Он запнулся, увидев прикрепленную внутри папки фотографию, на которой изуродованное лицо Александры Паркс было снято крупным планом. Глаза его расширились, и Босх подумал, что пластический хирург за все годы работы не видел ничего подобного. Взгляд Шуберта перешел на другую сторону папки, где Босх прикрепил один из полицейских отчетов – не из-за его особой важности, а потому, что это была копия официального документа, на которой стоял штамп: «Дозволено цензурой», поставленный управлением шерифа Лос-Анджелеса. Босх знал, что это повысит его собственную легитимность в глазах доктора. А он хотел как можно дольше оставаться в его глазах полицейским. Обман сразу раскрылся бы, если бы доктор попросил его показать жетон, и Босх старался держать доктора в растерянности и страхе. Шуберт с потрясенным видом хотел отдать папку Босху, но тот не взял ее. – Слушайте, что все это значит? – произнес хирург умоляющим тоном. – Какое отношение это имеет ко мне? – Все это началось с вас, доктор, – ответил Босх. – С вас и Эллиса с Лонгом. Лицо Шуберта выражало, что имена ему знакомы и вселяют в него ужас. Вероятно, он все время гнал от себя мысль, что его связь с Эллисом и Лонгом – какова бы она ни была – не существует в действительности. Босх наконец взял у него папку: – Ну, так где мы можем поговорить? 42 Шуберт отпер лифт ключом. Пока стальная кабина медленно поднималась, оба молчали. Когда двери открылись, мужчины оказались в роскошном холле, из которого прошли через приемную с обитой бархатом мебелью и кофе-баром. В помещениях вдоль коридора не было ни посетителей, ни персонала. Все, очевидно, ушли домой. В своем кабинете Шуберт зажег свет. Это оказалась просторная комната, где с одной стороны были расставленные как попало кресла и диван, а с другой – письменный стол и компьютер. Складная китайская ширма разделяла эти два пространства. Доктор тяжело опустился в кожаное кресло с высокой спинкой, придвинутое к письменному столу. Он покачал головой, сознавая, что вся система внешних атрибутов его жизни, еще недавно идеально подогнанных друг к другу, стала разваливаться. – Просто не могу в это поверить, – простонал Шуберт, раздраженно сделав жест в сторону Босха, как будто тот был во всем повинен. Босх сел в кресло перед столом и положил папку на отполированную ультрасовременную алюминиевую крышку стола. – Успокойтесь, доктор, – сказал он. – Мы решим, как это уладить. Женщина на фотографии, на которую вы не хотите смотреть, – Александра Паркс. Вам это имя о чем-нибудь говорит? Шуберт автоматически начал качать головой, но имя Паркс пробудило в нем воспоминания. – Это женщина из Западного Голливуда, общественный деятель? Но они же вроде бы поймали преступника, какого-то члена банды чернокожих. Было примечательно, что Шуберт охарактеризовал подозреваемого в расовом аспекте, словно это отчасти объясняло мотивы убийства. Это дало Босху некоторое представление о человеке, которого он в ближайшие пять минут должен был заставить разговориться. – Да, но это оказалось ошибкой. Преступники пока еще гуляют на свободе. – Вы имеете в виду этих двух копов из лос-анджелесской полиции? – Да, их. И вы должны сообщить мне все, что знаете, чтобы мы могли поймать их. – Я ничего о них не знаю. – Знаете. – Я не могу быть замешанным в истории с убийством. В моей профессии репутация – это все. Если… – Ваша репутация будет значить немного, если вы станете трупом. А ведь все говорит о том, что вы у них следующий на очереди. – Этого не может быть. Я платил им и снова заплачу в конце месяца. Они знают это. С какой стати они… Он замолчал, осознав, что со страху проболтался. – Вот поэтому нам надо поговорить, – пояснил Босх. – Помогите нам завершить это и покончить с ним раз и навсегда. Мы сделаем все аккуратно, без лишнего шума. Я постараюсь, насколько возможно, не предавать гласности ваше участие. Я хочу получить от вас информацию, а не судить вас. Шуберт кивнул – не столько соглашаясь с Босхом, сколько признавая, что момент, которого он так долго боялся, наконец наступил во всей своей неотвратимости. – Ну вот и хорошо, – сказал Босх. – Но прежде чем мы начнем, я хочу позвонить напарнику и сообщить ему, где нахожусь. Нам надо быть все время на связи. – Я думал, вы должны быть все время вместе. – В идеале да, – ответил Босх. – Но когда у нас такое разветвленное расследование, как это, мы разделяемся, чтобы собрать больше материала. Важно сохранять темп. Он посмотрел на