Вовсе нет. Мой молчаливый ответ, должно быть, говорил о многом, потому что мама поставила свою кружку и потянулась к моей руке. — Шэннон, — она, наконец, справилась с этим и сказала: — Я знаю, ты чувствуешь, что мы не … что иногда твой отец не очень… Я просто хочу, чтобы ты знала, что я одинаково люблю всех своих детей, но ты моя особенная. Это ложь. Я не была для нее чем-то особенным. Даррен был ее любимцем, и когда он ушел, мама уже никогда не была прежней. По правде говоря, между сменами на работе и заботой о младших детях она едва замечала меня. Я любила свою маму, действительно любила, но это не значит, что я не возмущалась ее слабостью, что я и делала. Очень часто. Чувствуя себя неловко, я вытащила свою руку из-под ее и спросила: — Ты подписала мое разрешение на школьную поездку в Донегол? Я знала, что она этого не сделала. Оно все еще лежало на хлебнице — без подписи. — Мне не нравится, что ты так далеко от дома, Шэннон, — объяснила она, прикусив нижнюю губу. — Донегал очень далеко. Точно. — Я не хочу сбегать, мама, — прошептала я. — Клэр и Лиззи едут, поэтому я действительно хочу поехать. Мне нужно получить разрешение до пятницы, иначе они меня не отпустят. Ладно, это была ложь, у меня было время до окончания праздников, чтобы сдать разрешение, но давление на нее было единственным шансом заставить ее подписать бумаги. — Что, если с тобой там что-нибудь случится? — Мама предположила. — Что, если кто-нибудь нападет на тебя? — В этом доме больше шансов, что это произойдет, — пробормотала я себе под нос. Мама вздрогнула. — Шэннон … — Он рассказал тебе, что произошло прошлой ночью? — Я выпалила, зная, что это было тем, о чем она хотела поговорить со мной — то, о чем она хотела убедиться, что я не буду говорить. Расправив плечи, я уставилась через стол на свою мать. — Он сказал тебе, что сделал с Джоуи? — У него есть имя, — сказала мама напряженным голосом. — Он тебе сказал? — Да, твой отец рассказал мне, что произошло, — наконец ответила она. — И это все? — Я откинулась на спинку стула и изучала ее лицо. — И это все, что ты можешь сказать об этом? — Шэннон, это сложно. — Мама тяжело вздохнула и опустила голову. — Мы все сейчас находимся под большим давлением из-за того, что летом появится ребенок, а твой отец без работы. С деньгами туго, Шэннон, и это влияет на твоего отца. У него много чего на уме … — Он разбил губу Джоуи, мама! — Я проглотила комок в горле. — Из-за пачки печенья. И если он беспокоится о деньгах, то, может быть, ему стоит перестать играть в азартные игры и пропивать деньги на детское пособие! Моя мать вздрогнула от моих слов, но я рада, что произнесла их. Это нужно было сказать. Я просто хотела, чтобы она начала слушать. — Твой отец сказал мне, что ты поздно вернулась со школы, — продолжила она. — Он был очень расстроен твоей фотографией в газете… — Это школьная фотография! — С парнем? — Боже мой! — воскликнула я. — И ты тоже? — Нет. — Она покачала головой. — Конечно, нет. Я понимаю все это, но твой отец очень расстроен этим. Ты же знаешь, как он… — Значит, это моя вина, что он избил моего брата и пытался задушить меня? — Я подавила рыдания возмущения, пытавшиеся вырваться из меня. — За то, что поздно вернулась домой, или за то, что сфотографировалась в школе, или за то, что переехала в Томмен? Что из этого, мама? Или все, что я делаю, неправильно? Я виновата во всем, что идет не так в этой семье? — Нет, конечно, это не твоя вина, Шэннон, — быстро попыталась она оправдаться. — Ты не виновата, и твой отец тебя очень любит. Но ты же знаешь, что он боится, что ты закончишь так же, как и я. И у него с Джоуи сложные отношения, — сказала она, пытаясь