1. Одноколейный путь бежал в прорези островерхих заснеженных елей. Сильные мотовозные фары издалека выхватили из мрака избушку путейцев и цепко держали в луче, пока мотовоз не подкатил близко. Машинист погасил фары, сбавил скорость, но тормозить медлил, вопросительно смотрел на стоявшего рядом в кабине лейтенанта. Машинист не хотел останавливаться, и лейтенант понимал причину. Сильный снегопад прекратился еще в вечерних сумерках. Теперь же было далеко за полночь, заметно похолодало, небо очистилось, светила ущербная луна, и ровная снежная гладь мерцала в ее лучах в промежутке между насыпью и избушкой, которая притулилась у ельника в двадцати шагах от рельсового полотна. Следов не было. Значит, если и могли войти в избушку, то лишь до снегопада, в крайнем случае, в его начале. А устраиваться на ночлег засветло не в привычках бродяг. Для машиниста не было сомнений, что избушка пуста. Лейтенант тоже был не против ехать дальше, однако неожиданно для себя сказал: — Останови. Лейтенант открыл дверцу, взявшись за поручни, спрыгнул вниз. Из прицепленного к мотовозу вагончика-теплушки вышли сержант и трое дружинников. Лейтенант вынул из кармана полушубка фонарик, засветил и направился к избушке. Он ступал, боясь провалиться и увязнуть по пояс в глубоком снегу. Предосторожность, пожалуй, излишняя: под слоем пушистого свежего снега прочный мартовский наст. Один из дружинников тоже зажег фонарик и пошел по следу лейтенанта. Тот обернулся, помахал рукой: дескать, не надо, посмотрю сам. Дружинник не обратил внимания на жест и продолжал идти. Лейтенант больше не возражал, ему было безразлично: не лень, пусть хоть все идут. Избушка была сколочена из старых смоленых шпал. Чем ближе, тем острее запах пропитки. В двух шагах от избушки лейтенант остановился, посветил на дверь. Влажные хлопья налипли на стену, на дверь; морозец прихватил снег. И стена, и дверь были в сплошном глянцеватом куржаке. — Что там? — крикнули с полотна. — Никого нет, — сказал нагнавший лейтенанта дружинник. Лейтенант сделал еще шаг к избушке, дернул на себя заиндевевшую ручку. Из темноты пахнуло свежим табачным дымом, сухой плесенью. Послышалось короткое громкое шуршанье, будто кто-то резким движением смял бумагу. Какой-то не очень тяжелый предмет шлепнулся об пол. Луч фонарика еще блуждал за пределами избушки, и лейтенанту потребовалась выдержка, чтобы, не видя во мраке происходящего, не отпрянуть, не захлопнуть дверь. Наконец он направил пучок света в пространство перед собой. В углу на низких голых нарах, прижавшись спиной к обитой фанерным листом стене, сидел мужчина в ондатровой шапке, в пальто с каракулевым шалевым воротником. При свете фонарика лица толком не разглядеть, и все же он не был похож на человека без постоянного пристанища. Неожиданный обитатель избушки щурился, силился рассмотреть лейтенанта. Видимо, он спал одетый или просто лежал на нарах и встрепенулся, сел, заслышав голоса. Незнакомец был весь напружинен, однако наметанным взглядом лейтенант определил, что опасности это не таит, внезапных вывертов не предвидится. Лучиком фонарика лейтенант поводил по избушке. Обшитые фанерой стены пусты. Кроме нар, печка-буржуйка, лавка вдоль стены с оконцем. Под нарами литровая банка с окурками. Следов недавнего присутствия других людей нет. — Выходи! — велел лейтенант, опять направляя фонарик в лицо ночному постояльцу избушки. Незнакомец повиновался, пригнувшись, прошел мимо отступившего на полшага в сторону лейтенанта. — Проверь-ка, Саша, — попросил лейтенант дружинника, — что-то он вроде выкинул в избушке. Дружинник исчез в проеме распахнутой настежь двери. Пятно от его фонарика прыгало по полу. Раздался легкий свист. — Что там? — нетерпеливо спросил лейтенант. — Богато, — откликнулся дружинник, выбираясь из избушки. В руках вместе с фонариком у него было что-то завернутое в газету. — Посмотри, какой капитал. Дружинник хотел показать, что под газетой. Движение получилось неловким, содержимое — две компактные пачки — упало в снег. Лейтенант успел заметить — деньги. Когда дружинник поднял пачки, об рукав куртки смахнул с них снег, увидел достоинство: в обеих — двадцатипятирублевки. — Откуда было знать, что милиция, — заговорил незнакомец. — Думал, лихие люди. Спрятать решил от греха подальше. — Что еще с собой? — спросил лейтенант. — Больше ничего нет. Глядите, коль не верите. — Он сам расстегнул пуговицы пальто и принялся вынимать из карманов содержимое. Оно оказалось скудным: два ключа от английского замка на брелке с олимпийским Мишкой, перочинный ножичек с несколькими лезвиями; в кармане пиджака ручка, билет на поезд. Лейтенант поднес к глазам картонный прямоугольничек. Билет, уже использованный, на пригородный