– Не понял?.. – А понимать надо так. Я только что отымел такую красотку из молодежного лагеря, что до сих пор летаю в облаках! – Тише ты! Не дай бог услышат сибиряки из пополнения. Чалдоны – у них там с этим строго… – Пусть слушают и завидуют! – Как же ты ее уломал? Ей ведь лет семнадцать, а? – Да чего там! Штык к горлу – и все уговоры! Удрать хотела, коза… Пришлось смазать по кумполу! – Это ж насилие над малолеткой! – опасливо зашептал сосед. – А мне плевать на закон! На войне нет законов. Так что и завтра – на охоту! Весь этот разговор слышали двое парней, мобилизованных из Сибири. – Ты все понял? – Ага… Только это и сказано было между ними. Да и о чем говорить, если дома у обоих остались младшие сестры?.. Утром «блатаря» нашли повесившимся. Осматривавший тело молодой врач, только-только окончивший медицинский институт по ускоренной программе, мог бы, наверное, обратить внимание и на синяки на запястьях самоубийцы, и на то, что на его шее кроме следа от веревки были еще какие-то следы. Мог, да не обратил – не криминалист же! Тем более что кореш самоубийцы – сосед по нарам – уверял, что покойник не раз выражал желание покончить счеты с жизнью… 5 Елена пришла в сознание, когда сквозь щели сарая пробился свет луны, которая, как фонарь повисла над разрушенным Сталинградом. Голова была тяжелой, и трудно было поднять ее с земли. Шум в правом ухе и пульсирующая боль в затылке не давали связно думать. Из левого уха текла липкая кровь, оно ничего не слышало. Разорванная одежда была перепачкана в крови. «Что со мной произошло? Где я? Почему так болят голова и низ живота? Почему разорвана одежда?» Она ничего не могла вспомнить… С большим трудом Елена поднялась с земли и, шатаясь, вышла из сарая. Всю ночь она куда-то шла: в каком-то полусне-полубреду, опираясь на палку, которую подобрала у сарая. Ей очень хотелось пить, и когда девушка подошла к реке, то, зайдя в воду, напилась большими глотками, не обращая внимания на то, что рядом проплывал какой-то предмет. Ее совсем не удивило, что этим предметом оказался раздутый труп фашиста, которого она даже при свете луны могла отличить по обмундированию. На спине у трупа был рюкзак в виде короба. Она отстегнула его и вытащила на берег. В рюкзаке были две банки каких-то консервов, несколько плиток шоколада и размокший хлеб. Елена завернула все это в тряпку, найденную на берегу. Пройдя немного вдоль берега, наткнулась на немецкую винтовку, от которой отомкнула штык. Она понемногу начала приходить в себя, но только к следующему вечеру вдруг поняла, что оказалась в степи. Продолжала болеть голова, левое ухо ничего не слышало: из него все еще сочилась желтовато-бордовая жидкость. Предметы перед глазами раздваивались. Правая рука и нога плохо слушались. Постоянно тошнило. Опять наступил вечер, а она все куда-то шла и шла. Перед глазами у нее иногда появлялся образ матери, которая протягивала к ней руки и звала к себе. – Что происходит со мной? – шептала девушка сухими, потрескавшимися губами. – Где я? Елена огляделась в надежде встретить людей. Но вокруг никого не было, и только степь давила своей тишиной. Лена не помнила, как уснула… Рано утром ее разбудило кряканье дикой утки. В голове, которая словно раскалывалась на части и гудела, мелькнула мысль о том, что там, где утка, – там и вода… Елена не ошиблась. Метрах в ста пятидесяти она увидела дерево, напоминающее высокий кустарник с бело-зеленоватыми вытянутыми листьями. «Там, где дерево, там и будет вода», – решила она и прибавила шаг. Вскоре Лена увидела молодой камыш, который огораживал небольшое озеро. В нем плавали четыре утки, которые деловито покрякивали. Елена даже не стала заходить в