– Для тебя это, должно быть, совсем иначе, быть тут, в окружении всех этих женщин, а не полных тестостерона разговоров в раздевалке, к которым ты привык. – Ну да. Пожалуй. Но я тут вырос, так что для меня это нормально. Я не против женских разговоров. Она улыбается: – Я вижу. – Плюс, я реально ненавижу гендерные стереотипы. – Ты? – Голос Бейли полон изумления. – Ты – самый мужественный мужчина из всех, кого я знаю. Звездный спортсмен. Мистер крутой хоккеист. Забавно осознавать, что она видит меня именно таким. – Фу. Может быть? Но, черт возьми, я бы с радостью остался дома, готовил и убирал весь день, если б у меня была жена, которая зарабатывала бы нам на жизнь. – Хм, – она обдумывает это, все еще глядя на меня. – И, если я вдруг заплачу под песню Over the Rainbow, никто не должен меня осуждать. Она смягчается, опершись рукой на кровать рядом: – Ты прав. Никто не должен. Это очень красивая песня. – Чертовски верно. Нас, мужчин, фактически приучают к тому, что нехорошо демонстрировать свои чувства и эмоции. – Правда, я никогда не думала об этом с такой точки зрения, – тихо говорит Бейли. Она все еще так и сидит рядом со мной на постели. – Спасибо за то, что ты здесь. За все. За то, что присматриваешь за мной. Ее рот приоткрывается, и она переносит свой вес так, что склоняется чуть ближе: – Это совсем не трудно. Когда я накрываю ладонь Бейли своей, она ее не убирает, как я отчасти ожидал. – И все же. Я ценю это. – Голос у меня хриплый. Я не могу отрицать, что мы переживаем какой-то момент. Похоже, между нами есть химия, которую я пытался отрицать: все эти горячие взгляды, которыми мы обменивались последние несколько дней, вырываются на поверхность. Я наклоняюсь, и Бейли делает то же самое, пока не оказывается достаточно близко, чтобы я мог прижаться губами к ее губам. Я чувствую ее легкий вздох удивления и, всосав ее нижнюю губу, углубляю наш поцелуй. Она целует меня в ответ умело и уверенно, убежденная в том, что да, прямо сейчас мы должны целоваться. Как будто ничто не имеет значения в этот момент, кроме прикосновений ее языка к моему. И, о, мать вашу, это идеально. Ее губы слегка прижимаются к моим, и я проглатываю низкий стон, когда чувствую, как ее пальцы зарываются в волосы у меня на затылке. Я повторяю себе, что этот поцелуй не имеет ничего общего с тем, о чем шептались мои придурковатые кузены, и что я невольно подслушал, когда Бейли вышла в купальнике. Это не имеет никакого отношения к ее восхитительному пьяному признанию прошлой ночью. Я просто хотел поцеловать ее. И поцелуй не разочаровывает. Теперь она тяжело дышит и сжимает бедра, я представляю, как нарастает томление между ними. Томление, от которого я был бы более чем счастлив избавить ее. Ну, то есть, если бы был в состоянии, но, мать его, я рискую просидеть на скамье запасных остаток сезона, если попытаюсь взять Бейли. Эта опасная мысль прерывается звуком шагов на лестнице. Мы отскакиваем друг от друга как раз вовремя. В дверях появляется мама. Я тяжело дышу, а член у меня стоит по стойке смирно, но мама так взволнована, что не замечает. – У Норы отошли воды! – Мама задыхается, как будто бежала всю дорогу сюда. Может быть, так оно и было. Моя старшая сестра и ее муж остановились в доме мамы, а это через пару кварталов отсюда. – Они поехали в больницу. Я вскакиваю с постели, быстро оправляясь: – Матерь божья. Ты серьезно? – Началось! – счастливо говорит она, не в силах стереть с лица широкую улыбку. Я поворачиваюсь к Бейли, которая тоже уже стоит, улыбаясь: – Нам ехать? Едем в