— А почему бы и нет? Я люблю свою работу, — сказала Светлана удивленно. — И что же в ней хорошего? — напористо продолжал Тимофеев. — Люди, например... Красивые вещи... — Нет, это несерьезно звучит в твоих устах. — Почему? — Света, я знаю, ты ведь любишь книги, театр... А еще детей... Ну какое все это имеет отношение к твоей комиссионке? — Что ж, возможно, ты и прав, — задумчиво проговорила Светлана, и неожиданно густой румянец залил ее щеки. — Поэтому я считаю, что летом ты обязательно должна поступать в пединститут. На вечернее отделение. — Вот уж не думала, что тебя заботит и это. — И это тоже... — Владимир не договорил. В сгущающихся сумерках к столику подошел тучный мужчина, вежливо попросил: — Огонька не найдется, молодой человек? «Не курю», — хотел ответить Тимофеев, но не произнес ни слова, потому что взгляды его и мужчины встретились. — А, это вы, товарищ лейтенант, — как-то суетливо, и одновременно стараясь придать себе солидность, улыбнулся мужчина. — Отдыхаете? — Отдыхаю. Владимир сразу же узнал в незнакомце Натана Владимировича. А тот как-то подозрительно покосился на Светлану и заторопился уйти. — Счастливого отдыха, — пожелал он на прощание. — В вашей опасной работе это так необходимо... — сказано было вроде от души, но Тимофеев явственно ощутил в словах тренера неприятный, глубоко запрятанный намек. — Какой скользкий тип, — прошептала Светлана. — Откуда ты его знаешь? — Так, случайно познакомились на стадионе... — Он часто заходит к нам в магазин, — сказала Светлана. — Зыркает по полкам. Рассматривает подолгу вещи. Но никогда ничего не покупает и... не сдает. — Да, необычный посетитель, — согласился Владимир. — Так вот, — продолжала Светлана, — вчера вдруг заявляется и спрашивает: «Не сдавали ли вам золотой перстенек с бриллиантовым глазком?» — «Сдавали, — говорю, — какой-то мужик с бугристым лицом. Но его вчера продали». — «Ай, ай, опоздал», — покачал головой этот тип и растворился в толпе. — Постой, постой, — заволновался Владимир. — Опиши, пожалуйста, подробнее мужика... Ну, того, что вам перстень сдал с бриллиантовым глазком. Поразительная порой бывает у человека память. Иногда приходится встречаться с десятками, сотнями людей... Вроде бы забываются многие лица. А напряжешь память — и, выходит, нет, не забыл. Вспоминаются лица — такие разные, неповторимые... «Бугристое лицо... бугристое... Я же совсем недавно видел где-то такое, — силился вспомнить Владимир. — Ах, да... там, за пустырем, в одиноком доме... Неужели истопник?!. Но почему, почему я так взволновался?.. Какая может быть связь между перстнем, сданным пожилым человеком в комиссионку, и убийством? А что, если... Ну да, конечно, пропали деньги... Восемьсот рублей... А больше ничего в доме не пропало?.. Вот об этом я как раз у Сережиной мамы и не спросил... А надо было бы... Растяпа, — попрекнул он себя мысленно. — Завтра же пойду и поинтересуюсь...» Расставались поздно, под яркими весенними звездами. Владимир поцеловал Свету, и ему показалось, что волосы ее пахнут сиренью. В эту ночь он еще долго не мог уснуть. Проснулся Тимофеев рано. Сделал легкую зарядку, поплескался под душем, приготовил на скорую руку яичницу-глазунью. Позавтракав, посмотрел на часы — стрелки старинных настенных часов показывали семь утра. «Надо бы еще до работы застать дома Галину Ильиничну», — подумал Владимир и стал быстро одеваться. Хозяйка, разумеется, была удивлена столь раннему визиту. Волнуясь, откинула дверную цепочку. — Что-нибудь случилось? — спросила она обеспокоенно. — Галина Ильинична, мне нужно выяснить одно обстоятельство. Есть ли у вас какие-либо драгоценные вещи? Хозяйка, ничего не понимая, смущенно пожала плечами. — Совсем немного... Пара колец... Золотых... Еще сережки... Сейчас покажу. Она повесила полотенце на спинку стула, открыла в спальне шкаф и достала темную ореховую шкатулку. — Здесь у меня кое-что хранится, — пояснила Галина Ильинична, подошла к