На заднем дворе Донованов с ревом оживает газонокосилка и нарушает наше молчаливое состязание в гляделки. Тайер откашливается. — Во всяком случае, эта работа не так уж плоха, — говорит он и показывает рукой на обширную территорию с заросшей лужайкой Донованов. — Я люблю бывать на улице. Хотя все равно скучаю по Калифорнии. Чтобы добраться до дачи, нам приходилось какое-то время ехать по шоссе вдоль Тихоокеанского побережья. — Нам тоже, но это было сто лет назад, по дороге в Диснейленд на шестой день рождения Лорел, — признаюсь я. Внезапно меня охватывают воспоминания: вот я с двумя косичками болтаю коротенькими ножками, сидя на прохладном кожаном сиденье нашего старенького седана «ауди»; Лорел прижимается к стеклу, ища на номерных знаках букву «р» по условиям нашей игры. Хоть я и нахожу нужную букву, но ничего не говорю. Я позволяю ей выиграть. Так было, когда мы еще любили друг друга. Я гляжу на Тайера. — Мы с папой заезжали в Гилрой… — Чесночную столицу мира! — смеясь, договаривает Тайер и проводит рукой по волосам, убирая их с потного лба. — Мы тоже там останавливались. Но это того стоило. Я смотрю на него и гадаю, серьезно ли он сейчас говорит. — Мы были готовы убить папу, — продолжаю я. — Нам с Лорел не терпелось увидеть принцессу Жасмин во плоти, а он решил остановиться ради вонючего чеснока! — Я морщусь. — Фу, а ты пробовал чесночное мороженое? — Конечно. — Он пожимает плечами, будто я какая-то чудачка. — Как можно не попробовать? — Легко, — отвечаю я, — очень-очень легко. И мы оба смеемся. Затем Тайер скрещивает руки на груди. — Знаешь, Саттон, а ты не такая требовательная, какой хочешь казаться. — Он хмурится, будто что-то обдумывает, а потом кивает. — Готов поспорить, при определенных обстоятельствах ты становишься рискованной девушкой, которая считает, что чесночное мороженое — для слабаков. Я знаю, что это всего лишь комплимент, но все равно вздрагиваю. С самого детства во мне сидит глубинный страх, что, раз я приемная, то всегда буду на втором месте, а поэтому порой начинаю чего-то требовать — так я пытаюсь узнать, насколько сильно могу надавить на людей и как они в действительности ко мне относятся. Странно, что Тайер сразу это понял, вникнул в суть. Никто ведь никогда об этом не догадывался. — Я могу быть очень рискованной, — признаюсь я. — Но не настолько, чтобы есть чесночное мороженое. У каждого есть свой предел. — Тогда какое мороженое ты бы съела? — интересуется Тайер. — С перцем чили? — Почему нет? — Я пожимаю плечами. — Я люблю острое. — А как насчет мисо? — Определенно. Я обожаю суши. А как насчет прошутто? — Я указываю на него. — Ветчина? — Он морщится. — Не уверен. Я делаю вид, что потрясена. — Неужели я смогла вывести из себя невозмутимого Тайера Вегу? — Возможно, — говорит Тайер, и мы хихикаем. Внезапно меня осеняет: стоять на дорожке у Донованов и болтать с Тайером, как с обычным парнем… кажется мне таким нормальным и естественным. Более того, веселым. Меня переполняет какое-то восторженное ощущение, которое трудно не заметить. Но тут вмешивается мой внутренний голос, произносящий очень громко: «Это всего лишь розыгрыш. И ничего больше». Неожиданно замолкнув, я выпрямляюсь, поправляю на бедрах шорты и откашливаюсь. — Ладно, мне пора. — Не будем заставлять твою обожающую публику ждать, — подкалывает Тайер. Я закусываю губу. — Не будем. — Мой взгляд снова скользит по его гибкому телу. — Смотри не перетрудись. — Постараюсь, — заверяет он. — Значит, увидимся позже. Я вскидываю брови, а сама чувствую, как в груди подскакивает сердце. — Позже? Он кивает. — Я встречаюсь с Лорел. Ну конечно. — Здорово, — говорю я. Я уже