Рашидик предположил, что общество «Сесайтис» похитило доктора – оно и раньше воровало нужных им людей. Но доктор Кабо, по-видимому, не подошел ему, и его отпустили, вылечив от алкоголизма… 12 Пребывание за границей наложило свой отпечаток на поведение хирурга и его жены: они стали лучше относиться друг к другу, старались доставлять радость в любых мелочах. Для Вадима, поднимающегося рано утром, теперь не составляло труда после выполнения зарядки приготовить завтрак и пригласить жену к накрытому уже столу (он научился хорошо готовить кофе по-ливански из зерен). Они очень скучали по своим детям, которые остались в России с родственниками Надежды (девочке было девять лет, а мальчику – только пять). Письма из Советского Союза прилетали с дипломатической почтой раз в месяц, и все с нетерпением ждали вестей от родных и близких. Особенно радовали хирурга и его жену письма от детей (вначале их писала только дочь, а на отдельном листке бумаги присылала рисунок в виде обведенной кисти брата, не забывая обвести карандашом и свою ладошку). Эти письма перечитывались много раз, и все это заканчивалось поцелуем бумаги… Мысленно муж и жена часто прокручивали эпизоды жизни малышей с самого их рождения, и тогда возникало чувство жалости из-за того, что недостаточно все-таки уделяли они внимания своим детям. Им так хотелось хоть одним глазом увидеть сына и дочку! Наконец подошло время отпуска. Увы, гинеколог должен был сопровождать свою жену в Союз на роды, а значит, Вадим никак не мог покинуть госпиталь. Поехать домой могла только Надежда – хирург прекрасно понимал жену, которая рвалась встретиться с детьми и родственниками. Пришлось готовиться к вынужденному одиночеству. Вадим научился даже выпекать хлеб – он брезгливо относился к хлебу, испеченному местным населением в самых антисанитарных условиях, да и получался хлеб домашней выпечки намного вкуснее. Утром, провожая жену, хирург делал вид, что все идет хорошо, что он бодр и весел. На самом же деле на душе у него скребли кошки. Да еще не удалось даже проводить Надежду в аэропорт: в госпитале из специалистов оставались только женщины, а так поступать не полагалось. Рано утром машина отъехала от дома хирурга… Вадим даже не ожидал, что у него из глаз сами собой потекут слезы. – Ты чего расслабился? – спрашивал он себя, стоя у зеркала. – Все идет нормально, два месяца пролетят быстро… Но на душе было тяжело. Как будто камень лежал на сердце. Сколько он просидел, понурившись в кресле, хирург не заметил. Пришел в себя только когда сквозь оконную сетку с ним поздоровался бой, обнаживший зубы в улыбке. Вадим вышел из дома. – Фодя, вот тебе деньги, купи мне сигареты. – Но вы же никогда не курили. Зачем заниматься этим сейчас? – разумно поинтересовался бой. И хирург молча согласился с этим разумным человеком. Фоде было чуть больше сорока лет. Атлетически сложенный, он мог делать по дому абсолютно все. Первое время Вадим и его жена удивлялись, как хорошо все у боя получалось. Особенно восхищало Надежду мастерство, с каким он отглаживал брюки и рубашки утюгом на углях… Хирург решил, что нужно было собираться на работу. Он позавтракал и сходил за машиной. Приехав в госпиталь, заставил себя заняться ревизией инструментов в кладовой – врачи общей практики еще не пришли и направлять на консультацию больных было некому. А сидеть без дела Вадим не мог. Время тянулось ужасно медленно, и в голову лезли самые невероятные мысли. Росло беспокойство за жену, которая как раз в это время должна была проходить таможенный контроль и садиться в самолет. Казалось бы, беспокоиться не о чем: ничего запрещенного Надежда не везла. Да и старший группы обещал, что они с консулом проводят ее через таможенный контроль (вещи были хорошо упакованы, и очень не хотелось их перетряхивать). Правда, смущало то, что новый консул был излишне мягким человеком, к тому же не умел он быстро сходиться с людьми и решать неожиданные проблемы, как это делал его предшественник. Новый дипломат демонстративно не употреблял спиртное – наверное, это было правильно в период горбачевской антиалкогольной кампании, но мешало ему находить общий язык с местными чиновниками, которых совершенно не интересовали предписания на этот счет советского генсека. Все это очень сказывалось на его основной работе, которая во многом зависела от коммуникабельности человека – за бутылкой пива или за рюмкой джина многие вопросы решаются быстрее, что у нас, что в Африке (марьяж, как известно, он и в Африке – марьяж)… Если же учесть, что и новый посол вышел из партийных функционеров «перестроечного» призыва, не знающих даже английского языка, то можно представить себе уровень дипломатической работы в