поезд. Лейтенант сунул билет и перочинной ножик в боковой карман кителя, где уже лежали деньги, остальное вернул владельцу. — Где документы? — спросил хмуро. — Украли, — ответил незнакомец. — Когда? Где? — На станции... Вы что, тут допрашивать будете? — Недавний обитатель избушки путейцев был спокоен. — Что ж, не хотите здесь, поговорим в другом месте. Незнакомец заговорил опять, когда подошли к мотовозу: — Я инженер из Перми. Моя фамилия Неделин. Приехал в ваши края покупать машину. Не получилось. Паспорт с двумя сотнями за обложкой и портфель украли из купе, уже на станции. Здесь пересадка. Поезд утром, в гостиницу без документов не примут. Решил не торчать на вокзале, пошел по пути и набрал на эту избушку. Кроме этого, вины никакой. — Вы заявили в милицию? — Вы женаты, лейтенант? — вопросом на вопрос ответил незнакомец. — Какое это имеет значение? — Прямое. Же́нитесь, проживете несколько лет с женой, и, может быть, поймете, что не всегда самое разумное бежать в милицию в неприятных ситуациях. Иногда лучше проглотить и постараться выкинуть из головы. Кстати, не потеряйте деньги. — Не беспокойтесь... Дружинники и сержант, оставшиеся около теплушки, вслушивались в разговор. Присутствие их ничуть не смущало незнакомца. Ходивший к избушке с лейтенантом дружинник вполголоса объяснял друзьям, что произошло. — Ладно, хватит терять время. В теплушку, — скомандовал лейтенант. Все забрались в вагон, и лейтенант велел машинисту возвращаться на станцию, при этом он еще раз оглянулся на избушку. Езды до станции каких-то пять-семь минут. Мотовоз остановился в тупичке неподалеку от здания вокзала. Сержант с задержанным вышли. Дружинники тоже собрались было покинуть вагончик, лейтенант их задержал. «Сейчас поедем, парни». И они остались на месте. Вдвоем с сержантом они провели назвавшегося Неделиным мужчину в здание вокзала, поднялись на второй этаж, где находилась комната милиции. Никого в этот ночной час не было в ней: дежурные в зале и на перроне. Сержант своим ключом открыл комнату, включил свет. Вокзальное помещение было старинным, строили его в начале века, почти одновременно с прокладкой железной дороги. В просторной комнате на высоком потолке выделялась красивая лепка, попорченная, впрочем, при более поздних ремонтах; два больших окна — стрельчатые. Сержант указал задержанному на массивную скамью с высокой спинкой, на которой были хорошо видны буквы «МПС» — Министерство путей сообщения. — Можете раздеться, — сказал лейтенант. Он вынул из кармана пачки денег и перочинный ножик, положил то и другое в сейф, запер его. — С ним останешься, — сказал сержанту. — Запиши объяснение и протокол составь. Пять тысяч двадцатипятирублевками, складник. Да, вот еще, — он полез в карман, — билет. Начальство пока будить не нужно. Через час вернемся, видно будет. — На одиннадцатый километр? — спросил сержант. — Да, — лейтенант кивнул, еще раз взглянул на задержанного и вышел. Сержант поискал в ящике стола бумагу, взял ручку и минут десять писал, то и дело останавливаясь, задумываясь. Бессонная ночь сказывалась. Наконец он сказал: — Приступим. Фамилия, имя, отчество? — Неделин Виталий Петрович. Задержанный, сидевший все это время безучастно, чуть склонившись вперед, выпрямился, поднял руки до уровня груди, потянулся, словно пытался стряхнуть одолевавшую дремоту. — Год рождения? Лицо задержанного вдруг исказилось от боли. Он обеими руками схватился за грудь. — Погоди...— сказал сквозь зубы с усилием. — Сорок шестой год... Сердце защемило... Думаешь, каково, сначала обчистили, а теперь вот как преступника допрашивают. — Вас пока не допрашивают, — возразил сержант. — Да какая разница. Велят отвечать, значит, допрашивают. Жмет сердце... Вызови врача лучше, — опять гримаса боли появилась на лице у задержанного. Сержант смотрел испытующе. Прикидывается, или в самом деле плохо с сердцем? Похоже, настоящий приступ. Испарина выступила на лбу. Он взял трубку, набрал номер вокзального медпункта. Трубку не снимали. Дежурный врач вышел куда-то или спал. — Не отвечают, — сказал сержант. — Черт возьми, так сдохнуть недолго, — простонал задержанный. — Да сбегай в аптечный киоск. Спроси нитроглицерин. Закрой дверь. Куда денусь. Сержант встал, еще не зная, на что решиться. Нет, нет, без притворства сердечный приступ. Лоб уже весь мокрый, пот стекает по побагровевшему лицу. Чего доброго, впрямь несчастье случится. Сержант огляделся. Хлопнул себя по бедру. Оружие при нем, сейф заперт. — Сейчас принесу. Нитроглицерин? — Да. Быстрее. И еще. Все, что есть от сердца, — прерывистым голосом сказал задержанный. Сержант выскочил за дверь, точным движением вставил ключ в скважину, крутанул два раза и побежал вниз, в аптечный киоск...