отговориться от своих обязанностей ложью. — Джоуи знает, что не нужно его раздражать… Я прервала ее, покачав головой. — Перестань защищать его, — прошипела я, понизив голос, чтобы не разбудить человека, который успешно разрушал мою жизнь каждый день с 13 марта 1989 года — день, когда я вошла в этот мир и в токсичную гребаную семью. — Просто остановись, мама! Что бы ты ни говорила, это не помогает. Это просто продолжает происходить снова и снова. Так что просто перестань извиняться и пытаться объяснить его поведение. Мы устали это слышать. — Я делаю все, что в моих силах, Шэннон, — прошептала моя мать. — Для кого, мама? Ее глаза вспыхнули гневом, когда она посмотрела на меня и выплюнула: — Для моей семьи. — Для него, — пробормотала я себе под нос. Моя мать вздрогнула, но я не взяла свои слова обратно. Они являлись правдой. — Ты не можешь так со мной разговаривать, — отрезала она. — Ты не представляешь, как тяжело каждый вечер возвращаться домой, как на третью мировую войну. Я не ответила. Мне нечего было сказать. Если она действительно верила, что я не знаю, каково это — жить в зоне боевых действий, тогда она была сумасшедшей, а также безразличной к нам матерью. — Я устала от этого, Шэннон, — сказала она. — Я устала от такой жизни. И я устала от того, что меня судят мои собственные дети. — Что ж, вступай в наш клуб, мам, — выпалила я. — Мы все устали от такой жизни. — Не дерзи мне, — предупредила она. — Я не буду с этим мириться, Шэннон. Я говорю тебе, что сейчас я могу рассказать… — Моему отцу? — Я перебила ее, тон высокий и пронзительный. — Это то, что ты собиралась сказать, не так ли, мама? Ты собираешься рассказать ему обо мне? — Тебе нужно проявить ко мне немного уважения, Шэннон, — прорычала она. — Я работаю до изнеможения, чтобы помочь тебе закончить школу, и мне чертовски не нравится, что ты разговариваешь со мной, как будто я дерьмо на твоем ботинке! — Ну, мне не нравится, когда меня называют шлюхой каждый раз, когда я переступаю порог, — выдавила я, мои эмоции выплескивались наружу. Чувство вины за то, что я расстроила свою мать, бурлило во мне, смешиваясь с обидой, страхом и гневом, накопившимися за всю жизнь. — Потому что он так меня называет, мам, — хрипло выдавила я. — По словам моего отца, я всего лишь грязная шлюха. — Он беспокоился о тебе, — ответила она. — Он не знал, как ты добралась домой прошлой ночью. — Он беспокоился обо мне, поэтому назвал меня шлюхой? — Я потрясенно покачала головой. — Это не имеет никакого смысла. — Потому что ты была на той фотографии.. — Ты видела фото? — Нет. — Ну, если бы ты увидела, то сказала бы, что я не сделала ничего плохого! — Смахнув предательскую слезу, я шмыгнула носом. — Я даже никогда не была с парнем, мама, и ты это знаешь. Но он называет меня шлюхой, а ты ничего не делаешь. — Я сделала, — защищалась она. — Я поговорила об этом с твоим отцом, и он пообещал больше так не делать. — Забудь об этом. — Отодвинув стул, я быстро встала, направилась к двери, не желая слушать, как она оправдывает действия моего отца. — Просто забудь об этом, мама. Я слышала достаточно таких оправданий за эти годы. — Мне нужно идти, — хрипло добавила я. — Я не хочу снова опоздать на автобус и вызвать еще больше проблем. — Остановись, — предупредила она, следуя за мной. — Я еще не закончила. — Да, но я закончила, — выдавила я, стряхивая руку, которую она положила мне на плечо. Это было нежное прикосновение, но оно ранило сильнее, чем любая пощечина, которую она могла нанести. Не обращая внимания на протесты моей матери, я вышла из кухни. — Как ты добралась домой прошлой ночью? Остановившись у входной двери, я повернулась к ней лицом. — Что?