собираюсь, развернувшись, отправиться домой, как Тайер тянется ко мне и кладет руку на мое предплечье. От его прикосновения меня всю охватывает трепет. — Берегись, — предупреждает он, указывая на грабли, на которые я чуть не наступила. — Точно. Я восстанавливаю равновесие, но мне вдруг кажется, что под словом «берегись» он подразумевал что-то еще. «Берегись, Саттон. Ты увязла по самые уши». ДЗЕН И СЕЙЧАС — И… дышим… Вечер вторника. По студии расхаживает Алексис, моя любимая инструктор в «Прана Йога». Ее ноги с аккуратным педикюром бесшумно ступают по гладкому полу из светлого бамбука. С каждым шагом тихо постукивает серебряное колечко на третьем пальце, но его практически заглушает дыхание Уджайи, которое с пыхтением выполняет Шарлотта. На йогу ее действия не слишком походят, так что мне стоит больших усилий не ущипнуть ее, чтобы она успокоилась. «Ом, — напоминаю я себе. — Дыши». Сосредотачиваюсь на звуках от кольца Алексис, ритмично отстукивающего азбуку Морзе, и направляю всю энергию внутрь. Если мне удастся очистить разум, может, тогда я смогу перестать думать о ленивой улыбке Тайера. Или том, как он прикоснулся к моей руке, когда я вчера уходила со двора Донованов. Или как он сказал «берегись», будто это слово что-то значило. Или том, что прошлой ночью я спала в обнимку со Скуби, а, проснувшись в два часа ночи и не обнаружив его рядом, даже испугалась. Хотя он всего лишь упал на пол. Сколько мне вообще лет? Разве я не перестала спать с игрушками еще в трехлетнем возрасте? Я сгибаю правую ногу так, что бедро оказывается практически параллельно полу, и опускаюсь ниже в попытке расслабить мышцы. В этот миг Алексис аккуратно поправляет мою вытянутую вперед руку. — Должна быть одна прямая линия, — напоминает она мне и кивает, когда я чуть меняю положение. Потом скользит взглядом по позе Мэделин — конечно же, идеальной, как у истинной балерины, — и ее песочного цвета кучеряшки подпрыгивают. — Из чатуранги переходим в позу собаки мордой вверх, — произносит нараспев Алексис. Ее голос звучит тихо и гипнотически, подобно шуршащим по гравию шинам. Мэделин слева от меня грациозно вытягивается в планку, а Шарлотта справа с хрюканьем встает в позу. Потом мы переходим в положение собаки мордой вниз, после чего встаем, стряхиваем мышцы и тащим наши коврики к стене для стойки на голове. — Помним, что стойка на голове, как и все перевернутые позы, способствуют ясности сознания. Смене ракурса, — говорит Алексис. Она опускается на колени и зажигает несколько эвкалиптовых свечей, а потом встает и гасит верхний свет. Студия погружается в мягкое сияние, от свечей исходит тонкий аромат свежести. Ясность сознания. Смена ракурса. То, что нужно. Мне они точно пригодятся. Вчера Тайер так и не пришел к Лорел. Но хуже всего то, что я это заметила. И мне было не все равно. Что со мной такое? Мне ведь не может по-настоящему нравиться Тайер, да? И, конечно же, я не могу с ним встречаться. У меня же есть репутация. И все же, когда я думаю о вчерашнем дне, о прикосновении его кожи, о том, как мы перебрасывались шутками и как легко я чувствовала себя рядом с ним, по моему телу пробегает дрожь. Это абсолютно ненормально. И остается только одно. Нужно отменить розыгрыш, спрятать свои чувства как можно глубже, пока они не переросли во что-то большее, и забыть обо всем этом безумии. Я с силой вжимаю кулаки в пол и посылаю всю силу в ноги, представляя, как они выстреливают вверх. Но перед глазами снова возникает лицо Тайера. Я вздрагиваю, и мои ноги начинают трястись. Шарлотта с мягким стуком опускает ноги через голову и оказывается в позе плуга. Словно прочитав мои мысли, она шепчет: