— А какая разница? — вежливо спросил Халдер. — О, разница большая, — ответил Мейсон. — Если мы просто неофициально беседуем — это одно дело, а если вы официально задаете вопросы из списка, который у вас тщательно подготовлен, я должен также тщательно обдумывать ответы на них. — Почему? — подозрительно спросил Халдер. — Разве истина от этого меняется? — Конечно! Давайте для примера возьмем ваш последний вопрос. Вы спросили, заходил ли я в дом Эдварда Дейвенпорта. — Несомненно, на этот вопрос можно ответить только «да» или «нет», — заметил Халдер, который теперь смотрел на Мейсона настороженно и недоверчиво. — Нет, — покачал головой Мейсон. — Все не так просто. — Это почему же? — Давайте рассмотрим создавшееся положение. Если это официальный допрос, то я должен проявлять крайнюю осторожность, делая заявления, чтобы они были точными на все сто процентов. — Я именно этого и хочу и предполагаю, что вы хотите того же. — Поэтому я должен заявить, что входил в дом, принадлежащий миссис Эдвард Дейвенпорт, — сказал Мейсон. — Минутку! — воскликнул Халдер. — Это же дом, в котором находилась контора Эда Дейвенпорта, он там вел свой бизнес и… — Вот об этом-то я вам говорю, — перебил Мейсон. — Именно на это я хочу обратить ваше внимание. — Я вас не понимаю. — Разве вы не видите? Если бы мы говорили неофициально и вы спросили бы меня, заходил ли я в дом Эда Дейвенпорта, то я бы, не задумываясь, сразу ответил, что конечно, заходил. Но если это официальный допрос и вы спрашиваете меня, заходил ли я в дом, принадлежащий Эду Дейвенпорту, я должен подумать. Я не могу ответить сразу. Нужно принять во внимание массу вещей. Я должен сказать себе: «Сейчас я представляю интересы Мирны Дейвенпорт, вдовы Эдварда Дейвенпорта. Если раньше дом был их общей собственностью, то теперь, с момента смерти Эда Дейвенпорта, она полностью приобрела на него право собственности. Если дом не являлся общей собственностью, а каждый из супругов владел своей долей и есть завещание, по которому все переходит Мирне Дейвенпорт, то моя клиентка получает права на дом сразу после смерти Эда Дейвенпорта, и дело упирается только в официальное утверждение завещания. Поэтому, если на официальном допросе я отвечаю, что входил в дом, принадлежащий Эду Дейвенпорту, то такой ответ может рассматриваться как признание в том, что мне на тот момент было известно о существовании завещания, но я сомневался в его законности или юридической силе, или я допускал как адвокат Мирны Дейвенпорт, что этот дом не являлся общей собственностью супругов. Вы понимаете, что я хочу сказать, господин прокурор? Казалось, Халдер растерялся. — Я вас понимаю, мистер Мейсон, но, боже праведный, зачем нам такие юридические тонкости? Это же казуистические дебри! — Если вы и дальше не собираетесь четко проводить линию между официальным допросом и неформальной беседой, то мне остается только блуждать в казуистических дебрях, если я считаю, что есть разница между ответом на вопрос при официальном допросе и неформальной беседе, — ответил Мейсон и при этом обезоруживающе улыбнулся. — Я хочу, чтобы вы отвечали на вопросы неофициально, мистер Мейсон, — сказал Халдер. — В таком случае тоже возникает проблема, — продолжал объяснения Мейсон. — Я все-таки адвокат миссис Дейвенпорт. Я пока не знаю, будет ли возбуждено против нее уголовное дело. Насколько я понимаю, это вполне возможно. В таком случае получается, что я — адвокат, защищающий ее как обвиняемую в уголовном преступлении. Кроме того, я являюсь адвокатом, представляющим ее интересы как наследницы ее покойного мужа. Предположительно, в деле фигурирует общая собственность и, возможно, какое-то раздельное имущество. Муж и жена являются близкими родственниками и соответственно наследуют друг за другом, но еще может быть и завещание, в котором отражены какие-то отдельные моменты. Вполне возможно, что если вы сейчас будете задавать мне вопросы по заранее подготовленному списку и потом эти вопросы можно будет вспомнить