посольстве на тот период… Вадим (да и не только он) решительно не понимал, зачем нужно было первого секретаря горкома одного из городов Сибири всего лишь после нескольких месяцев обучения направлять на ответственный пост, где очень важно знать все тонкости дипломатической работы и необходимо быть в хороших отношениях со всеми руководителями страны? Взять, к примеру, посла Китая. Тот никогда не упускал возможности поприсутствовать вместе с президентом Сьерра-Лумпу Мо-Мо на любых торжествах, где обязательно выступал с речью и всегда дарил какие-нибудь пусть и не слишком дорогие подарки. Открытие школ, спортивных площадок, торжественные заседания по различным поводам с участием президента страны сопровождались обязательным участием китайского посла. И все это давало положительные плоды. Ведь не зря же говорят, что хороший дипломат должен не только закончить МГИМО и хорошо знать иностранный язык, но и уметь располагать к себе всех и во всем. Показателен в этом плане был пример молодого помощника первого советника китайского посольства. Он за короткий промежуток времени стал вхож во все иностранные дипломатические миссии и министерства страны. Этому способствовали его приятная внешность, умение одеваться, эрудированность во многих вопросах, знание трех языков и отменная игра в большой теннис. Занятно, но именно последнее качество с невероятной быстротой открыло ему двери во все посольства – не только дипломаты других стран, но и их жены считали за честь сыграть в теннис с этим молодым человеком. Они часто приглашали его на корт, где, как бы между прочим, обсуждались многие серьезные проблемы. Недаром все-таки этот помощник первого советника посольства был потомственным дипломатом… Рабочий день подходил к концу, и наконец оставшиеся члены группы советских врачей были развезены по домам. Хирург разогрел ужин, но есть не хотелось. Он лег на кровать, но и уснуть не смог. Разные мысли упорно лезли в голову, необходимо было чем-то заняться. Вадим взял тетрадку и стал записывать свои чувства и переживания. Он никогда не вел дневник, но здесь вдруг словно прорвало. Позднее хирург перечитывал свои записи и с улыбкой вспоминал о том, как готовил себе еду и пек хлеб, как научился варить варенье из манго и сливы, чем надеялся удивить и порадовать Надежду. Он ясно ощутил, что дети и семья – самое главное в его жизни… Так и пролетели два месяца, и вот уже нужно встречать жену и гинеколога, который успел набрать в Союзе тот же вес, что был у него до прилета в Африку. На вопрос о том, почему это произошло, Виктор честно ответил: – Каждый день встречи с друзьями и родственниками, каждый день пиво и водка. Возьмешь на Даниловском рынке моченый чеснок из бочки, соленых огурчиков, сала, копченого мяса и разной другой вкуснятины. М-м-м… И все это с утра до вечера! Опять стелилась под колеса автомобиля хорошо знакомая уже дорога. Только настроение у хирурга было другим: ведь рядом с ним находилась Надежда – как никогда красивая, любящая, соскучившаяся. У парома образовалась довольно большая очередь. Возле одной из советских машин стояли консул и работники торгпредства. Мотор не заводился, и консул попросил врачей закатить машину на паром. И опять Вадим подумал: можно ли было представить такое при старом консуле? Да никогда! Он бы сделал все, чтобы советских специалистов пропустили без очереди, да и машину катили бы африканцы… В последующем хирург много раз вспоминал эту сценку и думал о том, что в любом деле нужны профессионалы, умеющие находить общий язык с людьми любого уровня, пусть даже при этом выпивается пара рюмок «чая»… 13 Дождливый сезон вносил оживление в жизнь обитателей хижин в лесу. В это время расцветает вся природа, тропические ночные дожди очищают листья от пыли и грязи, и деревья становятся нарядными, радуя своей красотой. Многие из них в это время покрываются яркими, большущими цветками, притягивающими своей необычностью и ошеломляющим запахом. Общество «Сесайтис» было настолько закрытым и мистическим, что слыло за тайное, его люди могли выполнить любое задание, разгадать любое желание, быстро найти вора, наказать провинившегося с помощью сверхъестественных сил и многое, многое другое. Одни обитатели Сьерра-Лумпу сравнивали их с богами, другие – с дьяволами, но объединяло местных жителей то, что все они боялись людей из этого общества… Нгунду, как и все обитатели деревни, проснулся рано утром, когда дождь уже перестал барабанить по стоявшей рядом с домом вождя машине. Нгунду заканчивал завтрак, когда к дому вождя подъехал черного цвета джип, из которого под руки вывели человека с толстым золотым кольцом в носу, одетого в богатую, расшитую бисером бу-бу. Он