Домой ехали молча. Когда «сдавали» Борьку родителям, его отец поблагодарил и пожал руки Арсу и Гоше. А Борька сказал, пожимая им руки: «Спасибо вам. Это было круто! Я навсегда запомню этот день». После ужина в ожидании чаепития дети, перебивая друг друга, рассказывали о поездке. Римас улыбался, поглядывая на жену. Идея Арса и Гоши съездить с младшими в Каунас ему пришлась по душе. А уж «аттракцион братской щедрости» и подавно. Видеть сердцем Вечером, когда все разбрелись по комнатам и дом готовился погрузиться в сны, Вера заглянула в кабинет мужа. Она заметила, что последнее время его что-то тяготит. И связано это явно с открытием банка. Римас сидел с закрытыми глазами перед компьютером. Она подошла к нему сзади. — Это я, мой родной, — тихо сказала она и положила руки ему на плечи. Он тут же отреагировал, обхватив ее руки своими. Не спрашивая ни о чем, Вера стала осторожно разминать ему шейный отдел. Застонав от удовольствия, он сбросил с себя футболку. Она мягко провела ладонями по его спине, плечам, рукам — от плеч до кончиков пальцев, переплетая их со своими. По телу Римаса пробежала дрожь, и он замер на миг. А когда она коснулась губами его шеи, плеча, спины, он не выдержал и, развернув кресло, усадил ее к себе на колени, поцеловав долгим чувственным поцелуем. Они целовались так, будто не виделись целую вечность. Римас легко поднял ее на руки и перенес на широкий диван. Быстро запер двери в кабинет. Он не переставал ее целовать. Его мягкие нежные губы сводили ее с ума. Она не заметила, как он освободил ее от одежды и белья. Отстранившись на несколько секунд, он смотрел на нее с восхищением: «Как же ты прекрасна!» — прошептал он. Теперь уже он таял от ее поцелуев, растворялся в ее самых смелых ласках, доводящих его до исступления, погибал и воскресал в ее призывных стонах... * * * Прошло немало времени, прежде чем они вернулись в реальность. — Рим, мне кажется, что ты чем-то обеспокоен. Тебя что-то тревожит. — Солнышко, неужели так заметно? — Поделись со мной своими сомнениями и тревогой. Я думаю, они связаны с открытием банка. И ты никак не решишься принять какое-то важное решение. — Верушка, как ты это делаешь? Как ты догадываешься, с чем связаны мои сомнения? — Рим, мы с тобой вместе уже 12 лет. И теми долгими одиннадцатью годами разлуки мы все равно общались с тобой на уровне мыслечувств. Мы думали и думаем друг о друге, существовали и существуем на одной волне. И это уже почти четверть века. Я хочу тебе сказать, что моя любовь к тебе по-прежнему безмерна. Я чувствую тебя, вижу сердцем, если можно так сказать. — Существовать на одной волне... Видеть сердцем... Он поцеловал ее с нежностью. Как ты здорово сейчас это сказала, моя нежная и хрупкая девочка. — Рим, давай оденемся, поднимемся к себе и поговорим. — Слушаю и повинуюсь, мое сокровище! Зазвонил телефон и Вера услышала голос Данилова. Ему срочно понадобилась консультация по поводу маринада для шашлыка. На завтра они пригласили Штейнов к себе на дачу. Пока муж разговаривал, она приняла душ. Подготовила чистое белье для Рима, взяла очередной номер журнала Новый мир и собралась читать повесть Иосифа Герасимова «Ночные трамваи». Вошел Римас, увидел Веру и улыбнулся. Сел у ее ног и положил голову на колени. Она отложила журнал. — Рим, все-таки давай вернемся к началу разговора, — взлохматила она его шевелюру. — Ты ведь уже которую неделю мучительно обдумываешь что-то. — Да, мое солнышко, ты права. Я надеялся, что смогу решить проблему. Ты же знаешь, что через месяц выйдет закон о кооперации и чуть позднее появится Устав Госбанка. После чего мы сможем зарегистрировать наш устав и открыться. Я сомневаюсь и никак не могу определиться с главным офисом: оставить его здесь или перенести в Питер. Есть еще один момент, который тревожит меня. Националистические идеи, которые все чаще начинают звучать то тут, то там, как вбрасываемые пробные шары, чтобы будоражить головы людей. Я на