Как отметил про себя Егор, это были не антропоморфные механизмы, которые предпочитало большинство штатских, а арахноиды – по сути, гражданская модификация боевых «Тарантулов». Двигались роботы весьма шустро, и стол был накрыт буквально за полминуты, после чего «паучки» удалились так же быстро и бесшумно, как и появились. Барон молча взял стоявшую посреди стола бутылку водки и наполнил рюмки. Выпили так же молча. Мужчины – до дна, женщины – чуть пригубили. Помолчали. Хозяйка бросила грустный взгляд на одиноко стоящую рюмку, накрытую кусочком хлеба, и одарила гостей тем особенным взглядом, который бывает у людей, потерявших самого близкого человека и уже от этой жизни ничего не ожидающих, а главное – ничего и не желающих. Егор был ещё слишком неопытен, чтобы различать такие нюансы, а барон… Барон всё понял, как-то сгорбился и глухим голосом начал говорить: – Я был командиром подразделения, в котором Павел Евгеньевич принял последний бой. Если бы не он… Я минимум дважды обязан ему жизнью. Да и не только я. Все мы обязаны. Обидно, что такие люди уходят… Но – война… Барон говорил что-то ещё, и видно было, что говорил искренне, но молодой человек уже не слушал. Слова, даже самые искренние, самые правильные, были не способны ни вернуть к жизни ушедшего, ни облегчить боль потери живым. Белецкому показалось, что вдова прапорщика тоже в мыслях где-то далеко, вспоминает о чём-то, о чём может вспомнить только она. «Странно устроен мир, – подумал он. – Человек ушёл из жизни. Мы помним его одним, его близкие – другим, и, может быть, даже – совсем другим… Как будто мы знали двух совсем разных людей. А когда мы умрём, с нами умрёт и даже такая вот неполная память. Останутся только архивные документы, видеозаписи, наши обрывочные воспоминания. А потом, через много лет… Может статься, что такого замечательного человека забудут полностью. Как будто и не было его». Занятый философскими рассуждениями о бренности сущего, Белецкий не сразу заметил, как обстановка за столом изменилась. К реальности его вернуло ощущение, что «что-то не так». Секунды через три он понял, что именно. Оказывается, барон закончил говорить, и теперь все ожидающе глядели на Егора. Судя по всему, теперь настала его очередь говорить. Егор смутился. Чувств и мыслей было много, но вот как их выразить… – Я… – попытался облечь свои мысли в фразы молодой человек. – Я недолго был знаком… Но… Он меня многому научил… Благодаря ему… В общем, хороший был человек. Очень жаль, что его не стало. Извините, у меня не получается сказать правильно и красиво… Белецкий смутился ещё больше и умолк. – Зато искренне, – ободряюще улыбнулась Анастасия. Барон решил поддержать своего спутника. – Да. Воюет этот молодой человек куда как лучше, чем говорит. Ну ничего, и говорить со временем научится. – Мне кажется, настало время пить чай с тортом. Нет-нет, не отказывайтесь. Настя сама его испекла. Старалась… У неё замечательно получаются торты, – увидев смущение гостя, чьё лицо к этому времени стало ярко-бордовым, хозяйка решила перевести тему на другое. – Настенька, ты принесёшь торт. – Да, сейчас! – Анастасия вспорхнула со своего кресла и поспешила к дверям. «Давай за ней, оратор!» – передал барон, чуть скосив глаза в сторону удаляющейся девушки. – Я помогу! – подхватился Егор. – Да, будьте так любезны, – благосклонно кивнула хозяйка. На кухне Анастасия указала молодому человеку на поднос с чайным сервизом. – Это – ваше. А я понесу тортик. «Ничего себе тортик, – подумал Егор, глядя на это произведение кулинарного искусства. – Им взвод накормить можно, а не то что четырёх человек». Вообще Белецкий считал, что готовить самостоятельно, в то время, когда всё это можно заказать в магазине, либо, в крайнем случае, поручить приготовить автомату – это никому не нужное излишество. Но по опыту знал, что