передвигался медленно, держась правой рукой за левую половину грудной клетки. Рядом с ним шли два молодых, крепких мужчины, поддерживавших незнакомца. Нгунду подумал, что сейчас вождь обязательно пригласит его, так как у этого богатого человека явно выраженная дыхательная недостаточнось, которая проявляется синюшностью губ и частым дыханием через открытый рот. И, действительно, через некоторое время к нему прибежал посыльный и пригласил в соседнюю хижину. Когда Нгунду зашел в дом вождя, тот сразу представил приезжего человека: – Это вождь племени менде, мистер Таравали. У него серьезные проблемы со здоровьем. Его лечил в течение четырех дней местный врач, но состояние больного ухудшается, и он приехал к тебе, так как слышал, что ты лечишь все заболевания. – Это, конечно, не так, – возразил Нгунду и посмотрел на мистера Таравали. – Что вас беспокоит? – У меня сильная одышка. Я задыхаюсь, чувствуя, что в груди что-то сдавливает меня… – начал объяснять тот. – Не было ли у вас травмы? – прервал его Нгунду. – Нет. Но я подавился и закашлялся, после чего кольнуло слева. А затем появилась слабость и стало тяжело дышать, – продолжил мистер Таравали. – Была ли температура, и болело ли раньше сердце? – поинтересовался Нгунду. – Нет, сердце не болело, и температуры не было, – уверенно ответил мистер Таравали. – Делалась ли рентгенография грудной клетки врачом больницы? – продолжал задавать вопросы Нгунду. – Нет, не делалась, – ответил вождь. – Разденьтесь до пояса, пожалуйста, – попросил Нгунду. Мистер Таравали снял свое одеяние, и Нгунду увидел, что при дыхании межреберные промежутки у вождя втягиваются и западает живот. Ногтевые пластинки, также, как и губы, были синюшними. Перкуссия[8] дала коробочный звук над левым легким и смещение средостения вправо. Послушав ухом легкие, Нгунду отметил резкое ослабление дыхания слева с отсутствием его в верхних отделах. – Вам надо лечиться в специализированном госпитале, – твердо произнес Нгунду. – Похоже, что у вас пневмоторакс, то есть воздух в плевральной полости, который сдавливает легкое и смещает средостение. Это может плохо закончиться и даже привести к смерти. – А от чего это могло произойти, и какова причина заболевания? – с тревогой в голосе спросил мистер Таравали. – Причин может быть много. Думаю, что у вас спонтанный пневмоторакс на фоне какой-то буллы[9], – сказал Нгунду. – Я никуда не поеду. Хочу, чтобы ты меня лечил, – уверенно заявил вождь. – Но это очень опасно! Да и здесь нет условий для этого, – замахал руками Нгунду. – Тем более, что нужен рентгеновский мониторинг. – Еще раз повторяю, что никуда не поеду, – твердо сказал мистер Таравали. – В городе слишком много людей, которые хотят моей смерти. Да и то, как меня лечили до этого, говорит само за себя… Так что лечи меня здесь. – Прошу тебя выполнить желание нашего гостя, – вмешался вождь. – Я всю ответственность беру на себя. – Ну что ж… Я могу выполнить ряд процедур, но, если не будет улучшения, надо будет срочно везти вас в госпиталь, – глядя прямо в глаза больному, сказал Нгунду. Он вышел из дома и направился к себе в хижину, где было много разного медицинского инструментария и шприцов. Нгунду взял сасму – восьмидесятиградусный самогон из тростника, который китайцы делали на сахарном заводе, несколько шприцев с иглами и вернулся в дом вождя. Там он сделал больному пункцию плевральной полости во втором межреберье и удалил два литра воздуха, после чего состояние мистера Таравали на глазах улучшилось. Губы и ногти его приобрели нормальный цвет и исчезла одышка. – Вам придется остаться здесь на два-три дня, после чего будет определена дальнейшая тактика ведения лечения, – решил Нгунду. Мистер Таравали оставался в хижине вождя несколько дней. Состояние его заметно улучшилось, и он был очень благодарен Нгунду. – Ты вылечил меня, и я тебе очень благодарен за это, – начал разговор мистер Таравали при расставании. – Проси сколько хочешь денег. – Они мне не нужны, – ответил Нгунду. – Тогда возьми золото или алмазы, – настаивал мистер Таравали. – Лучшая награда для меня – это то, что вы здоровы, и я очень рад за вас, – твердо ответил Нгунду. – Если так, то знай, что я твой должник. Можешь обращаться ко мне в любое время дня и ночи по любому вопросу, – сказал вождь и, подойдя к Нгунду, крепко обнял его, после чего протянул амулет в виде головы кобры, на месте глаз которой красовались два алмаза, переливающиеся на солнце. – Носи эту вещь. Она спасет от любой беды и сохранит тебе жизнь, – сказал он. Мистер Таравали надел амулет на шею Нгунду, который низко поклонился в ответ. И, действительно, этот амулет потом помогал ему не раз выходить из самых невероятных ситуаций…