Что же тогда выходит? Конечно, прежде чем забиться в избушку, Неделин должен был убедиться в приемлемости ночного кочевья в поездах. Должен. Не такое приятное и безопасное местечко избушка, чтобы, не размышляя, отправиться туда на ночевку. С расписанием, откуда знал, загадки нет. У каждого проводника в вагоне имеется справочник, возьми да штудируй. Хорошо, хорошо знал Неделин расписание. К какому поезду он стремился? Если приехал вечером, то — девушка подсказала — с утренним не успевал на пересадку. Не успевал на поезд, который отправляется до семи тридцати! Выкурили его из избушки в половине пятого, плюс полчаса на ходьбу к вокзалу. Пять. — Какие поезда проходили сегодня через Таежную от пяти до полвосьмого утра, можете назвать? — спросил девушку Шатохин. — По-местному, или по Москве? — По-нашему. — Если по порядку, сначала читинский на восток. Дальше — пермский в сторону Урала. Бийский... И на Андижан. Они почти одновременно приходят и уходят. Потом — Аннинск — Красный Яр. Это пригородный считается. На Москву и в Усть-Илимск еще. Вот и все. — А какие из этих редко ходят? Пропустишь, и долго ждать следующего? — Усть-илимский и андижанский, конечно. Через день ходят. Летом они ежедневные. — Усть-илимский во сколько? — После семи. В семь двенадцать. — Спасибо. Молодец вы. Хорошо свою работу знаете. Учитесь где-нибудь? — В техникуме... Заочно... От похвалы девушка неожиданно вспыхнула. Даже обильные веснушки растворились на минуту в алой краске. Она порывисто поднялась со стула. — Если ничего больше не нужно, пойду. Меня там подменяют. — Да, пожалуйста. Оставшись в кабинете один, Шатохин некоторое время смотрел на листок с колонками цифр. Что он узнал? Что Неделин, возможно, ждал в избушке прихода андижанского или усть-илимского поезда. Скорее, андижанского. Усть-Илимск — на восток. Туда поезда идут непрерывно, добрался бы до крупной станции, где легче затеряться. До Иркутска, к примеру. Не стал бы в Таежной торчать. В южном направлении уехать труднее в это время года. В ночь — ни одного поезда. Но даже если твердо знать, что андижанский поезд был нужен Неделину, что из этого? Отсюда до Андижана три тысячи километров. Попробуй определи, где нужная Неделину станция? Важно еще знать, куда и на чем подался Неделин, обведя вокруг пальца сержанта. Нет, все-таки узнать станцию, до которой доехал бы Неделин, складывайся у него все благополучно, — это очень много. Какой-никакой зыбкий, а мостик от крайцентра до станции Икс. Но вот как определить этот Икс? Шатохин подошел к висевшей на стене карте железных дорог страны. Отыскал отметку «Таежная», взглядом проследил путь от нее на юг. Где намеревался завершить свое путешествие Неделин? В Семипалатинске? В Алма-Ате? А может, в каких-нибудь Лепсах? Ладно, сколько угодно можно глядеть в карту. Без пользы. Нужно встретиться с дружинниками, участниками ночного рейда. Не очень он рассчитывал на эту встречу, но все равно нельзя без нее. Шатохин положил в карман пиджака листок с колонками цифр, забрал с вешалки пальто, вышел из кабинета. 5. Он вернулся в номер около полуночи. Переоделся в спортивный костюм, сел в кресло. Журналы аккуратной стопкой по-прежнему лежали на тумбочке. Есть что полистать-почитать перед сном. На улице теплынь, а топить продолжали по-зимнему. Батарей — не прикоснешься, в номере душно. Хорошо бы форточку на ночь открыть. Шатохин отодвинул плотную штору, и громада вокзального здания открылась взору. Из окна гостиничного номера была видна северная сторона. Вокзал находился всего метрах в трехстах. Он был освещен снаружи и изнутри. Светилось каждое высокое окно в центральном — кассовом — зале и в зале ожидания в левом крыле. Мощные прожектора с высоты обливали своими лучами пристанционные пути и захватывали вокзал, его выкрашенные в желтый цвет стены узорчатой кладки, зеленую, крытую железом крышу. Впереди, на свободном пространстве за окнами гостиницы царил мрак, и он подчеркивал праздничную яркость ночного вокзала. Шатохина привлек больше не сам по себе вид