многие женщины с таким мнением в корне не согласны, потому вслух своих мыслей не высказывал и относился к «женским странностям» снисходительно. – Анастасия… Павловна, – остановил Егор девушку, уже собравшуюся взять свой поднос. – Я должен вам передать… Вот это, – с этими словами он вытянул из кармана переданный бароном пакет и протянул его девушке. – Что это? – Анастасия повертела пакет в руках. Разорвала. Внутри оказалась знакомая молодому человеку пластинка голограммы. Девушка коснулась сенсора на боку пластинки, и перед ней появился, как показалось молодому человеку, её собственный портрет. – Последнее его желание перед смертью… было – увидеть, – тихо сказал Егор. – Мама… – так же тихо то ли вздохнула, то ли всхлипнула девушка. В её больших глазах засветились боль и нежность. – Я – её часть… Продолжение… Папа так хотел, чтобы она хоть как-то продолжала жить. Может, он втайне надеялся, что она возродится во мне… Не знаю, чего ему стоило получить разрешение на клонирование. Но я – не она… Я называю её мамой. У меня две мамы, – грустно улыбнулась девушка. – Ту, которую дала мне жизнь, я совсем не знаю. Наверное, она была замечательной женщиной, раз её так полюбил отец, но… Иногда мне кажется, что он зря всё это затеял. Моя мама… Вторая, которая меня вырастила. Иногда мне кажется, что она ревновала отца… К ней… И, может быть, немножко – ко мне. Может, не стоило ему пытаться воскресить любимую… – Стоило, – Егор кончиками пальцев коснулся руки Анастасии. – Я думаю, он бы всю жизнь себя корил, что не попытался. А так… В результате на свет появилась такая замечательная девушка. Анастасия одарила молодого офицера благодарным взглядом. – Давайте всё же отнесём тортик, нас уже, наверное, заждались. – Да, конечно! – Егор схватил свой поднос и поспешил в гостиную. Остаток встречи он запомнил урывками. Беседовали в основном барон с хозяйкой, а молодой человек и девушка больше молчали, думая о своём и иногда украдкой бросая друг на друга быстрые взгляды. Визит был не очень долгим – через пару часов офицеры уже выходили из подъезда. Солнце висело ещё довольно высоко. Егор заметил, что улица была практически пустой, несмотря на выходной день, на что тут же не преминул обратить внимание своего спутника. – А что тут удивительного? – пожал плечами тот. На центральном стадионе матч на кубок мира по футболу, а в Императорском Оперном концерт этой новой мегасуперзвезды – Биласкова. Мужчины на футболе, женщины – на концерте. Так что здесь мы в полном одиночестве, да ещё вон полиция бдит, – фон Стиглиц кивнул на вывернувшую из-за угла полицейскую машину. Действительно, кроме двух офицеров, этой машины да медленно подползающих с двух сторон по тротуару роботов-уборщиков вокруг не было ни души. – Кстати, ты видел, как она на тебя смотрела при прощании? – подмигнул молодому человеку барон. – Кто «она»? – Да не Зинаида Ильинична же! Настя, конечно. – Обычно смотрела, – буркнул Егор. – И давайте не будем… – Ну, не будем так не будем, – легко согласился фон Стиглиц. Рядом раздался визг тормозов. Егор оглянулся. Из резко остановившейся спецмашины выскочили два полицейских. Один из них остался на месте, а второй с нашивками сержанта почти бегом направился к двум офицерам. Не доходя до них на три шага, он остановился и произнёс: – Господин Белецкий, вы арестованы! Вашу шпагу! Одновременно на комм Егора пришёл ордер на арест. «Ну вот, опять!» – огорчился молодой человек и потянулся к шпаге. Сопротивляться полицейскому с ордером на руках – себе дороже. Однако, похоже, барон так не думал. Белецкий получил его приказ: «Боевой режим. Действовать по команде!» «Толку с этого режима… без скафа – только ускорение», – подумал ещё более ошарашенный Егор, но приказ выполнил. Между тем барон обратился к сержанту: – Майор фон Стиглиц, Служба Имперской