— Саэта? — Какая разница! — злобно огрызнулась та. — Я с этим скотом работать не буду! Он мне знаете что сказал? Как жаль, что Гаэтано его не послушался, когда он советовал меня добить! — Меня не интересует, что вы друг другу наговорили! Вспомните, с чего все началось. — Началось с того, что они репетировали, — вспомнил Фортунато. — И Саэта отказалась пройтись с ним под руку. Так, слово за слово, все мужики скоты, все бабы суки… А ты такой, а ты сякая… — Из-за такой ерунды? Вы что, совсем сдурели? Саэта, что за капризы? Я понимаю, что тебе это может быть неприятно, но это работа, и если надо, значит, надо. Через «не могу». Кантор, а тебе не стыдно? Ты же здоровый мужик, как ты мог ударить женщину? — За такие вещи я бью всех, невзирая на пол и возраст, — зло бросил Кантор и с трудом разогнулся. — Проклятие, как же это я так раскрылся… — Так тебе и надо, чтоб не кидался на женщин с кулаками, — назидательно сказал полковник, а потом повернулся к Саэте: — А ты думай, что говоришь. А то в следующий раз он не раскроется, и получишь, как он сам выражается, по полной программе. — Посмотрим, — зло прищурилась Саэта. — Посмотришь? Ты что думаешь, — продолжал полковник, — что ты сможешь потягаться с Кантором на равных? Девочка, у тебя мания величия. Тебе один раз случайно повезло, и ты уже возомнила о себе невесть что. Кантор не только лучший стрелок во всех Зеленых горах, в обычной рукопашной с ним тоже мало кто потягается. — Как вы меня напугали! — издевательски отозвалась упрямая девица. — Пустите, я ей доступно объясню… — прорычал Кантор, пытаясь подняться, но его тут же усадили на место. — И что с ними делать? — жалобно вопросил командор. — Товарищ полковник, как можно было поставить в пару отпетого женоненавистника и наглую девицу, которая презирает мужчин и не устает это демонстрировать? Неужели нельзя было найти другого парня, поспокойнее, чтобы и не приставал к Саэте, и спокойно сносил ее хамство? — От хама слышу! — окрысилась Саэта, переключаясь на невезучего командора, поскольку Кантор замолчал. — Прекратите орать, — осадил ее полковник, — иначе вы своим безобразным скандалом поднимите на ноги всю базу! Хотите, чтобы сюда сбежалась толпа зевак, любоваться на представление?! Не хватало еще, чтобы все это позорище увидел товарищ Пассионарио, между прочим, его хижина почти рядом с вашей. — Спасибо, полковник, — негромко произнес за его спиной мягкий мелодичный голос. — Я уже вижу. Полковник Сур поспешно отступил на шаг, почтительно пропуская вперед невысокого молодого человека в черной куртке с красным бантиком на нагрудном кармане — упомянутого товарища Пассионарио, предводителя повстанцев и всеобщего любимца. — Простите, товарищ Пассионарио… — смущенно пробормотал командор Фортунато. — Это получилось… случайно… — Напротив, это получилось закономерно, — так же негромко и мягко возразил вошедший, неторопливо пересек комнату, сел за стол и обвел внимательным взглядом присутствующих. Все как по команде опустили глаза, даже воинствующие напарники притихли, и в наступившей тишине были слышны только писк москита под потолком и неровное прерывистое дыхание травмированного Кантора. Товарищ Пассионарио отбросил назад длинную челку, непременный атрибут мистралийского барда, и продолжил, переводя взгляд с Кантора на Саэту: — Как вы можете? Вы же товарищи. Соратники. Напарники. Вам поручено особое, можно сказать, жизненно важное задание. И вместо того, чтобы использовать отпущенные вам два дня для подготовки, вы не нашли ничего лучшего, чем поссориться и бить друг другу морды? Вам не стыдно? — Нет, — угрюмо проворчал Кантор, не поднимая глаз, чтобы никто, не приведи небо, не увидел, что на самом деле ему все-таки совестно. — Ни капельки, — поддержала его Саэта, точно так же не поднимая глаз. — Простите, — повторил командор с таким истовым раскаянием, будто это он сам учинил драку. — Этого больше не повторится! — Мы примем меры, — так же покаянно