здания. Внимание приковали окрашенные серебрянкой трубы. Словно тугие ливневые струи, соскальзывали они с крыши и текли по стене вниз, почти достигали земли. Труб было десятка полтора. Одна из них проходила в простенке между арчатыми окнами второго этажа, где находилась милицейская комната. Причем проходила труба не ровно в центре простенка, а была заметно подвинута к одному из окон. К тому, через которое ушел Неделин. Шатохину днем не давала покоя мысль, что сбежавший прекрасно знал о трубе за окном милицейской комнаты, но до сих пор он не мог найти толковое объяснение, откуда знал. Даже если предположить, что через Таежную Неделин проезжал не раз и хорошо запомнил вокзал, то все равно не настолько же, чтобы в память врезались такие подробности, как водосточная труба близко от окна. Специально такое запомнить Неделин не мог. Такое могло отложиться в сознании непроизвольно. Но для этого нужно долго, очень долго смотреть на вокзал. Просто остановиться посреди улицы и часами глазеть — это не реально, невозможно. Зато когда находишься один в номере и заняться нечем, отчего бы не встать у окна, не разглядывать? Точно так, как сейчас он, Шатохин... Не следует ли из этого, что Неделин в свое время останавливался в гостинице? Размышляя так и продолжая вглядываться в вокзал, Шатохин заметил, как от двери служебного хода кто-то отделился и быстро направился вдоль стены здания к багажной кладовой. Маневровый тепловоз с несколькими вагонами, груженными лесом, заслонил и фигуру идущего, и дверь служебного хода. Шатохин отошел в глубину комнаты, сел. Ну, конечно! Должен был ночевать в гостинице Неделин. Смотрел из окна и подмечал непроизвольно, как входят и выходят в служебную дверь с надписью «Милиция» люди, видел и окна, и трубы. Не думал, не гадал, конечно, что пригодится. А приспичило, сразу вспомнил и воспользовался. И как в голову не пришло сразу, что Неделин мог остановиться в гостинице. Ведь задержанный сам сказал лейтенанту Глазову, что, будь документы, отправился бы на ночлег в гостиницу. Значит, точно потерял паспорт или украли. Так. Если сразу не соврал, то, вероятно и дальше говорил правду. Жаль, не спросил у Глазова, сразу задержанный назвался Неделиным или уже на станции... Большая разница. Пока ехали, мог обдумать, что говорить, а сразу... Уточнить у лейтенанта нужно. Шатохин потянулся к трубке, но тут же передумал звонить: обойдется без уточнений. Он накинул пиджак, обулся и вышел из номера. В узком длинном коридоре было пусто и тихо. Освещение слабое. Только около входа, на полированной стойке, за которой находилась дежурная, свет от настольной лампы был предусмотрительно направлен на картонную табличку с надписью «Мест нет». Дежурная, полная женщина с сединой в завитых волосах, сидела за столиком и что-то вязала на крупных пластмассовых спицах. Она подняла глаза, вопросительно посмотрела на Шатохина. — Мне бы книгу регистрации приезжающих посмотреть, — попросил Шатохин. — Вы с собой хотите взять? — женщина заговорила не сразу, прежде собрала и отложила вязание. — Если можно, в номере посмотрю. — Нет. Здесь смотрите. А в номер брать нельзя. Шатохин не стал спорить: нельзя так нельзя. Он зашел за стойку, присел к лампе и раскрыл пухлую регистрационную книгу. Записи начинались с середины октября. Шатохин устроился поудобнее и углубился в записи. Администратор снова взялась за вязание. — Можете к себе забрать, если уж нужно, — разрешила она. — Ничего, ничего, здесь даже лучше, не заснешь, — не прерывая своего дела, откликнулся Шатохин. Прошлогодние записи подходили к концу, он просматривал список за двадцать пятое декабря. И тут в середине очередной странички взгляд наткнулся на фамилию Емелин. Шатохин недолго бы задержался на этой фамилии. Внимание приковало имя-отчество Емелина — Виталий Петрович. Полное совпадение с именем-отчеством человека, назвавшегося Неделиным. И год рождения — 1946, и профессия — инженер (в гостиничной книге значилось даже «ст. инженер») совпадали. Место жительства Емелина, правда, не Пермь, а