– Вот и ты здесь. Тебе только кажется, что ты завис в белоснежном пространстве между небом и землей. Ничего этого нет, а пространство вовсе не белое, а разноцветное, об этом дети узнают еще в школе. Белым считается цвет со спектром электромагнитного излучения равномерной мощности по всем длинам волн в видимой части. И этого не нужно понимать. Главное, что у тебя теперь есть возможность ознакомиться с невидимой. Вот и ты здесь. Так хорошо все, умиротворенно вокруг. Нет излишеств и пресыщений. Нет недомолвок и уловок. Все как на ладони. И все, вроде бы, понятно и не понятно, но и это понятно, потому что так должно быть. Вот и ты здесь. Так долго стремился узнать, прикоснуться, а вот так неожиданно взял и очутился здесь, и находишься в недоумении, но и уметь тут ничего не нужно. Здесь можно просто быть и все, вернее, не быть, но и это уже не важно, поскольку того места, где ты сейчас, тоже, как будто, нет. Твое имя имеет значение теперь только там, да и важно ли это сейчас, когда ты здесь? Секунда расплаты Ильма уже настолько поддалась чарам Ивана Баданды, что уже готова была оплатить его выпивку и убежать с ним навсегда в бесконечно далекую страну, где им будет безумно хорошо и где их никто и никогда не потревожит. Теодор был настолько раззадорен неловкими, но по-детски милыми эскападами Рауля Лоховелло, что он уже был готов угощать своего странного гостя лишь потому, что ему с ним весело. За Эрика Айкунтера уже платили полу-историки и псевдополитологи, обступившие разговаривающих на горестные темы истребления человечества Эрика и Веронику Ингезонд, за которую заплатил бы каждый, стоило ей только пожелать. Из желающих угостить ее выстроилась очередь. Только Мино просил бесплатную воду, так как знал, что заначка, которую он находчиво спрятал в левом носке сорок третьего размера в размере ста восьмидесяти пяти евро, хранима была им на крайний случай. Исчезновение – Ах, паршивец, чего ему не хватало? Как у Христа за пазухой жил. Не жизнь, а сказка. Живи себе, твори себе. И флягу спер, мерзавец. Полный шаусмас!5 – бранилась Марта из Даугавпилса, когда обнаружила, что Мино пропал, и исчезла фляга с ее любимым коньяком. Эсьен Мулле сидел за пультом в студии France-porno-canal и безуспешно искал на экранах Мино, но видел только сотрясающую воздух проклятьями Марту. Остальные сотрудники недоумевали: «Все же условия были созданы. Чего ему не хватало?». – Дорогие мои! – обратился Эсьен к присутствующим. – Пришло время проститься с героем нашего шоу. Нужно перевернуть эту страницу. Все когда-то заканчивается. Нам остается уповать на то, что наш герой найдет свое место в жизни. Помолимся за него. И тут гример Люси вновь прослезился и опять нашел грудь Жаклин, чтобы прильнуть к ней, а Жаклин, как всегда, принялась его утешать. На его месте хотел оказаться каждый. В пути Путь в Гранаду для Мино состоял из: 1. удивления, вызванного тем, что его попутчики в Риге без лишних проблем вписались в минивэн Volkswagen T1 колесящего по Европе пятидесятилетнего скейтера-пацифиста Йоса из Голландии, который сочинял стихи на антивоенную тематику. Он был одет в майку, на которой были напечатаны надписи: «no to racism» спереди и «нет рашизму» сзади. 2. размышлений над тем, кто такая Роза Бонкур после слов Ивана Баданды «Хочешь встретиться с Розой Бонкур, бррр, то есть, Жюли де Блуа, тормозни фуру на трассе», неспроста сказанных Иваном, так как Ильма, которой Иван предложил разделить с ним жизнь, уже занимала предполагаемое место Мино в минивэне Йоса. 3. назойливого шансона в кабине дальнобойщика с клеймом агрессора на лице, который по каким-то непонятным для Мино причинам постоянно ругал древнегреческого философа Платона, ученика Сократа и учителя Аристотеля. Давно канувший в Лету автор учения о трех частях души каким-то образом отбирал у дальнобойщика Семена деньги. Вот под какие строчки, напеваемые лихим женским голосом, силился уснуть Мино в кабине новехонькой «Татры»: «По автобанам, по автобанам, в Берлин мы едем по автобанам. Держись, Берлин, брать Рейхстаг с Вованом мы едем-едем по автобанам». 4. решительности и бесповоротности дорог, чтения рекламных щитов, принятия душа на заправках, поедания фастфуда на остановках, прощания с Семеном, когда на твое «Будь аккуратен, счастливого пути!» тебе отвечают «Ничего, мы им еще покажем! Бывай!». 5. изучения железнодорожных маршрутов в здании железнодорожного вокзала Вроцлава из желтого кирпича. 6. благодарности Ивану Баданде за новый бесценный опыт путешествия автостопом и на перекладных. 7. снов о джунглях Амазонки, прериях Миссисипи, саваннах Лимпопо. 8. взглядов на столетние замки из окон пятилетних электричек. 9. путевых заметок, хаотично заполнявших чистые листы блокнота с «Топиком Илоны». 10. постепенно тающих в проезде, еде, туалете ста восьмидесяти пяти евро. 11. жуткой душевной боли из-за нехватки той, кем, как он полагал, стать для него могла Жюли де Блуа, кем бы она ни была. 12. окончания осени на одном из континентов. 13. неожиданных встреч с пилигримами. Кто-то из них кому-то приходился братом Марком, кто-то – братом Франком, а кто-то – сестрой Лирой. 