Сын Артура смотрит на меня с подозрением. — А отчество? — тихонечко уточняет он. — Старших нужно называть по имени и отчеству, меня так учили. Да оно и понятно, даже фраза эта заученная. Мои подозрения обретают почву: имеющий все материальные блага ребёнок лишён самого главного — нормального человеческого общения. Чёрт, неужели такой умный и рациональный человек, как Артур, этого не понимает? Или не хочет понимать? — Давай без отчества. И "на ты". Договорились? В зелёных глазах Никиты мелькает интерес — живая эмоция. Уже что-то. — Покажешь мне, что читаешь? — продолжаю прощупывать почву. Мальчик пожимает плечами и протягивает мне книгу. Однако! "Дневник одного гения". Просто суперское чтиво для пятилетнего ребёнка. Хочется посмотреть на уникума, который подсунул мальчику эту книгу. — И как она тебе? Нравится? Никитка опускает глаза. Хочет сказать правду, но боится не получить одобрения. А взгляд-то у него какой… недетский. У моей Лерки в последнее время частенько такой проскальзывает. И от этого не по себе становится. — Знаешь, давай-ка мы пока отложим книгу. Лучше покажи мне… мм, вон тот конструктор. Ещё раз метнув в мою сторону недоверчивый взгляд, Никитка вдруг с готовностью бросается к игрушке. Следующие полчаса проходят весьма продуктивно — мы внимательно разглядываем и пытаемся собрать пресловутый конструктор. Никите это занятие явно приходится по душе — в какой-то момент он даже заливается искренним детским смехом. И надо же так совпасть, что именно в эту минуту на пороге появляется Артур. Увидев хохочущего сына, он меняется в лице. — Эм… Вижу у вас тут всё в порядке, — прокашливается, — ладно. — Пап, смотри! — Никитка резво вскакивает на ноги. — Мы конструктор собираем! Поможешь? В его вопросе столько надежды и детской непосредственности, что отказать, казалось бы, невозможно. Но Вавилов явно пребывает в полной растерянности. Мнётся нерешительно, бормочет что-то невнятное. Про дела какие-то или ещё что-то… Рискую нарваться, но не могу не вмешаться в это дело. — Конечно поможет, — бодро заявляю. И, не дав Артуру возможности придумать очередное оправдание, быстренько убегаю из комнаты, оставив отца и сына наедине друг с другом. Правда, на пару минут задерживаюсь возле двери, прислушиваясь к происходящему в комнате Никиты. И, судя по тихому смеху, я сделала всё правильно. Сама же отправляюсь в выделенную нам комнату, где к моему удивлению, уже развернулись настоящие боевые действия. — Не хочу! — кричит Лерка, в гневе топая своими маленькими ножками. — Не буду! Перед ней стоит Мария Антоновна с мокрой тряпкой. Лицо домработницы перекошено злобой. — Ещё как будешь, — шипит она на мою дочь, — ты и твоя мать здесь прислуги, поняла? Значит, должны подчиняться мне! Бери тряпку и вперёд! Вот те на, приехали. Пусть эта тётка права относительно меня, но орать на Лерку? Нет, этого я не потерплю. — Что здесь происходит? — лёд в моём голосе заставляет Марию Антоновну вздрогнуть. А Лерка с радостным криком «мама!» тут же прячется за мою спину. — А вот и вы, — домработница презрительно поджимает губы, — вы в курсе, что ваша дочь — совершенно невоспитанная особа? Хотя, — её колючий взгляд скользит по моей фигуре, — чему тут удивляться, если её воспитанием занимались вы. — И всё-таки, — пропускаю последнюю фразу мимо ушей, — что здесь происходит? — Мам, она меня заставляла пыль вытирать, — решает наябедничать Лерка, — а я сказала, что не буду! И тогда она назвала меня малолетней дрянью! Губы дочки обиженно дрожат, на глазах вот-вот выступят слёзы. При виде этой картины у меня внутри что-то обрывается. Видели, как ласковая кошка превращается в настоящую фурию, когда кто-то намеревается обидеть её котёнка? Вот и я испытываю те же эмоции. Сжав руки в кулаки, я угрожающе двигаюсь в сторону неожиданно притихшей Марии Антоновны. — Вон пошла. И если ещё раз посмеешь приблизиться к моей дочери, то рискуешь не досчитаться нескольких виниров на своих зубах. Кстати, дешёвых виниров. Домработница, явно не привыкшая к такому обращению, едва ли не задыхается от возмущения: — Да ты… Да ты… Да как ты смеешь?! Артур Альбертович непременно обо всём узнает! Вот увидишь, вечером духу вашего здесь не будет! Видимо она очень хотела оставить последнее слово за собой, потому как не дождавшись моего ответа, выскочила за дверь. Я провожаю её задумчивым взглядом, а потом поворачиваюсь к Лерке. — Что теперь будет, мам? — тихо уточняет она. — Дядя Артур нас правда выгонит? — Не знаю. Может, пронесёт на этот раз? Не угадала. Через пару часов Мария Антоновна снова появляется на пороге нашей комнаты. И, судя по её ехидной улыбочке и нехорошему блеску в глазах, меня ожидают неприятности. — Артур Альбертович ждёт вас в гостиной, — торжествующе заявляет противная тётка, — сейчас