Они встретились у входа в больницу (перед этим Надежда Георгиевна зашла на рынок и купила фрукты, соки, сладости). В отделение они поднялись, накинув на плечи халаты. Постовая сестра указала им палату, в которой находился Арсланов. – Он лежит справа у окна, – уточнила она. – Ему можно все кушать. А вот вставать с постели пока не разрешают. Да и долго находиться у него не стоит, это может его утомить. Они вошли в палату, в которой было три койки. Поздоровались. Трое больных ответили приветствием, но повернулись к двери только двое. Справа у окна лежал человек с забинтованной головой. Он никак не отреагировал на приход гостей. Надежда Георгиевна первой подошла к его кровати и спросила: – Это вы Арсланов? Человек с забинтованной головой медленно повернулся. – Надежда! Ты?.. – хрипло простонал он. Надежда Георгиевна молча осела на пол… Эпилог Вот так совершенно неожиданно семья Карповых воссоединилась и вновь обрела своего мужа и отца. Вадим Михайлович вернулся из больницы в квартиру, в которой он не был ни разу. Его семья переехала на родину в Астрахань после того, как официальные источники сообщили Надежде Георгиевне о том, что никаких надежд на возвращение мужа больше нет. В квартире многие вещи были Вадиму Михайловичу хорошо знакомы, но были среди них и такие, которые он увидел впервые. В первый же день его заинтересовала фотография, стоявшая в рамке на тумбочке. На ней были запечатлены сын хирурга и молодой человеком с русыми волосами, в очках и с амулетом на груди. Странное изделие висело на веревочке, и очень напоминало голову кобры. – Кто этот человек? – спросил Вадим Михайлович жену. – Андрюшин друг. Они вместе учатся в университете, – ответила Надежда Георгиевна. – Очень хороший парень. Только ему не повезло. Когда он служил в Чечне, был контужен и ранен в ногу и в поясницу. Вадим Михайлович опустился в кресло, и перед ним проплыли картины тех далеких дней, когда он вытаскивал этого парня из-под обстрела в Грозном… Вечером сын пришел вместе со своим другом. Когда все сели за стол, Вадим Михайлович спросил у Евгения, откуда у него этот странный амулет. – Его мне подарил человек, которому я обязан жизнью. Он очень рисковал, спасая меня. Я бы многое отдал, чтобы увидеть его! – задумчиво произнес Евгений. – Это было на окраине Грозного в 1996 году? А затем тебя выхаживали в Молокосовхозе номер один? – уточнил Вадим Михайлович. – А вы откуда… – Евгений запнулся и внимательно посмотрел на хирурга. А затем схватился за голову и закричал: – Ну как же я, дурья башка, сразу не узнал вас! Ведь это вы? Вы! * * * Говорят, хорошо все, что хорошо кончается. Добром закончилась и наша история. Хотя закончилась ли? Герои этого повествования живут и работают рядом с вами, дорогие читатели. Может, потому и не рухнул еще безвозвратно наш общий дом, что живут в нем такие простые и надежные русские люди… Перстень Луизы 1 Только что закончилась экстренная операция, на которую хирургическая бригада была вызвана в полном составе. Анестезиолог уже собирался домой, когда дверь ординаторской открылась, и в нее вошел фельдшер скорой помощи Андреич, опытный медик, прошедший всю войну. – Множественные ранения и побои, – меланхолично произнес он. – Чего? – Да всего! Крепко парню досталось. Андреич словно не видел раздражения анестезиолога. Всю неделю того вызывали на операции почти каждую ночь, и диагноз этот – «множественные ранения и побои» – надоел ему хуже горькой редьки. – И, конечно, пьяный? – иронично осведомился врач. – Не пьяный, а странный! – в тон ему ответил Андреич. – Больше тридцати ран на руках и ногах, но все неглубокие. Кроме того, уйма синяков и ссадин. – Кто ж его так отделал? – вмешался хирург. – Он в сознании? – Да. Но молчит, как партизан. – Ладно, давайте на осмотр, – скомандовал хирург, заканчивая писать протокол предыдущей операции. Когда он вошел в перевязочную, обнаженный пациент лежал на столе, а его окровавленная одежда валялась у входа, в углу. «Да на нем живого места нет! – удивился видавший виды хирург. – Такое ощущение, что кто-то намеренно нанес множество болезненных, но не смертельных ударов». Однако лицо пострадавшего с заплывшими от ударов глазами и разбитыми губами было безучастно. – Что с вами случилось? – произнес хирург. Молчание. – Как ваша фамилия? Где вы живете? Наконец пострадавший разлепил опухшие губы: – Я Виктор Иванович Федотов, кладоискатель. – Во дает! – восхитился анестезиолог. – Хватит сказки рассказывать! Ночь на дворе, а тут с тобой возись, водкоискатель! Сколько принял на грудь, герой? Однако перегаром от пострадавшего не пахло. – Звони в милицию, Саша, – остановил расходившегося анестезиолога хирург. – Не надо, – прохрипел избитый. – Пишите: Федотов, 1928 года рождения. Постоянного места жительства не имею, хотя прописан в Калининграде по улице Каштановая Аллея 10, квартира 4. Я кладоискатель, не вру. Нас таких в области всего восемь, и говорить можем не все. – Почему? – А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, что осталось на трубе? И – работник КГБ… – Федотов попытался улыбнуться разбитыми губами. – Дайте воды. – Какая тебе вода? – прервал его анестезиолог. – Может, тебе не воду, а наркоз сейчас давать придется! – Не придется, – отозвался хирург, заканчивая осмотр. – Перевязка и наблюдение. А все же, кто вас так? Пострадавший отвечать не торопился. Наконец выдавил: – Проклятое кольцо! Напарник правду говорил… И снова замолчал. Заговорил он на следующий день, когда хирург Вадим Николаевич, осматривая послеоперационных больных, зашел и в палату, где лежал Федотов. На вопрос о самочувствии тот ответил просьбой позвонить по телефону. – У нас телефон не работает, – соврал Вадим Николаевич. Федотов только улыбнулся в ответ – понимаю, мол, пограничная зона, и посмотрел выразительно на приоткрытую дверь, через которую из ординаторской доносились обрывки явно телефонного разговора. Вечером врач снова зашел к Федотову. Осмотрел повязки, подсчитал пульс. Тот принял эти манипуляции с улыбкой. – Не впервой! Заживет как на собаке. А домой чего не идете? Любопытство мучает? – Грешен. – Увы, пока могу только сказать, что недругов моих ищут. И найдут! Вадим Николаевич недоверчиво покачал головой.