воду, а, упав в камыши, стала жадно пить теплую, с запахом тины воду. Напившись, доползла до дерева. Вновь закружилась голова, и девушка словно куда-то провалилась… Очнулась она, когда солнце уже стояло в зените. Елена переползла в сместившуюся тень и села, обняв колени. В голове мелькнула мысль о том, что это озеро могло образоваться только после разлива реки и должен быть какой-то ручеек, который приносит сюда воду из основного русла. Она обошла вокруг озера и действительно наткнулась на ручей. Не задумываясь, пошла вдоль него. Ручеек становился все шире и глубже. Вскоре на его берегах завиднелись деревья. Около одного из них она присела и немецким штыком открыла консервную банку. Потом постирала одежду, развесив ее сушиться на дереве. Ласково поддувал теплый степной ветерок, словно возвращая утраченную память. До этих пор она ничего не могла вспомнить – даже своего имени и адреса. Помнила только лицо матери. Головная боль несколько уменьшилась, но головокружение и тошнота продолжали беспокоить девушку. Двоение в глазах исчезло, но левое ухо так ничего и не слышало. В воде она увидела свое отражение и не узнала себя. Лицо осунулось, глаза отекли. Вокруг них – словно огромные очки фиолетово-желтого цвета. Губы потрескались и покрылись коркой. Елена вновь и вновь пыталась хоть что-то вспомнить, но все было напрасно. Так и уснула она под деревцем, прижимаясь к стволу и скорчившись от холода. Разбудила Лену резкая боль в ноге. Она машинально хлопнула ладонью и увидела крупное насекомое. «Слепень!» – вдруг мелькнуло в голове, и Лена вспомнила, что в детстве у речки ее кусала такая же тварь. Вот только где это было? Елена понимала, что ей надо идти, но куда? Вдруг в голове стали мелькать знакомые строения, подружки, с которыми она играла во дворе. И вновь перед глазами встал образ матери. Она как будто говорила: «Вставай и иди вперед!» В конце концов девушка решила идти вдоль речки, сообразив, что та рано или поздно вольется в Волгу. Шла под палящим солнцем целый день. «Домой, домой, домой!» – в голове неотступно билась одна мысль. Глотая вязкую слюну, она вдруг вспомнила большой стол, за который садились все родственники, жившие у них во дворе после начала войны. Лиц не было видно, но ясно представлялось, что это женщины и девочки. Только один мальчуган лет пяти неугомонно бегал от одной табуретки к другой. Женщины отламывали ему по кусочку вареной картошки, которая делилась на всех поровну. Когда мальчишке предлагали куски рыбы, которой было много на столе, он отмахивался… Солнце почти спряталось, но Елена продолжала идти вперед в направлении деревьев, которые показались вдалеке. Над ними кружились птицы. За деревьями была Волга. Это в ней она с раннего детства научилась плавать и нырять, здесь они с Николаем ловили на блесну окуней и судаков, а летом – на «закидушку» – лещей, сазанов, а иногда и стерлядей. Здесь, в пересеченной живописными заводями местности, среди зарослей камыша, густого ивняка и редкого тутовника, среди полян, полных желтых лютиков и лебеды, она научилась чувствовать природу. Так говорила бабушка, чьи серо-зеленоватые глаза напоминали цвет волжской воды… Лена зашла в реку и напилась родной воды, потом сняла с себя одежду и нырнула. Это было таким блаженством! Даже пропало куда-то чувство голода, которое давно уже не покидало девушку. В это время что-то тупое и холодное ткнулось ей в ногу – Лена даже испугалась. Но, внимательно приглядевшись, она увидела голову осетра, а затем и его перевернутое кверху брюхом тело. Девушка быстро просунула руку в жабры (так она это делала, когда ее брали с собой на осетровый промысел) и подтянула рыбину к себе. Осетр оказался