в дальнейшем, на более позднем этапе — абсолютно точно их повторить, то мои необдуманные ответы могут навредить интересам моей клиентки. Например, мне, возможно, придется отвечать на вопрос, убивала ли она своего мужа Эда Дейвенпорта. Как я понимаю, при сложившихся обстоятельствах такой вопрос вполне возможен, не правда ли? — Не знаю, — кратко ответил Халдер. — Я не берусь предсказывать, какие действия будут предприняты официальными лицами в других округах. — Если не ошибаюсь, то во время телефонного разговора вы говорили, что на вас давят, не так ли? — спросил Мейсон. — Это так и есть. — Насколько я понимаю, давление на вас оказывают представители правоохранительных органов из других округов? — Да. — И совершенно очевидно, что давление оказывалось не из-за возможного незаконного или несанкционированного вторжения в дом Эдварда Дейвенпорта в Парадайсе, Калифорния. Скорее всего, давление оказывается на вас из-за того, что кто-то считает Эда Дейвенпорта мертвым и допускает возможность — заметьте, я говорю исключительно о настрое того лица или лиц, которые оказывают на вас давление, — да, допускает возможность, что миссис Дейвенпорт имеет какое-то отношение к смерти Эдварда Дейвенпорта. Я прав? — Боюсь, что мне не следует честно отвечать на этот вопрос, мистер Мейсон. — Насколько я понимаю наши законы, если один человек убивает другого человека, то убийца не может наследовать никакое имущество убитого, — продолжал Мейсон вкрадчивым голосом. — Или вы понимаете это как-то по-другому, господин прокурор? — Нет, точно так же, как вы. — В таком случае предположим, вы зададите мне вопрос, касающийся определенного имущества — то есть вопрос о статусе какого-то имущества, праве собственности на него в настоящее время, и также предположим, что это имущество, которым Эд Дейвенпорт владел при жизни и оставил своей жене по условиям завещания. Это завещание на первый взгляд имеет юридическую силу, и при обычных обстоятельствах право собственности на имущество перешло бы вдове. Теперь предположим, что, отвечая на ваш вопрос, я могу упомянуть (заметьте: непреднамеренно или по невнимательности), что имущество в настоящий момент не принадлежит миссис Дейвенпорт. В таком случае вполне возможно, что кто-то (конечно, не вы, господин прокурор, поскольку я знаю, что ваша этичность не позволит вам придраться и воспользоваться подобной оговоркой), а кто-то менее щепетильный и использующий любые технические оплошности использует и это мое заявление как факт моего признания в том, что миссис Дейвенпорт виновна в убийстве и поэтому не может наследовать имущество, и право собственности к ней не перешло. Мейсон откинулся на спинку стула, улыбнулся троим сбитым с толку официальным лицам и достал из кармана портсигар. — Кто-нибудь желает закурить? — спросил он. Ответом ему было молчание. Мейсон достал сигарету, постучал ею по краю портсигара, закурил, выпустил облако дыма и с сияющей улыбкой посмотрел на проводивших допрос мужчин. — Подождите минутку, — заговорил Халдер. — Я начал задавать вам вопросы, но вместо этого получается, что я сам только и делаю, что отвечаю вам. — Разумеется, — кивнул Мейсон. — Мне же нужно четко установить, что это за допрос. В каком статусе я здесь нахожусь? И теперь я хочу спросить вас, господин прокурор, как юрист юриста: что вы об этом думаете? Могу ли я сказать нечто такое, что каким-либо образом будет намекать на то, что я считаю невозможным для своей клиентки наследование имущества ее покойного мужа? — Конечно, нет. Никто вас об этом и не просит. — Вот об этом и речь, — кивнул Мейсон. — Поэтому, если вы задаете мне вопрос об имуществе и праве собственности, я должен быть очень осторожен, когда отвечаю. Как вы думаете? — Я не в том положении, чтобы советовать вам, — сказал Халдер. — Совершенно верно, — согласился Мейсон. — Я очень ценю вашу откровенность, господин прокурор. А поскольку вы действительно не в том положении, чтобы давать мне советы, я вынужден это делать сам. Вы