Рысь огляделся вокруг и небрежно отмахнулся лапой: – Да ладно… само уберётся. Действительно, автоматическая система уборки помещения уже трудилась вовсю. – Уберётся-то уберётся, а если начальство нагрянет? – Чего оно тут не видело? А если чего-то и не видело, есть видеокамеры. – Спасибо, утешил, – забеспокоился Белецкий. – Так, посиди тут немного, отдохни, а я пока приберусь немного. Совместно с уборочной системой дело спорилось быстро: через пять минут комната снова блистала чистотой. Егор удовлетворённо огляделся и собрался уж было, ещё раз извинившись перед другом, сгонять в душевую, как на комм поступил внешний вызов. Глянув, кто его вызывает, Егор поспешил разрешить соединение. – Доброе утро, Егор Николаевич! – Фон Стиглиц сегодня выглядел гораздо лучше, чем неделю назад. – Как жизнь молодая? Не разбудил? Вижу, ты ещё не одет… – Доброе утро, Андрей Павлович. Нет, не разбудили, – Белецкий бросил быстрый взгляд на Пантелея, который в приёмо-передающий объём не попал, из-за чего собеседник рыся сейчас не видел. – Жизнь нормально. Вот, даже выходной сегодня дали… А у вас как дела? – Выходной – это хорошо, – улыбнулся барон. – У меня тоже всё путём. Иду на поправку. Уже могу передвигаться без посторонней помощи. Я тебе вот что хочу предложить: раз мы оба сегодня свободны, давай навестим вдову Павла Евгеньевича. – Да, конечно! – не раздумывая, согласился Егор. – Но у меня только выходной. Увольнительной не давали. – По поводу увольнительной не беспокойся, – небрежно отмахнулся фон Стиглиц. – Давай так: с утра у меня процедуры, а после обеда встречаемся прямо на месте. Вот адрес. – А меня возьмёте? – из-за плеча Белецкого высунулась пушистая морда рыся. – О, а ты как здесь оказался? – удивился барон. Как показалось Егору, удивление было несколько наигранным. Может, действительно показалось, но в последнее время Белецкий превратился в заправского параноика. Улыбка на лице фон Стиглица быстро сменилась озабоченностью. – Я, конечно, попрошу… – неуверенно произнёс он после двухсекундной заминки. – Но сомневаюсь, что позволят. Давайте я перезвоню через пять минут. – Барон отключился, и Егор наконец-то смог направиться в душевую. Следовало поторопиться – если педантичный фон Стиглиц сказал, что перезвонит через пять минут, значит, так и будет. Барон перезвонил строго в указанный срок. И сразу огорчённо развёл руками. – Нет. Пантелея на встречу не отпускают. – Но бывают же домашние рыси? – возмутился напарник Егора. – Ну, мало… Я согласен. Но есть. Можно даже поводок на меня надеть… Белецкий удивился. Чтобы гордый разумный рысь согласился идти по улицам на поводке, пусть даже силовом! Фон Стиглиц добавил в голос металла: – Нет! Нельзя! – и, чуть смягчив интонации, сообщил: – Но зато разрешили погулять вместе в Центральном парке. С условием, что вас не будут видеть рядом. – Это как? Вместе, но не рядом? – иронично поинтересовался Пантелей. – Это значит – можете гулять недалеко друг от друга, но если рядом окажутся другие посетители, ты, Пантелей, прячешься. – А почему я, а не он? – обиделся пушистик. – Человеческий шовинизм? – Как ты думаешь, что подумают люди, когда увидят, что при их приближении в кусты прячется офицер в парадной форме? – ухмыльнулся барон. Пантелей задумчиво почесал задней лапой за ухом. – Ну ладно, уговорили. – Тем более что вам, чтобы общаться, не обязательно быть не то что рядом, но даже в пределах слышимости, – подмигнул своим собеседникам фон Стиглиц. – В общем, можете отправляться прямо сейчас. Но к тринадцати ноль-ноль, Егор Николаевич, вам надо прибыть по указанному адресу. С этими словами барон отключил связь, а Белецкий полез в шкаф за парадкой. – Да, несовершенные