пообещал полковник. — Какие? — чуть улыбнулся товарищ Пассионарио своей особенной мягкой, почти детской улыбкой, в которую были просто влюблены его соратники и подчиненные, от воина до генерала. — Мы… э-э… — замялся полковник. — Мы с ними серьезно поговорим… Обещаю вам, мы… — Давайте я сам с ними поговорю, — предложил вождь, продолжая улыбаться. — Оставьте нас втроем. Когда все лишние покинули комнату, Саэта не удержалась и подняла глаза. Просто из любопытства. Она никогда не видела вблизи легендарного товарища Пассионарио и не смогла побороть желание рассмотреть его получше. Вот он какой, любимый вождь и идеолог, о котором столько говорят. Даже Гаэтано, который его немного недолюбливает за излишнюю демократичность, всегда отзывался о нем тепло и одобрительно… Надо же, какой он молодой, интересно, ему хоть двадцать пять-то есть? Не таким представляла себе боец Саэта предводителя, совсем не таким. По ее мнению, вождь должен быть старше, солиднее, с мужественным лицом и орлиным взором, а он… Маленький, хрупкий, как девушка, и невероятно симпатичный. Особенно эта улыбка, самая обаятельная на свете улыбка, скромная, кроткая, волшебная какая-то… впрочем, поговаривают, что любимый вождь и в самом деле немного смыслит в магии… — Ребята, — ласково и как-то проникновенно произнес товарищ Пассионарио, одним движением поднимаясь со стула и запрыгивая на стол. Об этой его странной привычке сидеть на столе тоже часто рассказывали, но своими глазами Саэта видела такое впервые. — Давайте относиться друг к другу с уважением. Какими бы противоположными ни были ваши точки зрения, это не повод для ссор и драк. Мне отрадно видеть, что вам все-таки стыдно за то безобразие, которое вы устроили из-за сущей ерунды, это доказывает, что вы еще не окончательно пропащие люди. Хотелось бы надеяться, что вы сможете работать в паре, потому что вы — наша последняя надежда. Конечно, вам трудно перешагнуть через предубеждения, которых хватает у обоих, но постарайтесь друг друга понять… — Он достал сигарету, щелкнул пальцами, из которых взвился язычок пламени, прикурил и продолжил, не обращая внимания на изумление Саэты: — Кантор, ты же отлично знаешь, почему Саэта так относится к мужчинам. Чего ты ожидал от девушки, которая побывала в руках маньяков и осталась калекой на всю жизнь? Мне казалось, ты бы должен ее понять намного лучше, чем кто бы то ни было. И уж дразнить ее и издеваться — последнее дело. А ты, Саэта, со своей стороны, тоже могла бы подумать, что, если Кантор обижен на весь женский род, то у него тоже есть на то причины. Не буду останавливаться на этом подробно, он сам тебе расскажет, если смелости хватит. А намеренно оскорблять товарища, повторяя услышанные где-то сплетни, бессовестно и жестоко. Не удивительно, что он тебя ударил. Тебе еще повезло, что он так взбесился, что сразу бросился в драку, а не вызвал тебя на поединок по всем правилам. Вы оба виноваты, дорогие мои товарищи, и вам обоим надо что-то с собой делать, иначе вы не сможете работать вместе, а это необходимо для дела. Пойми, Кантор, у нас не так много женщин-убийц, которых можно отправить на такое задание, а как справлялись мужчины, ты, наверное, знаешь. И ты пойми, Саэта, что при всех своих недостатках Кантор, пожалуй, единственный мужчина, который сможет сопровождать тебя в путешествии, охранять, прикрывать, помогать с легендой и маскировкой, переводить с шести языков и при всем этом не приставать к тебе, что для тебя очень важно. Вы должны как-то найти общий язык и сработаться, а для этого вам необходимо всего лишь присмотреться друг к другу внимательнее и начать все сначала. Спокойно сесть и поговорить о своих проблемах. Откровенно и доброжелательно, как подобает товарищам. До полного взаимопонимания. Давайте сейчас сделаем так: вы вместе спуститесь к ручью, умоетесь, приведете себя в порядок… — Что касается меня, — криво оскалился Кантор, — То куда-либо пойти я смогу не раньше