затронули очень интересный вопрос. Я не знаю, вправе ли я при сложившихся обстоятельствах комментировать какие-либо аспекты права собственности. Однако продолжайте задавать мне вопросы, и я посмотрю, что можно сделать. Халдер снова заглянул в свой листок и спросил: — Пока вы находились в том доме, доме, принадлежащем Эду Дейвенпорту в Парадайсе, взламывали ли вы замок на письменном столе, открывали ли запертую шкатулку, доставали ли из нее конверт, на котором почерком Дейвенпорта было написано пожелание передать конверт властям в случае его смерти? Мейсон задумался. — Вы что, не можете ответить на этот вопрос? — спросил Халдер. Мейсон поджал губы. — Ваш вопрос включает в себя несколько аспектов дела. Я пытаюсь в уме отделить их друг от друга. — Какие еще аспекты вы пытаетесь отделить? — Во-первых, вы опять поднимаете вопрос о праве собственности на дом, — пояснил Мейсон. — Ну, в этом вопросе мы можем прийти к взаимопониманию, — заметил Халдер. — Всякий раз, когда я упоминаю дом как «дом Эда Дейвенпорта», я говорю о нем, используя прямое значение слов. Я говорю в общепринятом смысле, и давайте здесь и сейчас не будем пытаться установить право собственности на него. — Ой, нет, так не пойдет, — покачал головой Мейсон. — Это было бы устным соглашением о том, что мои заявления не являются для меня связующими. Если бы мы с вами, господин прокурор, беседовали неформально, то мы между собой могли бы об этом договориться. Но представьте, что появляется какой-нибудь хладнокровный, расчетливый, безжалостный адвокат, представляющий интересы какого-нибудь другого наследника этого имущества. — Какого еще наследника? — Признаться, я еще недостаточно хорошо разобрался с ситуацией, но, например, есть Сара Энсел. Сестра Сары Энсел была замужем за братом Уильяма Делано. Теперь давайте предположим, что имущество Делано не может быть унаследовано Мирной Дейвенпорт. — Почему? — Да по множеству причин! Тут может быть масса юридических тонкостей. Например (заметьте: это только гипотеза), Мирну Дейвенпорт обвинят в убийстве Уильяма Делано. — Ее не могут обвинить в этом убийстве, — заявил Халдер. — Она обвиняется в убийстве Гортензии Пэкстон, но Делано не убивали. Он умирал и давно считался безнадежным. — Значит, вы заверяете меня, что ее не будут обвинять в убийстве Уильяма Делано? И вы также заверяете меня, что Уильям Делано не был убит? — Я не в том положении, чтобы заверять вас в чем-либо. — Ну вот, опять двадцать пять. Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Я оказываюсь в странном положении, господин прокурор. Я очень хочу вам помочь, я готов к сотрудничеству с вами, но… — К чему вы клоните? Вы хотите сказать, что Сара Энсел может оказаться наследницей всего имущества? — Предположим, Мирна не сможет наследовать за Уильямом Делано, несмотря на оставленное им завещание, — потому что ее обвинят в его убийстве. Таким образом, миссис Энсел оказывается претенденткой на имущество, которое перешло бы к покойному брату Делано, если бы не было завещания. Или не оказывается? Честно признаюсь, господин прокурор, я давно не заглядывал в закон о наследстве. — Я тоже, — буркнул Халдер. — Тогда, возможно, нам стоит заглянуть в него сейчас, — предложил Мейсон. — Нет, нет! — перепугался Халдер. — Мы и так уже затянули этот допрос. Я задаю вам простые вопросы и хочу получать на них простые четкие ответы. — Я, конечно, тоже хочу, чтобы все шло таким образом, — заявил Мейсон. — Но тот факт, что наша встреча превратилась в официальный допрос, очень сильно осложняет ситуацию. — Я пытаюсь сделать ее неофициальной. — Но вы же говорили, что это официальный допрос. — Все зависит от того, что вы считаете официальным. — Чтение заранее подготовленных вопросов по списку. — Я пытался таким образом заранее собраться с мыслями и подготовиться к встрече. Мейсон укоризненно посмотрел на него. — Это была единственная причина, заставившая вас подготовить список, господин прокурор? Действительно единственная причина?