вы, люди, создания, – вздохнул Пантелей. – То оденься, то разденься… Причём в одной ситуации одно надень, в другой – другое… То ли дело мы! – Ну да, рыси – венец природы. Венцы… Кстати, о венцах: у тебя запись со свадьбы есть? – поинтересовался Егор, надевая рубашку. – А как же, лови! Белецкий открыл файл и опустился на кровать. – М-мм? А-аа? – промычал он, одной рукой хватая себя за шею, а второй делая пассы над головой. – Нравится? – Я угадал, – наконец обрёл дар речи Егор. – Галстук… Фата… – Ну и что? – возмутился Пантелей. – Есть какой-нибудь закон, по которому рысь не может надеть на свадьбу галстук-бабочку? Особенно если невеста просит. А фата… Каждая женщина мечтает хоть раз в жизни надеть фату. Даже если она это горячо отрицает. Так что если не хочешь, чтобы жена тебя потом пилила всю вашу совместную жизнь, советую на будущее – залезь в долги, но свадьбу сыграй такую, чтобы потом всю жизнь вспоминать. – Спасибо, я подумаю, – Егор закрыл фотографию с рысями, похожими на большие плюшевые игрушки, «приодетые» их хозяином – ребёнком, и улыбнулся. – Странные вы, конечно, рыси, создания, в одной ситуации одно надень, в другой – другое… – Так, закрыли тему, – фыркнул рысь. – Тем более что «другой ситуации» не будет. – Не зарекайся. Оно так всегда: начинается с «бабочки», а потом, глядишь, фрак, штаны… А там, глядишь, и бриться начнёшь. Всё-всё, молчу! И не подходи! Помнёшь мою парадную форму – вообще никуда не пойдём! Сборы заняли немного времени, и вскоре друзья уже шагали по привычной зелёной линии к выходу из базы. Дорога до парка заняла около получаса. Причём весь путь был проделан под землёй, так что, выйдя из вагончика подземного такси, или, по крайней мере, выглядевшего, как подземное такси, человек и рысь сразу оказались у лифта, ведущего в одно из служебных помещений парка. Вообще, когда Белецкий попадал в Центральный парк, он всегда удивлялся, почему это называется парком. Скорее царство дикой природы, раскинувшееся на площади нескольких гектаров, надо было назвать лесом. Или джунглями. Столица была расположена недалеко от экватора, и буйная растительность парка была характерна как раз для джунглей. Хотя были здесь уголки, оформленные и под другие климатические пояса. Причём в них поддерживался и соответствующий климат. Но друзья попали именно в сектор джунглей. Егор глубоко вдохнул напоенный южными ароматами воздух. Пение птиц, крики каких-то животных… Настоящих, между прочим. Конечно, с контролирующими поведение имплантатами. А самые опасные так вообще за силовыми барьерами. Права животных правами животных, а жизнь людей никто подвергать опасности не собирался. Белецкий поймал себя на мысли, что почти забыл, как это – никуда не торопясь гулять под открытым небом среди настоящих деревьев. То есть помнить-то он помнил, но так, как будто это всё происходило не с ним, словно он видел это во сне или в кино. Пока Егор наслаждался свежим воздухом и пейзажем, Пантелей рванул в ближайшие кусты, только его и видели. Слышно его тоже не было. Только по мыслесвязи иногда доносились восторженные вопли. Рысь чувствовал себя как дома. Белецкий обернулся. Оказалось, они с рысем вышли из служебного помещения парка, оформленного как заброшенная хижина. Судя по указателю на стене, тут же находился вход в бомбоубежище. Вид указателя отрезвил молодого офицера. Какой бы идиллической не казалась окружающая обстановка, тишину в любой момент мог прорезать сигнал воздушной тревоги. И тогда каждый подданный Империи должен был сломя голову мчаться к ближайшему бомбоубежищу. Бежать далеко не приходилось: большие и маленькие убежища были густо натыканы под поверхностью планеты. Пока тревоги были исключительно учебными. Но