Клинч с оборотнями выдерживали немногие. До изобретения бронекостюмов, во всяком случае. Но и сейчас переверты могли убивать штурмовиков, не успевших активировать экзо-режим. Никто ведь не отменял дробящие удары и переломы шейных позвонков. Человека можно сбросить в лифтовую шахту. Придавить чем-нибудь. Утопить. Способов хватает. Наоки и Коля быстро обшарили квартиру. Временное затишье обманчиво. Переверты могут затаиться, выждать и напасть снова. Усыпить бдительность. В шлемофоне звучали переговоры штурмовиков. Бойцы отчитывались о трупах, меняли позиции. Похоже, отряду удалось выстоять. Что ж, не зря они считались лучшими истребителями Хабаровска. Репутация заслуженная. — Нам обещают подкрепление, — ожил шлемофон. Голос Сергея. — Хорошо, — буркнул Тадж. — А когда? — Уже летят. — Что происходит вообще? — не выдержала Шарапова. — Здесь несколько кланов. Они нас ждали. Сидели в засаде. — Их много, — добавил Хиро. — У меня один валялся на площадке, — заметила Катя. — А потом перевернулся. Они что, научились контролировать трансы? В эпоху прорывов штурмовики выработали собственный сленг. «Транс», например, означал трансформацию. Момент обращения человека в зверя. Раньше считалось, что этот процесс естественный, он не контролируется разумом. Как только заходит солнце, оборотни перекидываются. Так было раньше. — Я не знаю, — отрезал Сергей. — У меня колдырь лежал на площадке, — Наоки показала жестами Коле, чтобы держал входную дверь. Сама заняла позицию в центре длинного коридора. Так, чтобы видеть окно зала и поворот на кухню одновременно. Квартира выморожена напрочь, но в бронекостюме этого не чувствуешь. — У них новая тактика. Батареи скоро полопаются… Да какая разница? Людей здесь не осталось. — Пиксель, доложи обстановку, — приказал сержант. — Я доложу, — встрял Дозер. — Мы подчистили балконы и карнизы со стороны двора. Они там налипли, как пчелы на мед. — Крыша? — уточнил Хиро. — Чисто, — сообщил Пиксель. — Я просветил тепловизором, на чердаке их не осталось. — Повисите там, — голос сержанта подернулся статикой. — Вдруг вторая волна. Случился прорыв. Наоки понимала это хорошо. Время от времени переверты обрушивались на какой-нибудь город, начинали инициировать всех подряд. Ну, как всех. Кого-то пожирали, они ведь хищники. Рациональные, гады. Вербовали тех, кто помоложе да покрепче. В зараженных городах самые низкие шансы на выживание у стариков, жиртрестов, инвалидов. Маленькие дети гибнут, подростки выживают. Это гребаный геноцид. Кто кого. Один биологический вид вытесняет другой. Хуже всего, насколько успела понять Наоки, дела обстоят в миролюбивых европейских странах. Варшавский договор трещит по швам, но помощь от Союза они получают. Неплохо обстоят дела у тех, кто примкнул к Японскому протекторату. Остальные превратились в звериные питомники. Как и третий мир. Половина Индии под пятой пришлых тварей. Часть Африки уже не спасти. В Южной Америке вторжения сметают одну банановую республику за другой. Тенденции очевидны. Людей отправляют на свалку истории. И вот — прорыв в Хабаровске. Передовые отряды рыщут по Шанхаю. Частный сектор обращать легче всего. Жители высоток могут оснастить окна решетками и сигнализацией, укрыться за бронированными дверьми. Некоторые даже стены укрепляют, подают документы на серьезную перепланировку. У тех, кто побогаче, стоят пуленепробиваемые стекла. А еще, как слышала Наоки, в городе объявились наемники какого-то профсоюза… Вторую волну никогда не ждешь. А она приходит. Снаружи — выстрелы, рев, шорох осыпающейся штукатурки. Последний звук сливается с завыванием ветра. — Лезут! — крикнул Тадао. Наоки сменила магазин «аша». Заметила слева движение. Повернулась на девять часов и всадила три одиночных в белого волка, попытавшегося прыгнуть на стену из кухни. Оборотня отбросило на многострадальную дверь ванной. Переверт сполз к своему остывающему приятелю, оставляя на белом прямоугольнике красную полосу. Приятеля Коля успел завалить до прихода Наоки. Герасимов начал стрелять. Наоки подняла голову — тепловизор высветил крупный звериный силуэт в комнате третьего этажа. Поднять ствол и прошить перекрытие очередью из бронебойных пуль. Проницаемость железобетона для такого боеприпаса достигает тридцати семи сантиметров. Наоки применяла это знание редко, но сейчас — самое время. Вторая волна вполне может смести их группу. Тварь за перекрытием дернулась несколько раз и затихла. С потолка посыпалась пыль. Наоки вернулась к исходному сектору обстрела. Вовремя, потому что за подоконником гостиной нарисовалась тигриная пасть. Кхан вцепился когтями в дерево и начал втягивать себя внутрь. Первая пуля перебила оборотню лапу, вторая разворотила грудь. Чудище рухнуло обратно. Грохот крупнокалиберного пулемета. Это вступил в игру Пиксель. — Отступаем, — приказал Сергей. — Это приказ? — уточнила Катя. — Да. — А что там с подкреплением? — спросил Тадж. — Не будет никакого подкрепления, — процедил Сергей. Шорох статики. — Всех отзывают. Наоки просканировала сквозь стены площадку. Красно-желтых монстров не видно, можно выдвигаться. — Коля, прикрой меня. Она вышла на площадку первой. Дверь квартиры напротив разлетелась в щепки, и оттуда что-то полезло. Наоки даже не успела рассмотреть — что. Просто выпустила несколько пуль в проем, и чудище издохло. — Я между подъездами, — сообщил Дозер. — Хиро, Тадао — на пандус. Это сержант. Ночь полнится жуткими звуками. Вой, рычание, пулеметные очереди, вспышки трассирующих пуль. Коля и Наоки бегут к спасительному проему. Между катером и подъездом — около двадцати шагов. Наоки вновь активирует экзоскелет, и вьюга размазывается кашей по наглазникам. Слева — тень. Бьет очередь, зверя разрывает пополам. Пиксель, только у тебя такой калибр, с благодарностью думает Наоки, вбегая по наклонному пандусу в спасительное нутро «Ротодайна». Вдогонку — следующая мысль. Нас вытеснили. Никакого удержания позиций. Никакой зачистки. Это гребаное, мать его, бегство. Организованное отступление, как сказало бы высокое и мудрое начальство. Когда винтокрыл набирал высоту, она увидела полчища серых теней. Переверты мчались по пустырю.