чем через час. Разве что моя геройская подруга меня отнесет. — Разбежалась, — проворчала Саэта, ощупывая заплывший глаз. — Как я с таким лицом на люди выйду? — Тогда я просто оставлю вас наедине, поговорите здесь. У вас должно получиться. Я вижу, вы раскаялись в своем поведении, не питаете друг к другу ненависти, и готовы быть откровенными. Всего вам хорошего, товарищи. Пассионарио легко спрыгнул со стола и удалился, одарив их напоследок еще одной обворожительной улыбкой. И Саэта вдруг поняла, что он совершенно точно определил ее чувства. Ей действительно было стыдно за позорную драку и действительно хотелось пооткровенничать хоть с кем-нибудь. Пусть даже с Кантором. Когда дверь закрылась, Кантор негромко сказал: — Саэта, подойди сюда. — Тебе что, мало? — Подойди, пока не поздно. Я тебя полечу, а то действительно на люди выйти нельзя будет. И с легендой будут проблемы, мне все-таки придется изображать полную скотину, чтобы ни у кого не возникало сомнений, откуда у моей жены фингал под глазом. А я не хочу. — А ты что, умеешь лечить? — недоверчиво спросила Саэта, но все же поднялась. — Не умею, а иногда могу. Вот сейчас как раз тот момент. Подходи быстрей, пока не ушло. Наклонись. Теперь потерпи, я до тебя дотронусь… Вот так, теперь все. — Все? — Саэта с недоверием подошла к зеркалу. — Действительно… А как ты это делаешь? — Не знаю. Само получается. — А себя так можешь? — Себя не могу. Ну что, начнем сначала? — Давай лучше с конца, — предложила Саэта. — На чем мы закончили? Ах, да, я задала тебе вопрос, на который ты мне ответил кулаком в глаз. — Хорошо, отвечу по-хорошему. Это неправда, — спокойно ответил Кантор. — Хотя я думаю, что вопрос все же был риторический и имел целью именно начать драку. — Вовсе я не собиралась с тобой драться, а только хотела тебя оскорбить чем-нибудь. А чего ты так взбеленился, если это неправда? — Потому, что… — Кантор задумчиво потер подбородок. — Как бы тебе поточнее объяснить… Скажем так, мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы это осталось неправдой. И мне это кое-чего стоило. Поэтому всякие сомнения в этом меня бесят. Если тебе хочется подробнее узнать, как я сражался за свою девственность, я тебе, может быть, потом расскажу, если… если у меня будут основания тебе доверять. Продолжим? — Ты сказал, что советовал Гаэтано меня добить. Ты что, там был? — Был. Я вообще о тебе довольно много знаю. Я помню тебя еще с тех времен, когда ты носила другое имя и не стреляла в людей, а играла на рояле. И когда мы нашли тебя на вилле Сальваторе, я тебя сразу узнал. Лицо-то они не тронули… Гаэтано рассказывал тебе, что там было? — Рассказывал, — кивнула Саэта. — Он к этому старому извращенцу давно подбирался. Ты, наверно, слышал, у Гаэтано была дочка… — Слышал. Она пропала еще задолго до того. Собственно, из-за всей этой истории с дочкой Гаэтано и оказался с нами. На державу обиделся. Он грешил на Сальваторе с самого начала, но ему никто не верил. Даже у нас не верили, а уж в легальном, так сказать, обществе… Как же, добрейший первосвященник Сальваторе, духовная опора нации! А он и его сыновья-извращенцы творили такое… Тебе еще, можно сказать, повезло. Гаэтано в конце концов наплевал и на Совет, и на дисциплину, и на личный запрет генерала Борхеса, взял с собой небольшую отборную группу и наведался на эту виллу. Там была довольно сильная охрана, но мы их удачно сняли без шума и, когда зашли, застали веселье в полном разгаре. Знаешь, Саэта, я всякое видел, но от такого непотребства меня чуть не стошнило. Трахаться между собой и попутно резать на части женщину для остроты ощущений… Так что я видел тебя там во всей красе, так сказать. Я действительно посоветовал Гаэтано тебя добить. Мне казалось, что так будет гуманнее. Может, я был не прав, но ты выглядела так… Трудно было предположить, что ты выживешь после такого. — Как видишь, — угрюмо заметила Саэта. Все это время она сидела отвернувшись и время