так как за медлительность даже при учебной тревоге полагалось серьёзное наказание (и, что немаловажно, неотвратимое) – уклоняющихся было мало. Даже очень мало. Лейтенант вздохнул и, отвернувшись от указателя, рядом с которым в стену был вмонтирован стационарный дозиметр, не торопясь зашагал по одной из едва заметных дорожек, которыми был прорезан весь парк. Заблудиться он не боялся – встроенный в комм маршрутизатор подсказал бы выход из любого лабиринта. Сверху послышались звуки смеха и музыки. На парк упала тень. Егор задрал голову. Вверху, на небольшой высоте неторопливо проплывал малый круизный летающий остров. «Малый»-то он «малый»… Но всё в мире относительно. Тень закрывала солнце примерно минуту. А скорость острова составляла километров десять в час. Так что габариты парящего в воздухе диска были немаленькими. Особенно если учесть, что над Белецким он прошёл краем. – Видал? – спросил Егор у Пантелея по мыслесвязи, когда небесный объект скрылся из виду. – Наш больше, – отозвался рысь. «Наш»… «Надеюсь, что уже не мой», – дёрнул головой молодой человек. Называть учебку штрафбата «своей» особого желания как-то не было. – Как думаешь, не летать мне больше? – задал Егор напарнику мучивший его вопрос. – С чего ты взял? – из кустов справа показалась пушистая морда. «А ведь ни звука, даже с усилителем!» – восхитился Белецкий. – Ну, мы снова вместе… Нет, я рад, конечно. Но не будут же из тебя делать пилота. Мы живая связка – «приёмник-ретранслятор». Запрут где-нибудь в охране императорской резиденции на всю оставшуюся жизнь… – Жизнь покажет, – философски ответил рысь и снова исчез в густых зарослях. «Хорошо бы сейчас поваляться на травке, – подумал Егор. – Но не в парадной же форме», – вздохнул он и продолжил прогулку. Дорожка поднялась в горку, спустилась в ложбинку, прошла вдоль края ручья и зазмеилась между высоких густых кустов. Люди навстречу не попадались. Видимо, эта часть парка не пользовалась особой популярностью у посетителей. Внезапно слева послышалась какая-то возня. – Пантелей, это ты там шумишь? – поинтересовался Белецкий у рыся. – Кто? Я? – возмутился тот. – Понял. Ладно, пойду, посмотрю. – Егор осторожно двинулся в сторону источника шума. Опасных зверей можно было не бояться – в худшем случае упрёшься в силовую ограду, в лучшем – зверь тебя просто не заметит, или не сможет напасть. Звуки становились всё громче, и наконец, отогнув последнюю ветку, вчерашний штрафник увидел совершенно неожиданную картину. Шестеро молодых людей явно совершали противоправное действие: четверо тащили куда-то нечто явно живое, энергично извивающееся и пытающееся вырваться. Судя по некоторым особенностям анатомии и тона голоса, время от времени раздающегося из-под грубо закрывающей рот ладони – это явно была женщина. А двое шли рядом, настороженно оглядываясь по сторонам. Егор буквально остолбенел. Вероятность наткнуться в Империи на такую сцену, по всеобщему мнению, была примерно равна вероятности встретить на улице динозавра. Мало того что почти каждый уголок любого общественного места был нашпигован видеокамерами и микрофонами, так ещё и в каждом личном комме имелась «тревожная кнопка». Собственно, это была не кнопка, а комплекс программно-аппаратного обеспечения, который мог срабатывать как по приказу носителя комма, причём мысленному, так и самостоятельно, в случае выхода ряда медицинских параметров носителя за определённые рамки. Само собой, оперативно-спасательная группа выдвигалась на место пропажи сигнала с комма, если таковое случалось. Надо ли говорить, что в таких условиях любое преступление влекло за собой неотвратимое наказание? А потому число таковых преступлений необратимо стремилось к нулю.