больницу, да? Мама похлопывает меня по плечу: – Дети не появляются на свет так быстро. Прими душ, поешь, потом подъезжай. Я киваю: – Ладно. Это я могу. Мое сердце сильно колотится. Я не уверен, потому ли, что я только что целовался с Бейли, или потому, что моя мать едва не застукала нас, или потому, что у моей сестры только что начались схватки. Вероятно, это комбинация всех трех факторов. Моя мама взволнованно сбегает обратно по лестнице, и Бейли выходит в коридор вслед за ней. – Я быстренько приму душ и буду готова. Так волнительно. Я хочу снова поцеловать ее, но вместо этого просто киваю: – Встретимся внизу? Она еще раз окидывает меня оценивающим взглядом и исчезает в своей спальне. * * * Уже пять часов мы находимся в комнате ожидания акушерского отделения больницы. Кортни и Эмбер играют в карты в другом конце комнаты. Моя мама сидит со Стивом на коротком диванчике, а Лолли два часа назад ушла, чтобы лечь спать. Бейли сидит на стуле рядом со мной, играя в какую-то игру с поиском слов на телефоне. Последнее, что сказал нам врач Норы, – роды, вероятно, займут еще пару часов. Я потягиваюсь и смотрю на телефон, чтобы узнать время – почти полночь. Полагаю, мама была права, дети требуют времени, особенно первенцы. Я не могу справиться с нервным узлом, образовавшимся внутри от беспокойства о Норе. Надеюсь, с ней все в порядке. Нам же скажут, если что-то будет не так? Поворачиваясь к Бейли, я вытягиваю ноги перед собой и кладу руку на спинку ее стула: – Уже поздно. Тебе стоит вернуться в дом. Хотя бы одному из нас нужно немного поспать. Бейли игриво смотрит в ответ: – И пропустить весь бесплатный больничный кофе? Ни за что. Я коротко смеюсь: – Как хочешь. Она оглядывается, в глазах у нее улыбка. – Для комнаты ожидания больницы тут довольно уютно. Я пожимаю плечами: – Калифорния к твоим услугам. Никто из нас не говорит об этом, но я не могу перестать думать о поцелуе. Не могу прекратить прокручивать мысленно, как ее язык нетерпеливо соприкоснулся с моим, или то, как ее пальцы зарывались мне в волосы. От мысли об этом даже сейчас, спустя несколько часов, мурашки бегут по спине. Проходит еще час, и в какой-то момент мне кажется, будто я задремал: как бы неудобно ни было втискивать долговязое тело в жесткое кресло в комнате ожидания, мне каким-то образом удается заснуть. Но когда вбегает моя мама, я вдруг просыпаюсь. Она только что из палаты Норы. – Уже почти! – мама практически вибрирует от возбуждения. – Меня выгнали, потому что Нора начала тужиться. Я смотрю на Бейли, глаза у которой не слипаются и ни капельки не сонные. Может, она привыкла ночи напролет дежурить в больницах, потому что, похоже, ожидание не влияет на нее так, как на меня. – Что это значит? Что ребенок почти родился? – спрашиваю я. Бейли склоняет голову, обдумывая ответ на мой вопрос: – К сожалению, для матери, которая рожает впервые, это может значить интервал от двадцати минут до трех часов. – Давай, Нора, – говорю я в тихом подбадривании, и Бейли в молчаливой поддержке пожимает мне руку. К счастью, проходит всего лишь сорок пять минут до того, как муж сестры Тод врывается в дверь, задыхаясь и сияя широченной улыбкой. Мама подскакивает с места, а затем подрываемся все мы, наседая на него. – Девочка! – когда он говорит это, его голос наполнен благоговением, а в глазах блестят слезы. Мама тут же начинает рыдать. – Еще одна малышка, – тихо говорит она, и слезы уже катятся по обеим ее щекам. – Семь фунтов, одна унция, – Тод выталкивает каждое слово так, будто только что пробежал марафон.