Безопасности. Должен вам сообщить, что ордер на арест этого человека должен быть завизирован в канцелярии СИБ. Ордер завизирован? Егор быстренько пробежался взглядом по полученному документу – визы Имперской Безопасности на нём не было. И неудивительно – она полагалась лишь для сотрудников СИБ и лиц из «особого списка». Насколько молодому пилоту было известно, он не был ни тем, ни другим. Значит, арест отменялся. Точнее, откладывался до получения визы. Это где-то секунд на тридцать – пока отправят запрос, пока рассмотрят, пока вернут ордер с визой… Или без? Хотя бы! Очень не хотелось снова в штрафники. Хотя… Арестовывать пришла не военная полиция. Значит, суд будет гражданским, и наказание иным… Наказание за что? От размышлений Егора оторвала команда «Ложись!», сопровождённая сильным толчком в бок. Белецкий моментально растянулся на тротуаре. Последующие события он смог заметить только благодаря тому, что перешёл в боевой режим. Скорость восприятия, кстати, заметно превышала скорость физической реакции, и все события фиксировались как при замедленном воспроизведении. Вот барон тянется к своей шпаге, а оба полицейских – к шокерам на поясе. Шокер! Егор вспомнил, что у него тоже есть такая игрушка, и, уже лёжа на мостовой, попытался её достать. Чёрт! Никто из людей не успевал! Над крышей полицейской машины начала выдвигаться турель с коротким тупым стержнем станкового парализатора. Автомат всегда быстрее человека. Быстрее автомата может быть только другой автомат… Дзанг! Парализатор разлетелся вдребезги. Один из осколков выбил искры из мостовой у самого лица Егора. Это ещё что? Обернувшись, Белецкий увидел, что в бой вступили «роботы-уборщики», точнее, замаскированные под них боевые боты. В режиме маскировки машины выглядели абсолютно одинаково. А вот в боевом… Тот бот, что подходил слева, не успел даже закончить трансформацию, как получил очередь прямо в корпус из рейлгана второго «уборщика», молниеносно развернувшегося от полицейской машины. Защитное силовое поле пару раз мигнуло и отключилось. Короткая вспышка, и на поле боя одним действующим лицом стало меньше. Нет, тремя. Оба полицейских начали плавно заваливаться на землю. Очевидно, второй бот успел уделить время не только своему противнику-автомату и турели на полицейской машине, но и живым людям. Вслед за полицейскими начал падать и барон. Однако было видно, что он, в отличие от оседавших, словно обмякшие тюфяки, представителей закона, стремится слиться с матушкой-землёй вполне осознанно. Кстати, вовремя. Встроенный тактик комма нарисовал в том месте, где доли секунды назад находилась голова фон Стиглица, пунктиры трасс пуль ручного рейлгана. «Перекат влево!» – Белецкий выполнил команду на инстинктах, и на том месте, где он только что лежал, взметнулись фонтанчики каменной крошки. Часть камешков всё же попала в цель, для которой предназначались пули. «Больно, блин!» – мысленно заорал Белецкий. «Но зато не смертельно», – утешил он себя, увидев здоровенные выбоины в бетоне на месте, где только что находился. Впереди, чуть ли не перед носом, вспыхнула плёнка защитного поля. «Ого! Это ещё откуда?» Белецкий чуть довернул голову. Ага! Защитный кокон выставил подобравшийся почти вплотную к месту действия второй «робот-уборщик». Теперь пули рейлганов были не страшны. Между тем стали видны и сами стрелки. Две фигуры в броне средней защиты, прикрывая друг друга, короткими перебежками приближались от подъезда соседнего дома. Им наперерез выскочила тройка непонятно откуда взявшихся «Тарантулов», тоже вооружённых рейлганами. Завязалась перестрелка. Стрелкам пока стало не до Егора с бароном. Почти над головой застучала звонкая дробь выстрелов. Куда-то лупил «уборщик». Но не в сторону стрелков. На сцене появилось новое действующее лицо? Егор повернул голову. «Мать моя женщина!»