Челябинск. Домашний адрес — проспект Металлургов, 4, кв. 30, место работы ЧТЗ — Челябинский тракторный завод — надо понимать. Случайность? Почему бы нет. Очень даже возможно. Но нельзя исключить, что тот самый беглец Неделин. Если он, то почти полную правду сообщил о себе. Год рождения, имя-отчество, профессию. Самую малость вольность позволил — вместо одного крупного уральского города назвал другой. А с фамилией? Что это такое ему взбрело в голову? Уж не пословицу ли вспомнил: «Мели Емеля, твоя неделя?» Емелин — Неделин. Если так, с юмором у него в порядке. И нервы крепкие. Если даже решил пошутить с фамилией, не так и глупо. Начнут искать в Перми Неделина, и, конечно, такого не обнаружат. Все. Поиск по фамилии в тупике. Кто ж пустится созвучные фамилии перебирать, проверять. Рано делать какие-то выводы. Может, самый настоящий, неподдельный старший инженер Емелин из Челябинска ночевал в гостинице двадцать пятого декабря. Предполагать все можно, утверждать — пока ничего. Так, а еще позднее не осчастливил своим приездом гостиницу в Таежной инженер Емелин? Шатохин опять принялся листать регистрационную книгу. Дело дальше шло быстрее, он обращал внимание лишь на фамилии и год рождения. Да! Еще бывал в здешних местах Виталий Петрович Емелин одиннадцатого февраля. Занимал десятый номер. По соседству с шатохинским. В декабрьский приезд выбыл на другой день, и в феврале не загостился. Часы выезда и въезда не обозначены, цель приезда тоже не указана. — У вас где-нибудь отметка делается, когда был занят, когда освободился номер. По часам? — спросил Шатохин у дежурной. — В карте гостя, — женщина опять ответила не сразу, долго расставалась с вязанием. — На свою карту взгляните, и у вас пометка есть. Это для уборщиц. А так незачем. Расчетный час — полдень. — Карту гости с собой забирают? — Сдается. Это же пропуск в гостиницу. Квитанция об оплате выдается, карта отбирается. — А где хранятся они, можно взглянуть? — Вон лежат, — дежурная обернулась к застекленному шкафу. — Квартал храним, после выкидываем. Нужно? — Да. — Вы сами запутаетесь. Лучше назовите, кто нужен, я поищу, — предложила дежурная. — Емелин Виталий Петрович, из Челябинска инженер. Не припомните такого? — Нет. Он что, преступник? — не удержалась от вопроса женщина. — Интересуюсь, — уклончиво ответил Шатохин, снова вникая в регистрационную книгу. Пока изучал список приезжих вплоть до странички, на которой была вписана его собственная фамилия, и убедился, что Емелина в списке больше нет, дежурная среди тысяч отпечатанных на серой бумаге карточек отыскала нужные. Хоть и говорила, что они выбрасываются спустя квартал, однако выписанная двадцать пятого декабря тоже нашлась. Кроме фамилии, инициалов, номера комнаты и сроков проживания ничего другого на бланке не указывалось. Непонятно, для чего держать их лишний день, не то что три месяца. Шахотин мысленно поблагодарил руководство гостиницы за это бюрократическое правило. И на декабрьской, и на февральской картах гостя, выдававшихся в свое время Емелину, значились одни и те же часы вселения и выбытия — двадцать и пять. Любопытно. Особенно если учесть, что последний вечерний поезд из крайцентра прибывает незадолго до восьми. Оба раза Емелин пожаловал в Таежную в нечетные числа. Сбежавший тоже объявился в нечетный день месяца. Совпадение? Нет уж, если Неделин и Емелин — одно лицо, скорее, система. Путь, в котором предусмотрена пересадка с поезда на поезд в Таежной и отдых в гостинице до пяти утра. В такую рань подниматься оправдано на андижанский поезд, как редко курсирующий. — Листки прибытия, которые приезжие заполняют от руки, у кого хранятся? — спросил Шатохин. — В администраторской. Но только за последний месяц есть. Недавно батарея лопнула, все бумаги попортились, выкинули их. — Жаль... Пойду. — Книга вам с собой не нужна? — Нет. Спасибо. — И то верно. Спать давно пора. Пятый час пошел. Женщина вздохнула, с неохотой опять взялась за пластмассовые спицы. Ее клонило в сон, а прилечь нельзя. Скоро будить людей к поездам. 6.