от времени беззвучно вздрагивала. — Вижу. Ошибся. Могу взять свои слова обратно, если тебе от этого будет легче. А можно спросить?.. — Правда ли, что меня зашили наглухо? — резко перебила его Саэта. — Любопытство замучило? Чтобы ты не терялся среди сплетен, отвечу. Раз уж мы должны знать друг о друге побольше… Почти правда. Мне удалили практически все. И то, что осталось от второй груди, тоже ампутировали. А теперь хватит обо мне, давай о тебе. Я уже вижу, что самая ходячая сплетня о тебе такая же неправда, как и… ну, не буду повторять. — Это насчет того, что гениталии мне вырвали раскаленными щипцами в Кастель Милагро? Разумеется, неправда. Мне их отбила ты десять минут назад. — А вторая самая ходячая сплетня о тебе правда? — Нет. И третья тоже. А к женщинам я так отношусь потому, что меня однажды очень крупно и подло кинули. С тех пор меня от них отвернуло, как поколдовал кто. — И все? — Саэта наконец повернулась лицом к собеседнику и уставилась на него с откровенным изумлением. — То есть причина всему обыкновенная неверная женщина? Ты подвинулся рассудком просто из ревности? — При чем тут ревность? — нахмурился Кантор. — Разве я что-то говорил о неверности? По милости моей возлюбленной я оказался в Кастель Милагро. Она меня сдала за стандартную награду в пятьдесят золотых, когда я пришел к ней после побега из лагеря в надежде на помощь и сочувствие. — Вот стерва! — поразилась Саэта. — Всего за пятьдесят золотых? — Ей бы доплатили еще, если бы я кого-нибудь сдал. Наверно, она на это и рассчитывала. Нас было много, целая группа беженцев. Мы должны были уйти морем в Эгину. По десять золотых с головы — это была бы приличная сумма. — И ты никого не сдал? А как вышел оттуда? — Я не вышел, меня вынесли. В бессознательном состоянии. Даже не знаю точно кто, но наверно, Амарго. Он не велел мне об этом даже спрашивать, так что точно я тебе не скажу. Да это и не надо… Продолжим? Может, опустим все взаимные оскорбления, которыми мы так щедро друг друга осыпали, и вернемся к началу? Тебе действительно настолько противно, когда к тебе прикасаются? — Если честно… Когда просто прикасаются без определенных намерений — нет. Я сама себе создала такую репутацию, будто я ненормальная. Ты же знаешь, какие ребята у Гаэтано. Они тут в горах без женщин совсем одичали. Вот я и постаралась отвадить их таким образом. Кого-то ножом пырнула, кому-то яйца отбила… Теперь все знают, что Саэта зашита наглухо и вообще психованная, ее даже руками трогать нельзя. Привыкли и не пытаются ни заигрывать, ни руками лапать, ничего похожего. И сама я привыкла. Понятно, если кто-то посмеет, Гаэтано им собственноручно яйца вырвет, но не бегать же каждый раз жаловаться, я все-таки боевик, а не студентка консерватории. Вот так я всех и выдрессировала. А на самом деле… — Она вздохнула и поправила растрепанные волосы. — Это просто привычка. Я постараюсь. — Вот и отлично, — кивнул Кантор. — Только давай не сейчас. Мне надо немного отлежаться. — Что, здорово я тебя? — Практически всмятку. Но не советую пытаться повторять. В следующий раз я не раскроюсь так по-дурацки, а это было твое единственное преимущество. Дело даже не в том, что я намного сильнее физически, хоть ты и крепкая девчонка. В рукопашном бою я спокойно делаю двух вооруженных мужиков любого веса. А ты молодая и в этом неопытная, сильно подозреваю, что бить по яйцам — это единственное, что ты умеешь делать толком. — В общем-то не единственное, но… Ладно, давай больше не будем драться. Только впредь придержи язык, если тебе захочется высказаться насчет того, что все бабы… и так далее. — Договорились. Ты, конечно, сама понимаешь, что у меня к тебе будет аналогичная просьба. — Понимаю. Согласна. И еще… Кантор, нам что, придется спать на одной кровати, раз мы… «супруги»? — Не переживай, может, не придется. Если что, просто ляжем подальше друг от друга. — И мы будем жить в одной комнате, вместе переодеваться и все такое?