днях разругался с Пятрасом. Он пришел ко мне посоветоваться. А я его выдворил. — Рим, что случилось? Я удивлена. — Я прогнал его и жалею, что не спустил с лестницы. — Ты хулиганил или есть серьезная причина? — Год назад он вступил в какую-то народную партию. В этом году он полностью решил заняться политикой и захотел узнать мое мнение. Он стал рассказывать о планах той партии, которую он в ближайшее время может возглавить. И хотя эта тема меня не очень интересовала, я все-таки старался понять, чем же будут они заниматься. Представь себе, этот идиот заявил, что они выступают за чистоту нации! Литва должна быть для литовцев, а русские должны убираться. Верушка, я не смог сдержать себя. Я заорал на него, чтобы он повторил сказанное. — За чистоту нации, говоришь? А твоя фамилия случайно не Гитлер? Ты хочешь возглавить партию нацистов? Собираешься людей выгонять? Так начни с меня и моей семьи! Если я с тобой говорю сейчас на литовском, ты не забывай, что я Штейн, еврей и внук того самого Айзенбаха, еврея, который во время войны спасал и евреев, и литовцев, и даже немцев от фашистов, рискуя своей жизнью. Пошел вон! — вытолкал я его из кабинета и добавил, что нам с ним не по пути. И если начнется изгнание народа, я сверну весь свой бизнес и уеду, не задумываясь! — Да... Не ожидала. Как быстро люди поддаются ненависти, забывая о хорошем... Успокойся, мой родной. Не знаю почему, но мне кажется, Пятрас пересмотрит свои взгляды. * * * — Рим, я правильно думаю, что головной офис должен быть там, где перспективы масштабнее и ощутимее? — Все так, любовь моя. — Тогда что мешает тебе головной офис перенести в Питер? Здания и тут и там в твоей собственности. Место выбрано идеальное. Отличный ремонт сделан. — Дед. Точнее, его наказ. Вера задумалась и через несколько минут сказала: — Рим, я не вижу здесь проблемы. Я хорошо помню содержание письма твоего деда, в котором он пишет о банке. Но в нем нет ни слова о том, что банк должен быть открыт именно здесь. Акцент делается на названии «ВЕРА», рассматриваемым как символ надежности, доверия, стабильности. Дед Натан просит исполнить его посмертную волю и открыть банк «ВЕРА». Только и всего! Римас смотрел на жену во все глаза и не понимал, что она сейчас сказала. — Она сказала, что ты балбес. Твой дед не обозначил конкретного места для открытия банка, а просто просил открыть его! — язвительно посмеиваясь, зацепил его внутренний голос. Все еще не веря своему счастью, он бегом помчался в свой кабинет. Достал из сейфа письмо деда и понял, что он... осел безмозглый, дурацкий дурак. Он влетел в спальню с горящими глазами и криками «Ура». — Верушка, чудо мое, в который раз ты меня возрождаешь! И тут он вспомнил, как недавно обнаружил в одной из дедовых тетрадей неотправленное письмо деда. Письмо тогда его зацепило. И он решил, что прочитает письмо Верушке, когда придет время. Сейчас он почувствовал: время пришло. Он еще раз спустился в кабинет, принес тетрадь. Отыскал эту запись, вслух зачитал: «Мой любимый и умный мальчик, я очень виноват перед тобой, Верочкой, и твоим сыном — моим единственным правнуком. Я ведь тогда, в 1967 году, видел и твою любимую женщину, и твоего сына, моего правнука, но не сказал тебе об этом. Я обязан был это сделать. Но в тот момент был так зол на тебя, что смалодушничал. Хотел наказать тебя за то, что ты решил получить второе образование, не посоветовавшись со мной. Я ведь тогда начинал понемногу готовить тебя себе на замену. Но ты принял самостоятельное решение, которое рушило мои планы и которое я расценил как предательство. Прости меня, Римас, если сможешь. И да простят меня Верочка и Арсений. Когда я случайно столкнулся с Верочкой и твоим сыном, то вместо того, чтобы разобраться в вашей с ней истории и привести ее с сыночком к нам, я сделал вывод, что ты законченный мерзавец и не достоин ее. В результате я тебя уволил. А ты после смерти своей матери уехал, не прощаясь». * * *