крупным, килограммов на двадцать. Он постоянно открывал пасть, как будто ему не хватало воздуха. На брюхе у него была глубокая рана. – Ах ты, бедняга! Выходит, на войне и рыбу могут ранить… – приговаривала девушка. Ей очень хотелось есть. Она понимала, что если сейчас вытащить осетра на берег и разделать его немецким штыком, то можно будет утолить чувство голода даже сырой рыбой. Но ей стало так жаль этого бедного осетра, поневоле попавшего в мясорубку войны, что она оттолкнула его подальше от берега. Может, выживет… Осетр махнул хвостом и ушел под воду. Что его ждет? А что ждет ее? Елена не стала себя успокаивать и жалеть. Она вышла из воды и пошла вдоль реки вниз по течению. И эти настойчивость и целеустремленность вознаградили ее. Девушка вспомнила, что жила в Астрахани, на улице Красных Зорь, которая расположена в районе реки Болда, недалеко от рыбокомбината. Вспомнила, что у нее много родственников, в числе которых – ее самые любимые – мама и бабушка. И это придало ей сил. Через некоторое время послышался лай собак… 6 Товарный состав переехал через Болдинский мост и остановился у стрелки. С задней площадки последнего вагона медленно сошла девушка. Одежда на ней висела, как на чучеле, волосы свалялись, глаза лихорадочно блестели. Ни дать ни взять – нищенка-побирушка, каких много появилось в войну. Это была Елена. Вряд ли сейчас кто-нибудь узнал бы в этом страшилище веселую, стройную, симпатичную Лену с улицы Красных Зорь… Она прошла мимо льдобазы, где женщины в теплой одежде убирали несколько слоев сплетенного в виде ковров чакана[15], открывая громадные кубы льда, уложенные друг на друга и напоминающие высокий холм. Этот лед был нужен для хранения рыбы на комбинате и транспортировки ее в другие регионы. Елена подошла к своему двору, когда на улице никого не было. Просунув руку в специально сделанное отверстие, открыла щеколду и вошла. Бабушка Дуся сразу узнала ее и кинулась навстречу своей любимице, но Лена потеряла сознание. Очнулась она на кровати. Рядом уже сидели мама и другие родственники. Мама не уставала повторять сквозь слезы: – Ну почему я тебя отпустила?.. – Хватит причитать! – отрезала бабушка. – Сейчас главное – выходить ее и никому не говорить, что она вернулась из Сталинграда! Знаешь, поди, что произошло с Ксенией, которая оттуда сбежала? – Посадили ее в тюрьму, а затем отправили в лагерь, хотя ей еще нет и семнадцати… – Поэтому всем молчок! Идите отсюда. Ты тоже удались пока! – сказала она Лениной маме. Дочь беспрекословно подчинилась ей. И это было немудрено – по сути дела, бабушка была в доме главной. В их семье долго уже не было мужчин. Муж бабы Дуси умер еще до замужества старшей дочери Марии, матери Елены, а Ленин отец погиб через год после рождения дочки. Баба Дуся не только занималась воспитанием детей, уже много лет она слыла человеком, умеющим излечивать некоторые заболевания, заговаривать бородавки, лечить детей и принимать роды. С любым она могла найти общий язык и нередко выступала посредником в спорах между соседями. За это ее уважали и ценили. – Внученька, что у тебя болит? – Голова… Левое ухо не слышит, а в правой руке меньше сил, чем в левой. Правая нога иногда не слушается… Не помню, где была и что со мной случилось. А еще болит там… Девушка показала на низ живота. Баба Дуся хоть и не была врачом, но, осмотрев внучку, уяснила главное: кто-то ударил ее по голове и грубо изнасиловал. Вон, круги вокруг глаз – точь-в-точь как у соседа, которого ограбили перед войной, стукнув сзади кирпичом по голове. Девочку надо лечить, но в больницу ей нельзя – посадят ни за что! Значит, надо прятать ее дома. Так и порешили на невеселом семейном совете…