же. Артур сидит в мягком глубоком кресле, спиной ко мне. В руках задумчиво вертит красивый стакан, наполненный коричневой жидкостью — несложно догадаться, что это коньяк. Я же топчусь на пороге, даже вдохнуть глубоко боюсь, чтобы не привлечь к себе внимание. Но у Вавилова на затылке, видимо, прячется третий глаз. — Чего мнёшься там? Проходи давай. Нервно сглотнув, я всё-таки делаю несколько шагов и замираю неподвижным изваянием возле кресла. — Садись, — Вавилов кивает в сторону такого же сидения, расположенного рядом. Кресло удобное, мягкое, но я чувствую себя максимально некомфортно. Потому что внутренне готовлюсь к словесной порке. Но Артур почему-то молчит, и это молчание мне не нравится. Уж лучше б он ругался, ей Богу. — Послушайте… — не выдерживаю, в конце концов, — я понимаю, что не должна была хамить Марии Антоновне, но она набросилась на мою дочь, оскорбила её. И поэтому… — Ты о чём? — перебивает меня Артур. Его тёмные глаза наполняются удивлением. — Ну как же? Мария Антоновна… разве вы не об этом хотели поговорить? — Ах, ты об этом… — на его лбу появляется складка и тут же исчезает. — Не волнуйся, я предупредил Марию Антоновну и остальной персонал, что ты подчиняешься исключительно мне. Ну а Лера так вообще гостья в этом доме. Больше по этому вопросу вас никто не побеспокоит. Вот это поворот! Я-то думала, пора чемоданы собирать из-за конфликта со старшей горничной, а Вавилов вдруг занял мою сторону. Ещё и защитил нас с Леркой от этой противной тётки. Но о чём же он тогда хотел со мной поговорить? Последний вопрос я задаю вслух. И ответ не заставляет себя долго ждать. — Скажи, Геля… По-твоему я — плохой отец? Вот это поворот номер два. И как прикажете отвечать? Ведь скажу правду — рискую нарваться на серьёзные неприятности, а если не скажу… Неприятности могут быть похуже. Артур снова подслушивает мои мысли. — Помни, что начальству врать нельзя. А я не понимаю, шутит ли он в этот момент или говорит серьёзно. — Нет, Артур Альбертович. — отвечаю после минутной паузы. — Вы не плохой отец. — Ты ведь так не считаешь, — в его голосе вдруг слышится раздражение. — просто боишься сказать мне правду. Но поверь, больше всего на свете я хочу, чтобы мой сын был здоров и счастлив. И, кажется, боль ничего и не нужно. Артур наливает коньяк в граненые стаканы и протягивает мне один. Но в я лишь отрицательно качаю головой. — Не пьёшь? Похвально. А я вот не могу отказаться от пагубной привычки. — Я не пью только из-за Лерки, не хочу показывать ей дурной пример. Если бы не дочка, спилась бы, наверное, уже давным-давно. Сказать, что я испытываю неловкость из-за этого разговора, значит, ничего не сказать. Я вообще до сих пор не знаю, как вести себя в присутствии Вавилова. Всё моё естество кричит, что ему нужно доверять, что на него можно положиться, что он поможет, не бросит, защитит. Но вместе с тем меня порой накрывает какой-то тревожной волной. Мне сложно передать или описать это ощущение. И непонятно, что меня беспокоит сильнее. Присутствие Артура в моей жизни, или чувства, которые я начинаю к нему испытывать. Страх невзаимности или пугающее возбуждение при мыслях, что наши отношения вдруг выйдут на новый уровень? Или уже вышли? — А знаешь, что самое интересное, — Артур продолжает откровенничать, — я ведь допускаю те же самые ошибки, что и мой отец. Помню в детстве я так отчаянно пытался привлечь его внимание, старался стать идеальным сыном. Таким, каким он бы мог гордиться. — И вы стали? — Стал, а толку? Между мной и отцом целая пропасть из недопонимание, обид, упрёков. Долгие годы я жил по его наводке, шагу не мог ступить без его одобрения. И долгие годы мне казалось, что всё правильно. Что моя жизнь прекрасна и идеальна. А потом… Потом я вдруг начал понимать, что жизнь эта фальшивая. Не моя. И чувства в ней тоже фальшивые. В сказанных словах гуляет горечь, но моё сердце вдруг радостно трепещет. Фальшивые чувства… Неужели это он про Кошечку? Неужели между ними нет любви? Я не рискую задать этот вопрос. Да и какой смысл? Даже если Вавилов не любит свою жену, мне от этого не легче. И к тому же… Тягаться с Илоной — бесполезная затея. Она идеальная, я и рядом с ней не стояла. Идеальная жена, идеальный брак, идеальная жизнь. Вот только Никита… Не вписывается этот мальчуган в его идеальную реальность. Я чувствую это нутром. Мальчику плохо, он страдает от одиночества. От вечной занятости отца и безразличия матери. Лерке ещё повезло, оказывается, ведь у неё есть я. Ещё пара откровений, несколько порций коньяка, и Артур пьянеет. В его чёрных глазах появляется какой-то особый блеск, когда он смотрит в мою сторону. Под его взглядом неуютно и волнительного одновременно. Внутренности завязываются тугим узлом, но это… Это уже приятное чувство.