— Ты уверена, что все хорошо? — тихо спрашивает он. — Да, я в порядке, — поморщившись, отвечаю я. — Я не о порезе, — говорит он. — А о… твоем сне. Который не дает тебе уснуть. Ты кажешься… — Он замолкает не в силах подобрать слова. — Мне снилась моя мама, — внезапно выдаю я. — Моя настоящая мама. Ты же знаешь, что я приемная, да? — Да. Если Тайер и видит, как я нервничаю, то ничего не говорит. Он лишь отрывает защитную бумагу с большого пластыря и приклеивает его поверх пореза. Потом сжимает мою ладонь в кулак и накрывает своей, чтобы рана перестала кровоточить. Сильное прикосновение его руки меня успокаивает, и я продолжаю: — Такое иногда случается — она снится мне. И каждый раз я просыпаюсь. Хотя мне снится не совсем она, то есть я не знаю наверняка. Потому что у меня не сохранилось о ней воспоминаний. Удочерение было анонимным, так что мои родители, Мерсеры, об этом не говорили. На мгновение в кухне повисает тишина, помимо нашего с Тайером дыхания слышно только тихое гудение кондиционера. Когда проходит еще несколько секунд, а Тайер так ничего и не говорит, я начинаю паниковать. Может, я сказала лишнего. Может, он не хочет слышать о моих дурацких снах или беспокойствах по поводу настоящих родителей. Мне и самой не нравится обо всем этом думать. Я даже не пишу о своих чувствах в дневнике. Но тут Тайер крепче сжимает мою руку. — Тебе должно быть тяжело, — просто говорит он. Меня захлестывает буря эмоций. Лучше и не скажешь — по сути, это единственное, что тут можно сказать. — Ты надеешься когда-нибудь с ней встретиться? — спрашивает Тайер. Я задумываюсь над его словами. Как ни странно, но меня никто об этом никогда не спрашивал. — Думаю, да. Конечно, какая-то часть меня очень зла на нее — наверное, такое испытывают все приемные дети. Мне хочется знать, почему она бросила меня, почему не смогла оставить. — Может, у нее на то была веская причина. — Может быть, — киваю я. — Ну и кроме того, я просто хотела бы ее увидеть. Поговорить. Узнать вообще, есть ли у нас что-то общее. Я вдруг чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Ужасно смутившись, с трудом сглатываю. Ни за что не стану плакать перед Тайером. Я с преувеличенной небрежностью пожимаю плечами. — Все это неважно. Ты хотел знать, что мне снилось, я ответила. — Спасибо, что рассказала, — говорит Тайер. А потом вздыхает. — На самом деле, я тоже плохо сплю. — Почему? — В основном бессонница. А раньше я ходил во сне, — робко признается он. — Это жутко пугало моих родителей. — И что ты делал? Он смеется. — Однажды они спустились вниз и обнаружили меня в комнате отдыха. Я сидел на диване с пультом в руке, а по телевизору шла какая-то реклама. — И ты этого не помнишь? Он мотает головой. — Не-а. Я крепко спал. Я шлепаю его по руке. — Им еще повезло, что ты ничего не заказал. А то бы была у них куча пледов. — Или сигнализаций, — шутит он. — Или инфракрасных фонариков, которые показывают на ковре, где написала твоя кошка или собака, — добавляю я. Мы оба прыскаем от смеха, и я благодарна Тайеру за то, что он сменил тему и разрядил обстановку. Когда он убирает руку, я вдруг понимаю, как мне не хватает ее тепла. — А в каком самом странном месте ты просыпался? — спрашиваю я. — В ванной с включенной водой, — не задумываясь, отвечает он. — Мне тогда была двенадцать. Мои родители просто взбесились, потому что однажды я мог так утонуть. Папа пригрозил, что отведет меня к специалисту по сну, где мне проведут ряд анализов. Ну, когда к тебе подключают электроды и наблюдают за тобой по монитору, словно ты подопытная крыса. Я не согласился. — Его глаза мрачнеют. — Он был очень-очень зол. — Он беспокоился, — тактично замечаю я. Тайер усмехается. — Я так не думаю. Я больше ничего не говорю, хотя понимаю, на что Тайер намекает. Тот раз, когда мистер Вега сорвался на Мэделин из-за того, что она ходила по району босиком. Его волновало не то, что она могла наступить на что-то острое, а что подумают соседи. Нет, я не утверждаю, будто он не беспокоился о том, что Тайер мог утонуть в ванной. Мне просто непонятно, чем вызван его гнев: дополнительной сложностью, раздражением или чудаковатостью. — Родители бывают странными, да? — тихо говорю я. Тайер кивает. — Это точно. Мы смотрим друг на друга, словно между нами устанавливается некое понимание. Я хочу потянуться к нему, провести рукой по его острым скулам, вернуть его взгляд на себя. Или хотя бы взять его ладонь и крепко сжать. Но тут же понимаю, что боюсь. А вдруг он отшатнется? Вдруг рассмеется? — Так ты до сих пор ходишь во сне? — спрашиваю я. — Нет. — Он качает головой. — Наверное, я вырос. Хотя мне по-прежнему снятся тревожные сны. Самый частый: я прихожу в школу и оказываюсь в одном нижнем белье. — Это классика. — Тебе тоже такое снится? — спрашивает он. — Нет, — я мотаю головой. — У меня повторяется другой сон. — О чем? «О тебе», — чуть не говорю я, но вовремя осекаюсь. Тайер смотрит на меня так, словно читает мои мысли. Внезапно он обвивает мой стул ногой и пододвигает к себе. Я невольно охаю, но ничего не говорю и, конечно же, не отстраняюсь. Мы настолько близки сейчас, что меня буквально обволакивает его чистый травянистый запах. Я гляжу на него, а он смотрит на меня. В ушах шумит — возможно, это звук бегущей по венам крови. Я с трудом беру себя в руки. — Идешь завтра на вечеринку Ниши? — небрежно спрашиваю я. На какой-то миг на лице Тайера мелькает удивление, будто он не ожидал этого вопроса. — Не знаю. Наверное. А почему… Ты хочешь, чтобы я пошел? Я открываю рот, а потом закрываю. Конечно, хочу. Но ужасно боюсь сказать об этом вслух, потому что могу показаться глупой. — Мне в принципе все равно, — беспечно говорю я, хотя в конце мой голос срывается. — Но думаю, моей сестре не все равно. Мне кажется, она влюблена в тебя. — Я выгибаю бровь и жду его реакции, чтобы понять, отвечает ли он ей взаимностью. Но Тайер даже не вздрагивает. На его красивом лице медленно расцветает улыбка. Он склоняет ко мне голову так, что мы практически дышим одним воздухом. — Ты правда хочешь сейчас говорить о Лорел? — шепчет он. От потрясения у меня отвисает челюсть. — Хм, — отвечаю я, и в следующую секунду мой мозг отключается. Он хочет меня поцеловать? Его самоуверенность опьяняет. Я отвожу взгляд, сердце молотом стучит о ребра. Тайер протягивает ко мне руку и откидывает волосы с моего плеча. — Хм, — передразнивает он, разворачивая мое лицо к себе. Значит, поцелуй все-таки будет. Я прикрываю глаза и тянусь к нему.