столу и опрокинула на скатерть содержимое коробочки. Броши, запонки, редкие пуговицы... Лицо Галины Ильиничны потемнело. — А где... где перстень?.. — пролепетала она изумленно. — Какой перстень? — Золотой... с бриллиантовым глазком. Подарок бабушки. Всегда покоился здесь — и... нет. Галина Ильинична стала заглядывать в сумочки, в бесчисленные вазы и сокрушенно разводила руками. — Был перстень — и нет... Удивительно, куда он мог затеряться? И вдруг ее, как током, сразила какая-то смутная догадка. Она обессиленно опустилась на диван. — Неужели Сереженька?.. — Не беспокойтесь, Галина Ильинична, — пробовал успокоить ее Владимир. — Это пока только догадки. Извините за лишние хлопоты. Мне надо срочно на службу. — Чего уж там извинять, — безнадежно махнула рукой хозяйка. — Спасибо, что пришли... У Ахунова Владимир был уже через двадцать минут. Марат Давлятович внимательно выслушал лейтенанта. Что-то беспрестанно чертил карандашом на белом листе бумаги. Желваки на смуглом его лице слегка подрагивали. Наконец следователь резким движением руки отодвинул от себя лист и карандаш. Встал, поправил пиджак. Снял телефонную трубку: — Приготовьте мне машину. Я и лейтенант Тимофеев едем на задание, — бросил он коротко в телефон. Глянул на Тимофеева, сказал: — Надо немедленно допрашивать истопника. Неожиданного допроса он, скорее всего, не выдержит — расколется. А если начнем узнавать окольными путями — только время потеряем... До пустыря добрались за считанные минуты. Вот и дом, предназначавшийся под слом. Тимофеев нажал на звонок. В глубине двора тренькнуло. Но в ответ не последовало ни звяканья собачьей цепи, ни шагов хозяина. Тимофеев надавил еще, и еще... Тишина. Тогда Владимир толкнул дверь плечом. Она неожиданно легко распахнулась. Странно... Неужели пусто?.. Ахунов и Тимофеев вошли во двор. У кирпичного крыльца безжизненно валялся огромный пес. Под скатавшейся шерстью — темное пятно, запекшаяся кровь. Над глубокой раной на затылке вились мухи. Следователи вошли на открытую веранду и... замерли. У стола в луже крови, скрючившись, лежал истопник. Он был мертв. Рядом валялся табурет. На скатерти стояли два стакана, пустая бутылка из-под портвейна, початая консервная банка с заветренной килькой, пара черствых кусочков хлеба. Пригласили понятых — пришлось идти за ними к ближайшей многоэтажке. Пока подъехавшие оперативники и эксперты осматривали труп, что-то фотографировали, измеряли, вели протокол, Ахунов вызвал по рации «скорую» из морга. — Что ж, — заключил он, — опоздали. Видно, совсем немного... — и испытующе глянул на Тимофеева. — Надо немедленно ехать на стадион к тренеру, — сказал лейтенант. — Правильно, — согласился Ахунов, немного подумав. — Только боюсь, что и тут мы опоздаем... Интуиция Ахунова не подвела. В отделе кадров спортобщества сказали, что тренер «Старта» Натан Владимирович Спивак неожиданно для всех уволился вчера с работы. Оперативная группа тут же отправилась к нему на дом. Хозяйка квартиры, у которой Натан Владимирович снимал угол, на вопрос, где постоялец, только развела руками: — А черт его носит! Сказал сегодня утром: «Уезжаю», — рассчитался... Нужен мне такой квартирант! Каждодневные пьянки и девки. Правда, платил исправно, хорошо... Но все равно, не надо мне таких жильцов... Уже по дороге назад Владимир в сердцах ударил себя кулаком по коленке. — Эх, совсем рядом был... И упустили! — Ничего, теперь не упустим, — сказал Ахунов. — Ниточка в наших руках, а клубок, то бишь Натан Владимирович, далеко не укатится. Рано или поздно достанем. Хоть из-под земли... ...Не успел Владимир прийти с работы домой, как еще в коридоре услышал захлебывающийся телефонный звонок. Пришлось, не раздеваясь, пройти в зал. — Алло, слушаю, — поднял он трубку. На другом конце провода послышался тихий всхлип. — Говорите, я слушаю... — Это с вами говорит Светланина мама. — Здравствуйте, очень приятно. — Володя, понимаете ли, у нас несчастье...