часы и, взяв телефон, притворился, что делает вызов, а на самом деле включил записывающее устройство. Он поднес мобильник к уху, как будто ожидал ответа абонента. Посидев так некоторое время, напечатал сообщение: «Привет, это Гарри. Сейчас без четверти шесть, я допрашиваю доктора Шуберта в его кабинете. Он согласился сотрудничать. Если возникнут затруднения, я позвоню. Поговорим позже». Сделав вид, что выключил телефон, Босх положил его на стол поверх папки, достал записную книжку и похлопал себя по карманам в поисках ручки. Не найдя ее, он потянулся к стоявшему на столе стакану с ручками и карандашами. – Послушайте, я не давал официального согласия сотрудничать с вами, – сказал Шуберт. – Вы вынуждаете меня. Вы огорошиваете человека заявлением, что его собираются убить, и он, естественно, хочет поговорить с вами и выяснить, в чем дело. – Это следует понимать как согласие дать показания? – Понимайте как хотите. Босх посмотрел на лежавшую на столе папку и затем на Шуберта: – Почему бы нам не начать с часов? – С каких еще часов? О чем вы? – Доктор Шуберт, вы прекрасно понимаете, о каких часах я говорю. О часах «Одемар Пиге», которые вы купили два года назад в Лас-Вегасе. Женская модель «Ройял оук офшор». О тех часах, которые, по словам вашей жены, были украдены, но, по вашему признанию, были проданы вами, чтобы погасить карточный долг. Шуберт, казалось, был ошеломлен тем, что все это известно Босху. – Но ведь это не соответствует действительности? Я не смогу помочь вам, если вы будете запираться и не скажете правду. Убиты четыре человека. Четыре, доктор. И связывают их эти часы. Если вам дорога жизнь, вы должны рассказать мне все. Шуберт закрыл глаза, словно это был выход из того отчаянного положения, в какое он попал. – Это не должно быть предано гласности, – проговорил он. – У меня клиенты. У меня… – Он не смог продолжать. – У вас репутация, вы уже говорили. Я понимаю. Не могу ничего обещать, но постараюсь сделать для вас все возможное. Если вы скажете правду. – Жена не знает об этом. Я люблю ее, и это будет для нее ударом, очень сильным ударом. Он сказал это скорее себе самому, и Босх решил не понукать его и дать ему время собраться с силами. Шуберт, похоже, решился. Он открыл глаза и посмотрел на Босха. – Я совершил ошибку, – сказал он. – Ужасную ошибку… – И опять замолчал. – Какую ошибку, доктор? – спросил Босх, хотя, зная всех фигурантов дела, уже догадывался, в чем проблема. Эллис и Лонг работали в полиции нравов и заглядывали в темные закоулки секс-бизнеса. Именно там они встретились с Джеймсом Алленом. По всей вероятности, туда же забрел и доктор Шуберт. – У меня установились дружеские отношения с одной пациенткой, – сказал Шуберт. – Она работала в индустрии развлечений для взрослых и перенесла несколько косметических операций. Было улучшено все, что только можно, – губы, грудь, ягодицы. Инъекции ботокса мы делали регулярно. Применялись хейлопластика, фейслифтинг, подтяжка кожи на руках – предпринималось все, чтобы ее карьера не прервалась. Босх не имел понятия, что такое хейлопластика, и не хотел даже спрашивать. Другие более-менее понятные названия и без того действовали на него угнетающе. – Это, разумеется, делалось в течение многих лет – около десятка, – добавил доктор и замолчал, словно сказанного им было достаточно, чтобы представить себе все остальное. В общем-то, так оно и было – Босх понимал, что за этим последует, но хотел, чтобы Шуберт сам рассказал все. – Что конкретно вы имеете в виду под «дружескими отношениями»? – спросил Босх. – Хорошие отношения между врачом и пациенткой, – кратко ответил Шуберт. – Чисто деловые. – Ясно. Как же произошло, что эти двое, Эллис и Лонг из полиции нравов, вторглись в вашу жизнь? Шуберт опустил на миг глаза и смирился с неизбежным. – Обещайте, что вы не внесете это в свои отчеты – разве что в сугубо конфиденциальные документы. – Обещаю, – сказал Босх. – Не буду вносить это ни в какие полицейские отчеты. Шуберт довольно долго вглядывался в лицо Босха, словно определяя, можно ли ему верить. Затем кивнул – скорее своим мыслям, чем Босху. – Я переступил черту, – сказал Шуберт. – Я переспал с ней, с пациенткой. Это было только один раз, но с тех пор я ни на минуту не переставал сожалеть об этом. Босх кивнул с понимающим видом. – Когда именно вы переступили черту? – спросил он. – В прошлом году, перед самым Днем благодарения. Это была ловушка. Они это подстроили. – Как ее зовут?