14. «новой волны», ставшей когда-то для Мино олицетворением настоящей Европы, которая противостоит натиску варваров, как может, и все еще самоотверженно стремится сохранить в неприкосновенности свои ценности, выстраданные веками. 15. неполученных писем в другой, когда-то родной стране. 16. холщовой сумки с рисунком из букв, начертанных древнегерманской вязью, (такие раздавались в качестве сувениров на книжной выставке во Франкфурте-на-Майне, а из Граца в Бергамо Мино подвозил Винченцо Демарини, известный в Италии детский писатель, и сумок таких у Винченцо была уйма. В ней-то успешно и уместились все скудные пожитки Мино, накопленные за время путешествия: одноразовая зубная щетка, почти бесплатная и невесомая секондхендовская одежда, блокнот с «Топиком Илоны», карандаш из паба «Чойс», фляга с чем-то булькающим внутри и монограммой «АВК» снаружи). А до этого свои вещи Мино таскал с собой в биоразлагаемом, но достаточно вместительном пакете с изображением ракушки на нем, который подарил ему дальнобойщик Семен. 17. рези в глазах от чистоты альпийского воздуха. 18. взглядов на открытки, на которых море. Изредка они встречались в сувенирных лавках. 19. книг в руках путешественников, прохожих, зевак. Чаще всего Мино попадалась на глаза книга с названием U for Universe на языках стран, которые проезжал Мино. Что это за книга, и кто ее автор, Мино предположить не мог. 20. отчаяния. 21. терзаний. 22. девушек, похожих на Жюли де Блуа, которая в свою очередь напоминала то Марину Вакт, то Эль Фаннинг, то Лолу Ле Ланн, то Беллу Хиткот, то Лили Джеймс, а чаще всего их всех вместе взятых. 23. знакомства с Феликсом. 24. встречи с Эльзой. 25. etc. Эльза (Выдержки из путевых заметок Мино, хаотично заполнявших чистые листы блокнота с «Топиком Илоны») Стенограмма: энный год энного летия нашей ауры. Семнадцать не восемнадцать – прощание с ненавистником Платона Семеном. Без двадцати не двадцать – вход внутрь здания железнодорожного вокзала во Вроцлаве. С минуты на минуту – изучение железнодорожных маршрутов. С секунды на секунду – изучение лиц людей. Конец стенограммы. Еще на улице я заметил странную, но молоденькую миловидную девушку то ли с отрешенным, то ли с потерянным взглядом, которая занималась тем, что заглядывала мужчинам в глаза, как будто пытаясь рассмотреть в них себя. Меня она заинтересовала. И вот теперь она тоже зашла внутрь здания вокзала и продолжила свой необъяснимый поиск или изучение. Я наблюдал за ней нехотя, не желая выказывать свой интерес. Странности ей добавляла униформа железнодорожного работника, явно неподходящая ей по размеру. Юбка, прихваченная ремнем, свисала ниже колен, рукава просторного кителя были подкатаны. Только пилотка сидела на аккуратной голове девушки идеально, украшая плавно струящиеся из-под нее русые волосы. Именно форма на девушке позволяла людям вокруг думать, что это сотрудник вокзала, который просто ищет опаздывающего на свой поезд пассажира или безбилетника, и, в принципе, занимается нужным делом. Лишь немногие пафосные персоны шарахались от нее, сопровождая свое нежелание обмениваться с ней взглядами дежурными фразами на подобие «Что вы себе позволяете?», а другие спрашивали: «У вас все в порядке? Вам чем-то помочь?», а более беззаботные путешественники позволяли смотреть ей себе в глаза и даже улыбались в ответ, а кто-то просто не обращал на нее никакого внимания. Мужчинами средних лет можно назвать тех, в чьи глаза всматривалась девушка. Я принадлежал к их числу и подозревал, что скоро наступит моя очередь. Ночь В съемной парижской квартире, что в доме на улице Вьяла напротив отеля «Капитоль», после уже почти ничего не значащего секса, ставшего обыденностью, Веня и Роза пытались уснуть, по привычке еще о чем-то спрашивая друг друга. – Ты читал что-нибудь из этого нашего Мино, Веня? – спросила Роза. – Нет, а зачем? Сейчас другие скорости, совсем другая динамика, когда читать, Розочка? – А я читала, – сказала Роза, постепенно засыпая. – И что же? – спросил Веня. – Как называется? – «Вопросительный знак», – уже сквозь сон ответила Роза. – При чем здесь вопросительный знак? – спросил Веня. – Вот и я думаю, при чем здесь вопросительный знак… – уснула Роза, произнеся эти слова. Эльза (Продолжение) Похоже, наступила моя очередь. «Вот ты и пришел сюда, вот я и нашла тебя» – заглядывая в мои глаза, вполголоса произнесла она сама себе, будто утешая себя, убедившись в чем-то неоспоримом. В ее же глазах для меня открылись какие-то необозримые просторы из другого мира, несуществующего, или наоборот, самого что ни есть настоящего и реального. И потом она взволнованно заговорила со мной, взяв меня за руку: «Пойдемте, пойдемте. Скоро отправление». Она крепко вцепилась в меня и потянула в сторону перрона. Я не сопротивлялся. Ее взгляд обезоруживал меня. Мы вышли на улицу, оказались под полупрозрачной крышей, которая служила навесом для поездов и перевозимых ими людей. Мы оказались возле одного из них. Мне показалось, что это была какая-то электричка местного сообщения. Проводники посмотрели на нас с долей недоверия, но решили к нам не приставать с расспросами. «Это со мной» – сказала моя попутчица группе железнодорожных работников и затащила меня в вагон. Видимо, форма делала свое дело.