примеривался снимать шкуру, — Изосимычу скажите, чтобы послал кого из детей или внуков. Шкура-то вишь неловкая, да мясо тяжелое. Старый я, не унесу. Надо оно вам, нет? В Емецке скорняк живет, он выделывает. Только ждать долго. Вы, если надо, у него готовую шкуру возьмите. — Яковлевич, зачем тебе зимняя шкура? — ответил Степанов, — Она же перелинялая вся. — Много ты понимаешь, — не согласился Яковлевич, — Как по мне, так шкура самая лучшая недели три после спячки. И мясо без лишнего жира. — Не жесткое? — спросил Уинстон. — А мы его в скороварку на три часа. — Ну тебе виднее, — пожал плечами Степанов, — Мы на него зачем пошли? Чтобы в деревню не шастал. Что с туши возьмешь, все твое. — Тогда идите с богом, нечего под руку смотреть. Изосимычу только сказать не забудьте, — Яковлевич разогнулся, скривился и потер поясницу. — Спасибо за охоту, — сказал Степанов, и Уинстон повторил за ним. — Яковлевич такой, — пояснил Степанов на обратном пути, — Ничего не бросит. Сидит на пенсии, времени у него вагон. Пчел разводит, помидоры растит, клубнику. — Помидоры? Клубнику? — по мнению англичанина, в таком климате и речи не может быть о помидорах, а тем более, о клубниках. — В парниках. Хорошие помидоры, не хуже южных. А клубника в грунте урожай дает. Ей немного и надо, пару месяцев под солнцем и готово. Уинстон удивился, но расспрашивать не стал. В сельском хозяйстве он не разбирался абсолютно и не хотел выглядеть глупо. Бабушка вскипятила на завтрак чаю и достала из печки горячие пирожки с квашеной капустой. — Что делают русские по субботам? — спросил Уинстон. — В футбол играют, — ответил Степанов, — Пойдешь в команду? — Пойду. Умеет ли играть в футбол англичанин? После школы, колледжа и университета? Ха! И это спрашивают люди, у которых футбольный сезон от силы пару месяцев в году, когда на поле не лежит ни снег, ни дождь? — Возьми товарища, — сказал Степанов какому-то своему местному знакомому. — Играешь нормально? — спросил тот. — Хорошо. — Вставай для начала защитником. Уинстон встал. И показал класс. Отнимал мяч, обводил, хитрил, финтил. И все зря. Футбол — командная игра. Надо играть в пас. Надо понимать, где принять мяч и где отдать. Надо слушать, что тебе кричат. Или, будь ты хоть какой хороший игрок, но в одиночку не вытянешь. Он просто не успевал понимать, что кричат соратники. С поправкой на местную футбольную терминологию, местный говор и необходимую скорость реакции. И стиль игры деревенской команды сильно отличался от стиля сборной университета. С точки зрения англичанина, пас ждали не те, кто должен был, а кто получал, тот не умел принимать. Получилось, что как защитник он мог отобрать мяч у кого угодно, но мяч тут же возвращался соперникам, стоило Уинстону дать пас. Свисток. Перерыв. Проигрываем 3:1. — За голкипера встанешь? — спросил капитан. — Да, — сразу согласился Уинстон. Таких голкиперов сельское поле еще не видело. Уинстон брал «девятки», «шестерки», «крученые», «сухие листы», угловые и одиннадцатиметровые. Ловил мячи в падении, выходил из ворот один на один и один против двух. За второй тайм ему не забили ни разу.